Великая русская буржуазная революция глазами очевидца
Шрифт:
Родители людей моего поколения жили в рабовладельческой империи. В любой момент они могли стать рабами со всеми вытекающими из этого последствиями для них и их близких. Моих родителей эта чаша миновала. Многих других – нет. Все это в генетической памяти народа.
Я и люди моего возраста жили и работали в условиях крепостного права в абсолютной феодальной монархии. Конечно, тогда мы так не формулировали. Но мы жили и работали в условиях барщины. Это было нормальной практикой феодального делового оборота. Так же позднее в условиях конституционной монархии и разрешения частного предпринимательства нормальной практикой феодального делового оборота стало взимание оброка с частных предпринимателей и других жителей страны за пользование государственной (феодальной) собственностью и ресурсами, за занятия отхожим промыслом,
Эти соображения важны с двух точек зрения. Во-первых, для нахождения правильных структурных аналогий в истории, в т. ч. зарубежной. Что нам делать сейчас: слушать советы МВФ, Всемирного банка и специалистов по госуправлению и реформам в современной Америке, Германии, Франции? А может быть, посмотреть на опыт реформ госуправления и экономики Франции Наполеона Бонапарта и внимательно изучить, что произошло в Европе в период с 1830 по 1848 гг.? Ведь вообще-то есть забавная нумерология: Великая французская буржуазная революция случилась в 1789 году. Наполеоновская империя была объявлена в 1799 г. Реставрация Бурбонов – в 1815 г. Второй этап буржуазно-демократических революций в Европе – 1830–1848 гг. В этом есть логика и исторический смысл. Похоже, недаром Моисей 40 лет водил народ по Синайской пустыне: должны были естественным путем уйти люди, которые помнили свое рабство в Египте, должно было родиться и вырасти поколение свободных людей. Т. е. для создания социальной базы нового общественного строя (в нашем случае – появление критической массы третьего сословия), укоренения новых отношений собственности, появления управленческих элит, приверженных новым формам госуправления и управления экономикой, первоначального накопления капитала нужна смена двух поколений.
Великая русская буржуазная революция произошла в 1989 году. Окончательная победа капитализма, формирование критической массы предпринимательского класса, третьего сословия, реальной системы народного представительства, если, конечно, не произойдет чего-то экстраординарного (природный катаклизм вселенского масштаба, III мировая война, нашествие инопланетян и т. п.), должны датироваться, пользуясь структурной исторической аналогией, периодом 2030–2050 гг.
Некритически руководствоваться на этом временном отрезке истории России рецептами из жизни США, Англии, Франции, Германии XXI века – странно и, похоже, ненаучно, непродуктивно. Другая социальная структура общества, другое соотношение государственной и частной собственности, другой объем и распределение финансовых ресурсов, капитала по владельцам, другая психология общества и другая восприимчивость граждан к реформам и изменениям и, как следствие, их результативность.
Во-вторых, правильные ответы на три первых вопроса совершенно по-другому подводят нас к ответу на четвертый вопрос о коррупции.
Вспомним две плохие новости, следующие из определения коррупции:
1. Наносится ущерб рыночной экономике, нарушаются правила честной капиталистической конкуренции.
Но в государственном секторе страны нет рыночной капиталистической экономики. Там феодальное хозяйство, основанное на государственной, а не частной собственности, которое получает доход с помощью барщины и оброка. Оброк может взиматься за пользование государственным (феодальным) ресурсом (актив, контракт, разрешение и пр.). Причем основная конкуренция идет по размеру оброчного платежа. В этом отношении все честно.
2. Обществу и государству нанесен экономический ущерб. Критерий оценки ущерба – предложения конкурентов.
Формально требования к решению (техническое задание, регламент принятия решения, требования действующего законодательства) феодальный сотрудник выполняет. Грубо уже давно не работают. В конкурентных предложениях всегда находятся формальные отличия, обосновывающие выбор. Понятие упущенной выгоды в госсфере (да и вообще в российской юридической практике) практически отсутствует или очень-очень трудно доказуемо.
