Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.

Экземплярский Андрей

С 1374 г. обстоятельства для великого князя Московского начинают складываться как будто неблагоприятно: в летописи замечено, что у князя Димитрия была размолвка с Мамаем, который почему-то гневался на великого князя Московского. Может быть, причиной гнева Мамаева было избиение в Нижнем Новгороде отряда татар, во главе которых стоял посол Сарайко, убитый сыном Константина Нижегородского Васильем Кирдяпой. Но татары не остались в долгу у Нижнего Новгорода: в 1375 г. они опустошили берега Киши и Пьяны, – впрочем, только этим и ограничились: энергичнее Мамай не мог действовать потому, вероятно, что в Орде тогда был сильный мор²⁵⁸.

Между тем в Твери опять начинается раздор между Василием Михайловичем Кашинским и великим князем Михаилом Александровичем: Василий Михайлович сложил крестное целование к князю Тверскому и ушел в Москву, а отсюда – в Орду. В том же 1374 г. в Москве умер тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов. Сын его Иван, кажется, рассчитывал занять место отца, но великий князь не хотел никого назначать на место умершего, т. е. не хотел, как видно, самого существования этого чина в Москве. Тогда Иван Вельяминов и какой-то Некомат сурожанин (купец, торгующий южными товарами), вероятно, также чем-нибудь недовольные, бежали в Тверь и настроили Михаила против великого князя Московского. Беглецы вскоре отправились в Орду хлопотать за Михаила, а сам Михаил пошел в Литву, где ему обещали помощь. Это было в самом конце зимы, а в июле следующего, 1375 г. Некомат в сопровождении посла Ачихожи явился к Михаилу с ярлыком на великокняжеский стол. В тот же день Михаил послал в Москву – сложить крестное целование к Димитрию Ивановичу – и отправил в Торжок своих наместников, а в Углич – рать²⁵⁹.

Димитрий Иванович, выступая в поход против Твери, повсюду разослал грамоты, которыми созывал князей под свои стяги в Волок-Ламский; сюда явились со своими дружинами тесть его Димитрий Константинович и сын последнего Семен, Владимир Андреевич Серпуховский, Борис Константинович Городецкий, Андрей Федорович Ростовский, Василий и брат его Александр Константиновичи Ростовские, Иван Васильевич Смоленский, Василий Васильевич и Роман Васильевич Ярославские, Федор Романович Белозерский, Василий Михайлович Кашинский, Андрей Федорович Стародубский, Роман Михайлович Брянский, Роман Семенович Новосильский, Семен Константинович Оболенский, брат его Иван Тарусский и др.; пристали и новоторжцы. 29 июля соединенные князья выступили из Волока и по пути к Твери все предавали опустошению; 1 августа они взяли Никулин, а 5-го были уже под Тверью. Отсюда Димитрий Иванович послал за новгородцами, которые вооружились

