Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Шрифт:
Второй вариант: цель была не одиночная, приближалась значительная группа самолетов, распознанных средствами ВНОС как чужие. Вполне возможно, что это была группа немецких самолетов, летевших по договоренности высшего руководства Германии и СССР к Ираку, и либо они сбились с согласованного маршрута, либо о них не успели предупредить недавно прибывших зенитчиков 19-й армии.
Абсолютно достоверная информация о начале войны
(по докладам военной контрразведки)
Правда о начале и первых днях войны в нашей стране тщательно скрывалась – как сами факты катастрофических потерь, так и их причины. Долгие годы она была одной
Газетные публикации и радиосообщения тех лет были весьма идеологизированными, и по вполне понятным причинам они содержат минимум информации о наших поражениях и потерях первых дней войны. Личная переписка в годы войны перлюстрировалась, при этом любые сообщения о наших неудачах и потерях, а тем более обстоятельствах, при которых они происходили, беспощадно вымарывалась военными цензорами. Личные дневники в годы войны в Действующей армии вести запрещалось, журналы боевых действий частей и соединений и другие архивные материалы о войне долгие годы оставались недоступными, а в отношении первых дней войны в них и записывалось далеко не все. Записи возле высшего руководства вести запрещалось.
Да и в первые годы после войны писать о ней разрешалось только литераторам.
Маршал Василевский вспоминал:
Первые мемуары о войне были написаны вскоре после ее окончания. Я хорошо помню два сборника воспоминаний, подготовленных Воениздатом, – «Штурм Берлина» и «От Сталинграда до Вены» (о героическом пути двадцать четвертой армии). Но оба эти труда не получили одобрения И. В. Сталина.
И это несмотря на то, что в них рассказывалось о периоде наших наступлений и побед в войне, а не поражений и отступлений. Сталин как-то обронил фразу, что мемуары о Великой Отечественной войне писать надо не раньше, чем через тридцать лет. Поэтому при его жизни мемуары участников войны не публиковались (не считая нескольких художественных произведений автобиографического характера, почему-то, в основном, партизанских вожаков).
Публикации мемуаров, в первую очередь крупных военачальников, начались с 1960 г. C 1965 г., после объявления Дня Победы государственным праздником, количество издаваемых мемуаров резко увеличилось, а после выхода в 1969-м книги маршала Жукова «Воспоминания и размышления» пошел целый поток воспоминаний о войне. Однако редакционная цензура довольно жестко держала их в рамках официальной версии начала войны. Возможно, поэтому многие из наших полководцев не написали своих мемуаров, не желая искажать правду или скрывать ее. Не случайно категорически отказался это сделать человек, знавший о начале войны больше всех, – маршал Тимошенко, который 22 июня 1941 г. был наркомом обороны СССР. Маршал Конев начал свои воспоминания сразу с 1943 г. Из воспоминаний маршала Рокоссовского были выброшены самые интересные детали и подробности начала войны, которые появились лишь в издании 2002 г., и т. д.
Ко всему прочему важнейшие аспекты предвоенной политики СССР, в частности его отношения с Германией, много лет были засекречены. Так, например, всегда отрицалось наличие секретных протоколов к договорам о ненападении от 23 августа 1939 г. и о дружбе и границе от 28 сентября того же года, они были обнародованы лишь в 1989-м по требованию демократически избранного Верховного Совета СССР. К таким же неафишируемым аспектам отношений СССР и Германии относились все виды их военного, экономического и политического сотрудничества в тот период. Что уж говорить о документах,
Однако оказалось, что есть колоссальный источник абсолютно достоверной информации о первых днях войны – доклады военной контрразведки: Третьего управления НКО и Третьих отделов фронтов, армий, корпусов и дивизий Действующей армии. Их ввел в научный оборот известный историк Михаил Мельтюхов в своей работе «Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.)», опубликованной в сборнике М. Мельтюхова, А. Осокина, И. Пыхалова «Трагедия 1941. Причины катастрофы» [121, c. 5—98].
С согласия М. И. Мельтюхова ниже приводится ряд выдержек из этой работы с указанием страниц и моими комментариями и примечаниями.
Северо-Западный фронт (ПрибОВО)
…27 июня 1941 г. начальник 2-го отдела 3-го Управления НКО бригадный комиссар Авсеевич докладывал:
«Оборона объектов Двинского [Даугавпилсского] гарнизона не обеспечена; железнодорожные узлы, мосты и склады зенитными точками не прикрыты и остаются уязвимыми для авиации противника.
Оставшаяся истребительная эскадрилья 49-го авиаполка обеспечить охрану объектов от налетов противника не в состоянии.
Противник проявляет исключительное внимание к разрушению мостов, стремясь прервать источники обеспечения Двинского гарнизона с последующим его окружением.
Личный состав подразделений ПВО Двинска [Даугавпилса] не знает типы наших самолетов и, несмотря на хорошую видимость распознавательных знаков, подвергает их обстрелу, так 22 июня с. г. 6 самолетов «СБ» уходили с литовских аэродромов из-под удара противника через Двинск и были подвергнуты обстрелу, случайно не окончившемуся жертвами <… >. Такое же состояние противовоздушной обороны Великолукского аэродрома, где нет зенитных средств и истребительной авиации, хотя этот аэродром является узловым для транспортных самолетов…
Как указывалось в спецсообщении 3-го Управления НКО № 37738 от 14 июля 1941 г., «13-я, 127-я и 206-я авиабазы при паническом бегстве большинство запасов оставили на территории, занятой врагом, не уничтожив боевого имущества.
Командир 127-й авиабазы старший лейтенант Четыркин на площадке Груджай оставил врагу 5 144 авиабомбы (разных марок), 442 500 винтовочных и авиационных патрон и 10 пулеметов ШКАС. В Шауляе оставлено 18 вагонов авиабомб, 3 млн авиапатронов, несколько тонн бензина, продовольственные, вещевые и технические склады…»
Согласно донесению уполномоченного 3-го отдела 10-й смешанной авиадивизии Леонова от 27 июня… [c. 14] «Германские летчики одеты в гражданскую форму – в серые суконные мундиры однобортного фасона, брюки навыпуск того же качества, как и френч, без всяких эмблем и пуговиц военного образца, фуражки с большими кожаными наушниками, в гражданских шелковых рубашках, кожаных желтых ботинках с толстой подметкой. Поверх всего этого одеты в серые летные комбинезоны. Одежда, видимо, служит для укрытия в случае вынужденных посадок.
Из числа убитых германских летчиков один был поляк, взятый в плен один летчик также оказался поляком.
Такая же форма одежды была на летчике сбитого самолета близ Пинского аэродрома…»