Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– А её как звали?
– Не то Людочка, не то Любочка. Не расслышала я. Не взыщите-с! Но она тут и без него бывала-с.
– Одна?
– Нет-с! С мужчиной! С другим мужчиной! Раза два или три!
– Можете описать?
– Могу-с! Они собою очень видные были! Прямо принц заморский! И молодые ещё! С ихнего бы лица воду пить – до того хороши! И бурнус белый! Имени она их не называла. Они у нас без неё не бывали-с… Но, если б увидела, то узнала бы…
Романенко допил чай, поднялся и, поцеловав полную, пахнущую сдобой руку буфетчицы, сказал:
– Спасибо
Буфетчица залилась краской:
– Что вы, господин Романенко…
– До свидания, Полина! – Василь Васильич откланялся.
– Заходите-с! – проводила его буфетчица.
«Действительно, «Мечта»! – весело подумал Романенко, покинув ресторацию. – Чудная женщина…»
Улицы Москвы уже наполнились людьми. Ходили торговцы, держа на лотках свой нехитрый товар. То там, то здесь слышались призывные крики:
– Сигареты-папиросы!
– С пылу, с жару – на грош пару!
– Молока!
– Газеты, свежие газеты!
– Ешь, Москва, не жалко!
Василь Васильич покрутил ус и остановил извозчика.
– В Газетный! – велел он.
– Валяй-качай – даст барин на чай! – гаркнул ямщик, хлестнув лошадь.
В номерах по Газетному и Долгоруковскому переулкам, называемыми обывателями «Кавказом», в большом количестве жили актёры. А часто господа снимали эти номера на ночь или же несколько дней для «приятного времяпрепровождения». Здесь у Романенко тоже были свои люди, знавшие точно, кто и когда какой номер снимал. Отыскав их, Василь Васильич показал им фотокарточку убитого ростовщика, но агенты лишь покачали головами:
– Никогда не бывало здесь такого господина.
– Недели две назад не приезжал ли он с молоденькой девушкой?
– Мы бы знали, ваше благородие. Уж кто в этих-то целях здесь останавливается, мы знаем. Этого господина не было.
– А молодого красавца в белом бурнусе не бывало ли?
– Красавцев-то много… А так чтобы в белом бурнусе… Нет, тоже не было…
– Чих-мох, не дал Бог… – пробормотал Романенко, пряча фотокарточку. – Если вдруг такой появится, доносить немедленно.
Из «Кавказа» Василь Васильич отправился в полицию, где его уже дожидались несколько агентов, которых он ещё накануне вечером снарядил обойти часовые мастерские в поисках золотого бригета с брильянтом и инициалами «МЛ». По их лицам Романенко понял, что и здесь «не дал Бог». Ни в одной мастерской искомых часов обнаружено не было. Отпустив агентов, Романенко задумался. Вся эта история с Газетным переулком казалась ему чрезвычайно странной. Юная камелия, встречающаяся одновременно с двумя мужчинами, ни одного из которых не видели в месте её возможного проживания, при том, что доподлинно известно, что, по крайней мере, один её туда отвозил. Отвёз и уехал, не зайдя? Почему? Или же девушка живёт там не одна, и встречались они в другом месте? Или и вовсе не живёт она там? Тогда, тем более, зачем он отвозил её туда и почему не зашёл? Загадка… И кто этот – второй? От маленькой камелии мысли Василь Васильича перенеслись к неуловимому Рахманову и его пиршеству у Шипова. Вор пирует в Москве, ничего не боясь – это уж вызов больший, чем обман директора петербургского департамента, которому, положа руку на сердце, так и надо: нечего столь высокому сановнику с шулерами садиться…
Проработав, как обычно, допоздна, Романенко не отправился домой, а поехал в «Мечту». Ресторация уже закрывалась, и полная буфетчица уже сняла передник и пила чай перед тем, как уйти. Увидев входящего Василь Васильича, она покраснела:
– Ой… Это вы… Ах, как поздно-с! А я ведь ждала вас… Не хотите ли поужинать? У нас ещё кое-что осталось… Я согрею-с.
Грудь Полины высоко вздымалась: видно было, что она очень волнуется.
– Нет, Поля, ничего не нужно. Я нынче заглянул только для того, чтобы вас повидать…
Буфетчица улыбнулась, опустив глаза, и подошла к Романенко. Василь Васильич взял её горячую руку и поднёс к губам:
– Вы теперь домой, Поля?
– Да… – отрывисто отозвалась Полина. – Я недалеко живу-с…
– Позволите мне вас проводить? Поздно уж. Всякое быть может.
– Ой, только благодарна вам буду-с! – сказала буфетчица, и глаза её заблестели.
Жила Полина, в самом деле, недалеко. Всего в четверти часа ходьбы от ресторации. Дойдя до дома, она робко подняла большие карие глаза на Василь Васильича и предложила:
– Может быть, поднимитесь… ко мне? Чаю-с откушаете? Поглядите-с на моё житьё-бытьё?
– Если только это удобно, – откликнулся Романенко.
– Удобно-с… Я ведь одна живу… Только осторожно на лестнице. У нас темно-с…
На лестнице было не просто темно, но и вовсе ничего не видно. Ощупью Василь Васильич поднялся за Полиной на второй этаж и вошёл в маленькую квартиру. Буфетчица зажгла свет и аккуратно повесила свою мантилью и тулуп гостя.
– Чаю-с? – тихо спросила она. – Согреться?
– А разве нам холодно? – Романенко посмотрел на Полину игривыми глазами и, привлёкши её к себе, стал целовать в подрагивающие полные губы.
– Какие-с вы горячие-с… – прошептала буфетчица, ничуть не сопротивляясь натиску Василь Васильича. – Но постойте-с… Пойдёмте-с… В комнату…
Романенко прошёл за хозяйкой в комнату. Полина затеплила ночник, задёрнула шторы и закрыла завесой стоявшую в углу икону. Повернувшись к гостю, она распустила стянутые прежде в узел волосы, рассыпавшиеся золотистой лавиной. Романенко подошёл к ней вплотную и, легко приспустив платье, стал целовать её белые, мягкие плечи.
– Имямочка моя, – прошептал он. – Сахарная моя имямочка…
Платье, шелестя, осело на пол. Слабый свет свечи отразил на стене бедной комнаты две тени: сильного и статного мужчины и рубенсовской красавицы… Ночь была тиха. И слышно были лишь глубокие, полные упоения вздохи женщины и шёпот мужчины:
– Имямочка моя…
***
Ссудная лавка «Шульман и Ко» находилась на Басманной улице и имела приметную вывеску, благодаря которой найти её было весьма легко.