в три дня, «своего князя честь изводяще, паче же свою отмщающе обиду, бывшую у Торжьку» (в 1372 г.); они, по замечанию летописца, «скрежетаху зубы на Тверичь». 8 августа князья сделали приступ к Твери, который был отбит. Месяц простояли князья под городом и в это время «учиниша все волости тверские пусты»; города Зубцов, Белгород, Градок и многие другие были взяты; множество людей побито, а скот и имущество их победители забирали с собой. Напрасно Михаил ожидал помощи из Орды и Литвы. Впрочем, литовская рать подходила к месту военных действий, но, узнав, что около Твери находится сам Димитрий Иванович с громадными силами, бежала назад. Михаил, «видя свое изнеможение, понеже вся Русская земля возста на него», вынужден был покориться великому князю Московскому: он выслал к последнему владыку Евфимия и старейших бояр «с челобитьем прося мира и во всю волю даяся». Димитрий Иванович принял предложение, и тверской князь заключил мирные договоры как с великим князем Московским, так и с Новгородом. 3 сентября московское войско отступило от Твери. В силу помянутого договора великий князь Тверской считается младшим братом Димитрия наравне с Владимиром Андреевичем Серпуховским; когда московский князь или брат его, Владимир Андреевич, выступит в поход, и тверской князь садится на коня, – а если посланы будут воеводы, то и тверской князь посылает воевод. Кроме того, Михаил обязался за себя, за детей своих и племянников не искать ни Москвы, ни великого княжения, ни Новгорода; не принимать великого княжения, если бы даже сами татары стали его предлагать ему. Но и Димитрий со своей стороны обязывается не принимать от татар Твери. Далее, Михаил обязался не вступаться в Кашин, который, таким образом, становился самостоятельным, что не могло не ослаблять тверского князя; выходом Кашин не тянет к Твери; забранных кашинских бояр или слуг и людей Михаил обязывается отпустить; если Михаил будет обижать Кашин, то московский князь будет его оборонять. Относительно татар постановлено: «с татары оже будет нам мир – по думе, а будет нам дата мир – по думе же; а пойдут на нас татарове или на тобе, битися нам и тобе с одиного всем противу их»; равным образом, если один из договаривающихся пойдет против татар, другой должен ему помогать. Михаил обязался отказаться и от союза с Ольгердом, его братьями, детьми и племянниками, даже воевать с ним в случае нападения Литвы на князя Московского или Смоленского. Далее выставлены следующие обязательства с обеих сторон: забранные Михаилом люди великого князя Московского должны быть, по прежнему целованию, отпущены, а порука с поручителей за них должна быть снята; все пограбленное у бояр, людей и слуг великого князя, на целовании ли или на размирье, как и самых владельцев пограбленного, если они взяты Михаилом, последний должен отдать «по Семени дни за неделю» (Симеон столпник – 1 сентября); всему, что Михаил взял «войной» у великого князя в продолжение месяца со времени прихода московских войск к Твери (5 августа), «тому всему… погреб», как «погреб», т. е. забвение, и всему тому, что московский князь взял или отвоевал у тверского со времени сложения Михаилом целования к Димитрию; между Новгородом и Тверью устанавливаются те же границы, какие были при Иване Калите и его сыновьях; в упомянутых городах, а также и новгородских пригородах, Михаил обязуется не держать закладней и не давать грамот; земли и воды тех новгородских бояр и слуг, которые будут служить Михаилу, ведает Новгород; все взятое в Торжке, как то: колокола, книги и другое церковное имущество, а также все пограбленное тверичами по волостям, Михаил должен возвратить; кто из новоторжцев, по взятии Михаилом Торжка, продался ему в дерноватые холопы, тех тверской князь должен отпустить, а грамоты дерноватые уничтожить, причем новгородцы и новоторжцы, приведенные им к целованию, складывают это последнее; гостям и торговцам Новгорода, Торжка и пригородов тверской князь должен «дата путь чист без рубежа» чрез Тверь и тверские волости и не назначать новых мытов и пошлин. Наконец, по этому договору бояре и слуги вольные могут свободно отъезжать от одного князя к другому, удерживая за собой села в покинутых ими волостях. Последнее право не распространяется только на Ивана Васильевича Вельяминова, сына последнего московского тысяцкого, и Некомата, села которых московский князь оставил за собой. Относительно тверичей, служащих в Московской земле, и москвичей – в Тверской, положено брать на них дань, как и на своих, – но с полных холопов дани не брать. Замечательно, что по спорным делам между обоими князьями в случае, если бояре того и другого, съехавшись на рубеж, не придут к мирному решению спорного дела, последнее отдается «на третий на князя на великого на Олга», т. е. на третейский суд великого князя Рязанского²⁶⁰.

