Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Шрифт:
Леонтий Михайлович Матиясевич (1917 г. рождения, Москва, ветеран Великой Отечественной войны, инженер-полковник в отставке, кандидат технических наук, научный сотрудник Центрального дома авиации и космонавтики).
Наше знакомство состоялось тоже по телефону. Леонтий Михайлович, прочитав мою книгу, позвонил в издательство и попросил передать мне номер его телефона для разговора о книге. Я позвонил ему, мы долго разговаривали. Он сказал, что для него, человека, видевшего войну с ее первых минут вблизи границы, моя книга очень интересна и что главное в ней – поиск истины, а не подыгрывание какой-то существующей концепции начала войны.
Я сказал ему, что считаю свидетельства очевидцев первого дня войны историческими документами (а свидетельства тех из них, кто находился вблизи границы, – вдвойне важными документами) и что делаю все, чтобы собрать их. Он начал мне рассказывать о том, как 22 июня 1941 г. начиналась война под Белостоком. Я записывал, но вдруг он сказал мне: «Не надо записывать, я подарю вам журнал с моей статьей на эту тему». Мы встретились в Центральном доме авиации и космонавтики, где он работает,
Ниже с позволения автора приведены выдержки из нее.
…Возникает вопрос: а, вообще, правомерно ли было в июне 1941 года бояться, что осуществление каких-либо, хотя бы элементарных оборонительных мер, необходимых для отражения внезапного нападения, могло явиться провокацией войны? Определенный ответ на этот вопрос дают события накануне войны, в которых мне, в то время студенту Московского института инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии, пришлось участвовать.
В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР в конце марта 1941 г. нас сняли с учебы, и уже 4 апреля мы выехали в город Белосток. Получив там новенькие геодезические инструменты и задания, разъехались по своим объектам в Западной Белоруссии. Официально у нас был 12-часовой рабочий день без выходных. В сжатые сроки была завершена съемка, привязан к местности проект стационарного аэродрома и началось его строительство. Работали в три смены; были завершены земляные работы, производилась укладка бетона во взлетно-посадочную полосу, рулежные дорожки и стоянки самолетов <…>.
Итак, в непосредственной близости от границ велось массовое строительство стационарных аэродромов (всего в Западной Белоруссии и Западной Украине планировалось построить 190 аэродромов); важнейшие объекты наших приграничных областей систематически фотографировались воздушными разведчиками; наше строительство у границ было хорошо известно, за ним велось наблюдение. Спрашивается, чем же еще в большей степени, чем этим «оборонительным» строительством и массами войск в приграничных областях, можно было провоцировать войну? (Если же немцы были проинформированы об этом советской стороной – всё нормально. – А. О.)
… Вечером 21 июня 1941 года, вернувшись с работы, я присел рядом с дедом – главой большой белорусской семьи, в доме которой, недалеко от границы с Восточной Пруссией, мы жили. Дед спросил: «Товарищ Лёня, а не будет ли войны с немцем?» Мой ответ был примерно таким: «Мы на немцев нападать не собираемся, Гитлер побоится напасть на нас».
На рассвете 22 июня проснулся под удаленный гул артиллерийской стрельбы. Вдалеке шли группами двухмоторные самолеты, похожие на появившиеся недавно у нас бомбардировщики, вокруг них вспыхивали разрывы снарядов. Решил – начались большие маневры, о которых писали в газетах. Но когда по дороге в штаб стройки, на которой работал, мимо меня на высоте 20–30 метров пролетела пара остроносых истребителей, похожих на новые МИГ-1, удивило: на маневрах бывают «синие» и «красные», но зачем на фюзеляже крест, а на хвостовом оперении свастика? Подлетая к штабу, они дали очередь из пулеметов, появились раненые. Радио у нас не было, проводную связь ночью кто-то обрезал, и мы гадали – что это, пограничный инцидент, или началась война?..