Общественный и государственный интерес (в том числе экономический) определяется вышестоящим начальником. Если при этом твердо и последовательно выполняется ленный
Претензии возможны следующие:
• «не по чину берет». Нижестоящий начальник оставляет у себя больше, чем оговорено в ленном договоре, меньше, чем положено, отправляет в королевскую казну, не выполняет или заметно плохо выполняет то, на что ему выделены деньги из государственной казны, присваивая себе непропорциональную их часть;
• наносит своими действиями ущерб интересам более сильного феодала, который ближе находится к государю и может влиять на его кадровые решения.
Претензии может предъявить только реальный, истинный владелец и распорядитель государственной, общественной собственности и блюститель государственных интересов.
Следует честно признать, что не существует собственности, не принадлежащей на правах владения и распоряжения (или только распоряжения) конкретному физическому лицу. Общественная, общенародная собственность в ее советском и нынешнем российском изводе – это фигура речи, обман населения.
В феодальной монархии владельцем и конечным распорядителем собственности, не зафиксированной как частная (т. е. государственной), является монарх. Российский царь Николай II в 1913 году во время последней переписи населения Российской империи, заполняя переписной лист, в графе «профессия» написал: «Хозяин земли русской». Советские пропагандисты потешались и издевались над ним впоследствии. Но человек написал истинную правду – и юридическую, и распорядительно-управленческую. Точно так же личная скромность Сталина в быту объясняется очень просто. Ему не нужно было показное потребление. Он и так фактически владел всем Советским Союзом. Если следовать этой логике (а другая не просматривается), то претензии сотрудникам госаппарата по поводу госсобственности может предъявлять только В.В. Путин. У моей родственницы Лены, у меня и у всех моих знакомых нет на руках должных документов, подтверждающих наше право на государственную, общественную, общенародную собственность. Странная получается ситуация. Похоже, все, что называется борьбой с коррупцией, – это не наша война. Мы не имеем права в ней участвовать, у нас ничего нашего не забрали, мы не можем никак воспользоваться плодами победы, потому что, даже если что-то вернут в госбюджет, это снова не наше. Позиция логичная, но ощущение от этой правильной логики какое-то нехорошее: то ли стыдно, то ли обидно, то ли нерадостно от безысходности. Ну и что с того, что словом «коррупция» мы называем взимание оброка, т. е. то, что является нормальной практикой феодального делового оборота? Ну и что с того, что понимание феодальной нормальности этой практики объясняет ее широкое распространение, а главное – наше отношение к ней, когда в целом вроде не одобряем, но почти каждый для себя не видит в ее реальных проявлениях ничего страшного, а, наоборот, хвалит себя в случае успеха? Запомним это неприятное чувство. Разберемся с ним чуть позже.
Пока одно замечание. Когда я обсуждал эту логическую последовательность тезисов и выводы о коррупции с людьми из разных социальных и профессиональных групп, занимающих разное положение в обществе, реакция у многих была примерно такой: «Складно врешь. Логически и фактически вроде бы все правильно, но финальный вывод?.. Ну, назвал ты коррупцию взиманием оброка и нормальной практикой феодального делового оборота. Ну, доказал ты нам, что у нас не капитализм, а феодальная монархия с 20–25%-й долей частной собственности и частного бизнеса? Это ведь просто изменение названий. Оказалось просто, что врага зовут не Петров, а Иванов, но он ведь все равно нехороший человек и гнобит нас всех».
На это приходилось отвечать следующим образом: «Вот сидите вы дома, пьете чай, а Иванов вас гнобит. Вы злитесь, выбегаете на улицу, кричите: «Петров!» Прибегает Петров. Вы набрасываетесь на него, бьете. Петров теряет сознание, его увозят в реанимацию. Вы довольный возвращаетесь домой, садитесь пить чай, а Иванов опять вас гнобит. Вы совсем свирепеете, идете на улицу, кричите: «Петров!», Петрова привозят на носилках из реанимации. Вы набрасываетесь на Петрова, добиваете его, Петров умирает. Вы довольный садитесь дома пить чай, а Иванов продолжает как ни в чем не бывало гнобить вас. Вы звереете окончательно, бежите на улицу, кричите: «Сидоров!» Приходит Сидоров, и все продолжается по кругу».