Некоторые из князей, помогавших в тверской войне Димитрию Ивановичу, подверглись нападению прежних союзников Михаила: так, в том же году Ольгерд опустошил Смоленскую волость, а татары опустошили волости Нижегородскую и Новосильскую; и Ольгерд и татары говорили князьям этих волостей, зачем они ходили ратью на тверского князя²⁶¹? Московский князь, в свою очередь, посылал в 1376 г. Владимира Андреевича к Ржеву, под которым тот простоял три дня, города не взял и только сжег посад²⁶². В летописи есть указание и на то, что Димитрий ожидал в том же 1376 г. нападения татар, почему, «стерегаяся рати татарские от Мамая», ходил за Оку²⁶³. В то же время, – не видно только из летописей, почему, – Димитрий Иванович послал на болгар рать под началом князя Димитрия Михайловича Волынского, а тесть его, Димитрий Константинович, послал со своей ратью двух сыновей, Василия и Ивана, и бояр. Русские рати пришли к болгарам 16 марта (след, уже в 1377 г.). Восточные военные хитрости – пускание стрел не по людям, а по коням, произведение со стен какого-то грома, выставление против конницы верблюдов для приведения коней в смятение – не помогли: после боя болгары, преследуемые русскими, бежали в город. Болгарские князья, наконец, били челом великому князю и тестю его двумя тысячами рублей, а их ратям – тремя тысячами; кроме того, русские посадили у болгар дорогу и таможников великого князя²⁶⁴.

В том же 1377 г. в Москве было получено известие из Нижнего Новгорода от Димитрия Константиновича, что за Волгу перебежал из Синей Орды царевич Арапша с намерением напасть на Нижний Новгород. Димитрий Иванович пришел на помощь своему тестю с ратями: владимирской, переяславской, юрьевской, муромской и ярославской; но так как вестей об Арапше больше никаких не приходило, то он, оставив рати в Нижнем Новгороде, сам вернулся в Москву. Тем не менее объединенные рати двинулись за р. Пьяну и здесь получили известие, что Арапша далеко, на Волчьих водах около Донца, а потому вели себя весьма неосторожно: поскидали (был конец июля, и погода стояла жаркая) доспехи и ходили в простом платье; оружие – сулицы, рогатины, копья – было в беспорядке; кроме того, при случае напивались допьяна и хвастались тем, что каждый из них один может стоять против сотни татар. Не лучше простых ратников вели себя бояре и воеводы. Между тем мордовские князья тайно подвели Арапшу, который 2 августа со всех сторон ударил на русских: произошел страшный переполох между последними; они в ужасе побежали к р. Пьяне; множество было изрублено татарами, многие потонули в реке и, между прочим, князь Иван Димитриевич Нижегородский со множеством бояр и слуг. После того Нижний Новгород был сожжен. Теперь и мордва подняла голову: после ухода Арапши она начала опустошать нижегородские окрестности (в начале августа). Борис Константинович нагнал этих хищников и частью истребил оружием, частию потопил в реке. Независимо от этого князья Московский и Нижегородский, бежавшие из Нижнего в Суздаль, послали в Мордовскую землю сильное войско, которое «сотворило ее пусту»; пленных в Нижнем Новгороде казнили и травили на льду Волги собаками²⁶⁵.

В Литве между тем происходили смуты: в 1377 г. умер Ольгерд, и великокняжеский стол занял его сын Ягайло, обойдя старшего брата, Андрея Полоцкого (от первого брака). Последний хотел поддержать свои права вооруженной рукой, но, не найдя нигде помощи, лишился своей волости, бежал в 1378 г. в Псков, а оттуда – в Москву к Димитрию Ивановичу, который принял его «с любовью»²⁶⁶.

Не видя угрозы с запада, со стороны Литвы, где спорили за Вильну дядя и племянник – Кейстут и Ягайло – и приводили в свою землю немцев, Димитрий Иванович должен был обратить внимание на восток, откуда начинают угрожать татары. В 1378 г. они подступили к Нижнему Новгороду и, не взяв с тамошнего князя окупа, который последний им предлагал, сожгли город. Отсюда Мамай послал на московского князя войско под началом ордынского мурзы Бегича; Димитрий вышел за Оку в Рязанскую землю и здесь на берегах р. Вожи встретился с татарами. 11 августа татары, переправившись через реку, бросились на русские полки, но, увидев, что они стоят крепко, Бегич приказал татарам ехать тише и пускать в неприятеля стрелы. Русские, с одной стороны – князь Даниил Пронский, с другой – окольничий великого князя Тимофей, а сам великий князь – с фронта, дружно ударили на татар и погнали их к реке: многие из последних были изрублены, а многие потонули; в числе убитых много было знатных мурз. Ночь не позволила преследовать оторопевших татар; на следующий день утром также мешал преследовать их густой туман, и только около полудня великий князь пустился в погоню. Татар русские не смогли нагнать, но в поле нашли брошенными их вежи, шатры, телеги и т. и. и множество разного товара. Эта битва важна тем, что она была первой удачной для русских битвой с татарами. Месть Мамая за Вожскую битву ограничилась пока только набегом татар в 1379 г. на Рязанскую землю, но за Оку они не переступали²⁶⁷.