Рассказав о том, что увидел лично 22 июня 1941 г., Леонтий Михайлович анализирует существующие объяснения происшедшей в этот день катастрофы Красной Армии и всей страны:
Сегодня наиболее распространены две точки зрения (версии), объясняющие причины случившегося; возможна и третья, менее известная версия.
Первая – Сталин и партийно-государственное руководство всё делали для обороны страны и не приняли необходимые меры для отражения ожидавшегося нападения из-за боязни спровоцировать этим Гитлера на развязывание войны.
Вторая – Сталин и партийно-государственное руководство готовились не к обороне, а к нападению на Германию, но не успели его осуществить.
Третья – корни всего происшедшего кроются в событиях августа – сентября 1939 года <…>.
Можно предположить: впечатляющие успехи в расширении базы социализма, легко достигнутые в результате соглашений с Гитлером в 1939 г., предложение его о присоединении к «Тройственному пакту», сулившее нам новые выгоды, заинтересованность Германии в наших поставках и, наконец, серьезная опасность для нее – ведения войны на два фронта – все это оказалось столь убедительными аргументами для Сталина, что он просто не мог поверить в то, что Гитлер еще в 1941 году, не завершив войну с Англией, предпримет нападение на нас.
Конечно, это только предположение, но реальностью является полученный нами исторический урок: выбирать в качестве союзников и друзей государства, руководимые агрессивно настроенными, исповедующими человеконенавистнические, фанатические идеи людьми, даже если это дает существенные сиюминутные выгоды, не только аморально, но и чрезвычайно опасно для страны.
Анализ и выводы уважаемого ветерана весьма близки новой гипотезе начала войны, высказанной в «Великой тайне…»
Евгений Петрович Соловьев (Москва, 1915 года рождения, ветеран Великой Отечественной войны, ветеран Балтийского флота, пенсионер)
С Евгением Петровичем я разговаривал всего лишь один раз по телефону и попросил его рассказать о самых важных впечатлениях первого дня войны. Вот его короткий рассказ:
22 июня 1941 г. я служил в Таллинне в штабе Балтийского флота. Корабли были, как говорят моряки, «на товсь», то есть в боевой готовности, даже их двигатели были запущены, но мы находились не на казарменном положении. Поскольку был выходной день, мы даже пошли в купальню, а потом в ресторан.
На рейде стояли немецкие суда, на них катерами и шлюпками перевозили собранных
Налет вражеской авиации начался к вечеру. Бомбили стоянку наших боевых кораблей, но повреждений почему-то не было. Мы посчитали, что причиной этого была отличная работа наших средств ПВО, но потом оказалось, что с самолетов бросали не бомбы, а магнитные мины.
Это очень похоже на то, что происходило в тот же день в Севастополе и Очакове, – советские корабли почему-то не бомбили, пользуясь внезапностью нападения, а якобы блокировали в местах стоянок установкой магнитных мин, да еще неизвестно когда взрывающихся. Именно поэтому в первый день войны в советском ВМФ не было потерь, которые появились уже на следующий день. Вот и разберитесь, уважаемые читатели, чьи самолеты скорее могли так поступить – немецкие или английские?
Александр Михеевич Рязанцев (Москва, 1918 года рождения, ветеран Великой Отечественной войны, пенсионер):
Работал 54 года в НПО (ныне ОАО) «Фазотрон-НИИР» – с 1954 г. Воевал в Действующей Армии всю Великую Отечественную войну с первого по последний день. 22 июня 1941 г. был младшим политруком штабной батареи 1425 (?) отдельного артполка БМ (большой мощности), базировавшегося в г. Новоград-Волынском, куда прибыл в середине мая 1941 г. после окончания Горьковского военно-политического училища им. Фрунзе.