Мы уже упоминали, что по смерти Ольгерда (1377 г.) в Литве начались смуты. Димитрий Иванович воспользовался этим и в 1379 г. послал князя Владимира Андреевича, Андрея Ольгердовича и Димитрия Михайловича Волынского воевать Литовскую землю: князья взяли Трубчевск и Стародуб; трубчевский князь Димитрий Ольгердович, брат Андрея, добровольно пошел с женой, детьми и боярами в Москву, договорился с великим князем и крепость взял, т. е. присягнул на службу великому князю Московскому, который принял его с честью и дал ему Переяславль со всеми пошлинами²⁶⁸.

Наступил достопамятный в истории Руси 1380 год. Мамай, конечно, не мог простить Димитрию поражения на берегах Вожи, тем более что он теперь уже сам был полновластным ханом: он готовился к походу на Московскую землю. Есть известие, что по совету приближенных Мамай нанимал для этого похода генуэзцев, черкесов и ясов. Со своими полчищами он перешел на правую сторону Волги к устью р. Воронеж. С ханом вступил в союз и литовский князь Ягайло, землю которого недавно опустошили московские рати. Димитрий Иванович узнал о враждебных замыслах Мамая в августе и стал готовиться к встрече неприятеля: послал за подручными князьями – Ростовским, Ярославским и Белозерским; но о новгородцах, нижегородцах и смолянах мы не находим известий, что они принимали участие в походе Димитрия; участие в походе Ивана Всеволодовича Холмского (из тверских) – сомнительно; что же касается Олега Рязанского, то он находился, так сказать, между двух огней: ему приходилось для охранения своей земли от опустошения при неизвестности, какая сторона возьмет верх, хитрить, – и вот, он входит в тайные сношения с Мамаем и его союзником Ягайлом. Олег и Ягайло – есть сведения – думали поделить между собой Московскую землю, когда Димитрий бежит из нее от объединенных татарско-литовских и рязанских сил в Новгород или на Двину. Но в то же время рязанский князь старается показаться перед Димитрием его доброжелателем: извещает московского князя о приготовлениях против него Мамая. Подкрепив себя молитвой в Успенском соборе, Димитрий послал к Владимиру Андреевичу, ростовским, ярославским и белозерским князьям и воеводам сказать, чтобы они шли с полками на соединение с ним. Сборным пунктом назначена Коломна на 15 августа. Побывав в Троицком монастыре, где святой Сергий благословил его на брань с неверными, предрекая победу, и отпустил с ним двух иноков, Пересвета и Ослябю, искусных в ратном деле, Димитрий отправился в Коломну, оставив в Москве при своем семействе воеводу Федора Андреевича. В Коломне собрались полки: коломенский, владимирский, костромской и переяславский; тут же были и братья Ольгердовичи, Андрей и Димитрий. Летописец замечает, что около Димитрия Ивановича собралось тысяч полтораста или двести войска, что такой силы никогда не бывало на Руси. Мамай, может быть, потому, что видел деятельные приготовления

Димитрия к войне, попытался сперва договориться с последним: он прислал послов к московскому князю в Коломну просить такого выхода, какой великие князья платили при Узбеке; но Димитрий предлагал выход «по своему докончанью», т. е. по прежнему его условию с Мамаем, на что последний, «высоко мысляше», не согласился. Здесь же, в Коломне, Димитрий Иванович узнал и об измене Олега Рязанского. Получив благословение от коломенского епископа Герасима, Димитрий Иванович 20 августа выступил из города; он остановился на берегу Оки, при устье Лопастны; здесь присоединился к нему Владимир Андреевич с войском, остававшимся в Москве, а также московский воевода Тимофей Васильевич Вельяминов с остальными полками. В воскресенье, за неделю до Семенова дня (1 сентября), Димитрий приказал полкам переправляться на другую сторону Оки, причем было внушено воинам, чтобы, проходя по Рязанской земле, они никого и ничего не трогали, ни у кого ничего не брали. На следующий день за Оку переправился и сам великий князь. 6 сентября русские полки пришли к Дону, где получена была от святого Сергия грамота, ободрявшая и благословлявшая великого князя на бой с татарами. После совещаний о том, переправляться или нет за Дон, Димитрий приказал строить мосты и искать броды, а в самый день Рождества Богородицы с восходом солнца начал переправлять через Дон полки, которые строились при устье реки Непрядвы. 8 сентября около полудня начали показываться татары. Вскоре потом началось такое побоище, какого, по замечанию летописца, еще никогда не бывало на Руси. Полки, бывшие в засаде с князем Владимиром Андреевичем и Димитрием Михайловичем Волынским, решили битву: Мамай бежал, русские преследовали татар до р. Мечи и забрали весь их стан. Ягайло, находившийся у г. Одоева только в дне пути от места битвы, также бежал, узнав о поражении Мамая. Возвратившись из погони, Владимир Андреевич «стал на костях» и приказал трубить; все собрались – не было только великого князя. Стали искать его и нашли под ветвями срубленного дерева; Владимир Андреевич объявил ему о победе над татарами. Димитрий едва пришел в себя: хотя на теле его и не было ран, но панцырь его был весь измят от неприятельских ударов. С Куликова поля войска возвращались также чрез Рязанскую землю и с теми же предосторожностями, как и тогда, когда шли к Дону. Но на этот раз дело обошлось не совсем благополучно: Олег, приказав препятствовать свободному движению победителей Мамая, сам бежал в Литву; между москвичами и рязанцами неизбежно происходили столкновения. Димитрий хотел наказать дерзость рязанцев, и рать его уже готова была к походу на Рязань, но явились рязанские бояре и били ему челом о мире. Димитрий Иванович дал Рязани мир, но посадил там своих наместников. Вскоре после этого явился из Литвы Олег, и князья заключили договор, по которому обязывались жить в братстве, желать друг другу добра, извещать один другого обо всем, что ни услышат о своем добре или лихе от христианина или от поганина, владеть своими уделами и не вступать одному в удел другого; действовать всегда заодно; не заключать без обоюдного согласия ни с кем мира, а паче с Литвой и татарами; помогать друг другу против общих врагов и пр. Олег по этому договору считается младшим братом Донского. Кроме того, в этом договоре точно определяются границы Московской и Рязанской земель и перечисляются рязанские места, приобретенные Москвой, вероятно, еще при Иване Ивановиче, а теперь окончательно утвержденные за Димитрием. Олег затем уступил последнему три места: Тальцы, Выползов и Такасов. Но и Олегу сделана была уступка: ему возвращены были те места на рязанской стороне, т. е. за Окой, которые со времен Ивана Ивановича считались за Москвой, как Лопастна, Мстиславль, Жадене Городище, Жадемль и др. Тула осталась за Димитрием, но в ведении ханских баскаков, как было при ханше Тайдуле; покупку свою, Мещеру, Димитрий укрепил за собой; говорится также в договоре о татарских местах, взятых обоими князьми, из которых каждый должен пользоваться своими приобретениями. Между тем Мамай опять начал собирать войска, чтобы идти на московского князя, но был остановлен ханом Тохтамышем, пришедшим из-за р. Яика (Урала): враги встретились на берегах р. Калки; разбитый Мамай бежал в Кафу, где был убит генуэзцами²⁶⁹.