На рассвете 22 июня 1941 г. наш полк подняли по боевой тревоге. Полк был вооружен старыми английскими 203-миллиметровыми орудиями «Мидель», в штабной батарее была лишь одна 76-миллиметровая пушка – учебная. Кто-то сказал, что на железнодорожной станции стоит эшелон с новенькими 76-миллиметровыми пушками. Пошли, сняли с платформ эшелона 12 пушек, прицепили их к автомашинам ГАЗ-АА и двинулись к фронту пешком следом за пехотным полком. В 12.00 появились пять самолетов с красными звездами на крыльях. Все обрадовались, даже зааплодировали. А самолеты зашли в хвост колонне и два раза прошлись над ней, швыряя бомбы (осколочные) и поливая из пулеметов. В колонне уцелело очень мало бойцов. Пушки же почти не пострадали.
Утром 23 июня пришли в Луцк. [67] Дали снаряды, начали оборонять Луцк от немцев. Полуторки регулярно подвозили снаряды. Однако через два дня машины вдруг вернулись пустыми, и шофера объяснили, что склад захватили немцы, неизвестно откуда появившиеся в нашем тылу (посчитали, что это немецкий десант).
Неожиданно Луцк тоже почему-то оказался в окружении. Началось отступление, все перемешалось. Встретился полковник Козлов из другой части, который собрал целую часть из отступающих. Сильно бились, потом Козлов дал команду разбиться на мелкие группы и выходить к своим. Наконец просочились к своим…
Так началась моя долгая война. [68]
67
Луцк – железнодорожная станция, расположенная в 200 км от Новоград-Волынского. Судя по всему, полк БМ, в котором служил А. М. Рязанцев, входил в состав Новоград-Волынского укрепрайона, а потом был приписан к располагавшемуся там же 9-му мехкорпусу Рокоссовского.
68
К великому сожалению всех, кто знал этого прекрасного человека, в марте 2009 г. А. М. Рязанцев умер.
Марк Маркович Зильберман (г. Рязань, инженер-физик, член-корреспондент АЭН, кандидат технических наук, 1930 г. рождения, уроженец г. Новоград-Волынский):
Когда началась война, наша семья жила в г. Новоград-Волынский. Мой отец служил военным врачом в 9-м мехкорпусе, которым командовал генерал-майор Рокоссовский, впоследствии Маршал Советского Союза. 23 (или 24) июня 1941 г. была объявлена воздушная тревога, но вдруг над городом появились самолеты с красными звездами. Мы очень обрадовались и даже не стали залезать в подпол, который отец открыл в ожидании налета немецких самолетов. Однако краснозвездные самолеты вдруг стали снижаться и начали строчить из пулеметов (было хорошо слышно, как пули со звоном отскакивают от булыжной мостовой) и кидать бомбы. Одна из них попала в соседний дом, взрывной волной меня снесло в открытый подпол, и я очень больно ударился.
Чтобы отогнать налетевшие немецкие самолеты, поднялись наши самолеты, но они летали гораздо медленнее, и немцы стали их сбивать.
Так и осталось для меня на всю жизнь загадкой – почему самолеты с красными звездами бомбили советский город и сбивали советские самолеты.
По совпадению воспоминания А. М. Рязанцева и М. М. Зильбермана относятся к одному городку – Новоград-Волынскому, что увеличивает достоверность описанных ими случаев бомбардировки советского города и воинских частей немецкими самолетами с красными звездами. Наиболее вероятная причина этих бомбежек – расположение в непосредственной близости от этого городка Новоград-Волынского укрепрайона, построенного до 1938 г. Этот укреп-район в отличие от многих других не был демонтирован и состоял из несколько сотен долговременных оборонительных сооружений с установленным пушечным вооружением. Пулеметы и боеприпасы хранились на складах. Все это могло создать большие трудности для продвижения немецких войск, в частности танковой группы Клейста.
А вот почему этот городок бомбили немецкие самолеты с красными звездами? Мой ответ известен: потому что это были немецкие самолеты, которые по договоренности перелетели 20–21 июня 1941 г. границу, на приграничном аэродроме у них были закрашены кресты и свастики и нанесены красные звезды для того, чтобы продолжить полет над СССР в сторону Ближнего Востока. Очень хотелось бы услышать объяснение новоград-волынского феномена из уст профессиональных историков, не признающих новую гипотезу начала войны.