Итак, в Орде воцарился Тохтамыш. В том же 1380 г. он прислал к великому князю Московскому и прочим русским князьям послов с известием о своей победе над Мамаем и своем воцарении. Димитрий в конце октября послал в Орду каличеев с дарами к новому хану, а в следующем, 1381 г. Тохтамыш отправил в Москву посла Акхозю (Анхозю, Ахкозю) с 700 татарами – звать великого князя в Орду. Посол доехал до Нижнего Новгорода, но в Москву «не дерзну» ехать; он послал туда несколько человек из своей свиты, но они не осмелились идти в столицу: должно быть, Куликовская битва произвела сильное впечатление на татар, или настроение тогдашнего русского общества под влиянием победы было таково, что татары не решались раздражать его своим появлением. Тохтамыш решил силой оружия смирить своего улусника, но, как увидим, и он не совсем храбро пошел против куликовского героя. Сначала хан приказал перебить и пограбить русских гостей в Болгарии, чтобы от них не было вести в Москву о его походе; суда этих гостей он приказал доставить с товарами к месту его переправы через Волгу; затем, переправившись через реку, он изгоном устремился к Москве, чтобы напасть на нее врасплох. Нижегородский князь, на которого прежде всего обрушилась бы сила татарская, если бы того захотел Тохтамыш, поспешил предупредить последнего изъявлением покорности: он послал к хану сыновей, Василия и Семена, которые, не найдя его в предполагаемом ими месте, нагнали его на окраине Рязанской земли. Олег Рязанский, естественно, также поддался страху: в противоречие недавно заключенному с Димитрием договору, он указывает хану броды на Оке, конечно, с целью обвести его так, чтобы Рязанская земля избавилась от татарского посещения («хотяше добра не нам, но своему княжению помогааше»). У московского князя на ордынской границе («на пределах ординскых») были «поборницы суще земли Русской», и они-то дали знать в Москву о наступлении Тохтамыша. Димитрий Иванович начал собирать полки с намерением выступить против татар, но на совете с другими русскими князьями оказалось «неодивачество и неимоверство»: в князьях «обретеся разность, не хотяху помогать». Более чем вероятно, что причиной разногласия между князьями и нежелания их выступать против хана было оскудение в людях после Куликовской битвы: когда после битвы стали считать воинов, то насчитали только 40 000, а на Куликово поле пришла не одна сотня тысяч! Вследствие «неодиначества и неимоверства» между князьями Димитрий Иванович ушел в Переяславль, а отсюда мимо Ростова в Кострому. Между тем в Москве поднялась страшная сумятица: одни хотели оставить город, другие – затвориться в нем, и последние заняли все городские ворота и никого не выпускали из города, а если и выпускали, то не иначе как сначала ограбив. Не хотели было выпустить даже митрополита и великую княгиню; последнюю даже «приобидеша». Во время этой сумятицы в Москву явился литовский князь Остей, названный в летописи внуком Ольгерда; он успокоил жителей, укрепил город и «сел в осаде». Между тем Тохтамыш, переправившись на левый берег Оки, взял и сжег Коломну; 23 августа 1382 г. татары подошли к Москве и спрашивали, в городе ли князь. Получив отрицательный ответ, они объехали город и увидели, что везде пусто и чисто, потому что сами жители все вокруг Москвы пожгли, так как боялись, что огонь оттуда перекинется на город. Осажденные между тем одни молились, другие вытаскивали из боярских погребов старые меды и под влиянием их похвалялись, что татары ничего им не сделают, что они постоят-постоят, да и уйдут, и т. д. Под влиянием крепкого меда эти храбрецы выходили на городские стены и всячески ругались над татарами, которые на ругань грозили им саблями. 24 августа к Москве пришел сам Тохтамыш, и началась осада: от метких татарских стрел падали многие не только из стоявших на стенах, но и находившихся внутри города; татары пытались даже перелезть через стену, но осажденные лили на них горячую воду, бросали громадные камни, стреляли из самострелов, тюфяков (ружей) и пушек и пр. Три дня бились татары, но не смогли взять города приступом. Наконец они пошли на хитрость: на четвертый день осады знатнейшие ордынские князья вместе с нижегородскими князьями подошли к городским стенам и говорили осажденным, что хан пришел не на них, а на Димитрия, что он желает только, чтобы граждане с князем Остеем вышли к нему навстречу с небольшими дарами, что ему хочется только посмотреть город, что он даст гражданам мир и любовь; при этом нижегородские князья клялись, что хан не сделает им зла. 26 августа князь Остей и граждане с дарами, предшествуемые духовенством с крестами и иконами, вышли к Тохтамышу. Татары незаметно взяли сначала Остея к себе в стан и там убили, а потом бросились на граждан и духовенство и начали избивать их; далее ворвались в Кремль и начали предавать все огню и мечу; церкви, княжескую казну, пожитки граждан и товары пограбили; сдирали ризы с икон; пожгли множество книг, отовсюду снесенных в Кремль ввиду нашествия Тохтамыша. Пожегши и пограбив Москву, Тохтамыш распустил татар по всему княжеству. Разделившись на отряды, татары пошли по разным направлениям: к Владимиру, Звенигороду, Можайску, Волоку, Рузе, Дмитрову, Переяславлю, Юрьеву. Один из таких отрядов едва не перехватил около Переяславля великую княгиню Евдокию, пробиравшуюся к семье в Кострому… Тверская земля нисколько не пострадала от татар; тверской князь получил даже ярлык: очевидно, он успел умилостивить хана, послав к нему киличея с дарами; случайность спасла и Московскую землю от дальнейшего разорения: один из татарских отрядов подошел к Волоку, не зная, что тут стоял князь Владимир Андреевич, который разбил этот отряд. Татары в страхе разбежались; они передали Тохтамышу о случившемся, и это обстоятельство ускорило уход татар из Московской земли. На обратном пути татары взяли Коломну; здесь они переправились чрез Оку в землю Рязанскую, которую также опустошили, несмотря на то что Олег оказал им услуги при движении к Москве. По уходу татар Димитрий Иванович и Владимир Андреевич вернулись в разоренную Москву. Летописец замечает, что Димитрий горько плакал, увидев страшное разорение города и множество убитых. Трупы он приказал хоронить, причем за 80 похороненных трупов давалось платы по рублю; всего на это израсходовано 300 рублей: таким образом, убитых татарами было 24 000, не считая утонувших и сгоревших. Далее, великий князь распорядился относительно возобновления города; вызвал из Твери митрополита Киприана, который вскоре потом уехал в Киев, так как великий князь гневался на него за то, что он не сидел в осаде. В том же 1382 г. Димитрий Иванович решил наказать вероломного Олега Рязанского за явное нарушение договора: он послал рать в Рязанскую землю; Олег бежал, а московские полки землю его «пусту учиниша, пущи ему бысть и татарские рати»²⁷⁰.

Между тем для тверского князя обстоятельства складывались благоприятно: хан, как выше сказано, принял посла его благосклонно, не коснулся его земли и прислал ему ярлык (надо думать, судя но последующей поездке Михаила в Орду, это – ярлык подтвердительный на Тверское княжество); Василий Михайлович Кашинский умер бездетным в 1382 г., и удел его перешел в семью Михаила Александровича, что значительно усиливало тверского князя; земля же Московская разорена была Тохтамышем, и притом оскудела людьми после Куликовской битвы. Все эти обстоятельства могли подать повод Михаилу Александровичу хлопотать о великокняжеском ярлыке. И действительно, вскоре после ухода Тохтамыша он отправляется в Орду вместе с сыном Александром хлопотать о приобретении великокняжеского стола, но не прямой дорогой, а околицами, «опасаясь и таясь великого князя Димитрия Ивановича, ища себе великого княжения Володимерского и Новгородского». Странным кажется, что в конце того же 1382 г. от хана пришел в Москву посол Карач с добрыми речами для заключения мира: хан заключает мир с своим улусником! Или в Орде свыклись уже с мыслью, что московский князь – это как бы самостоятельный государь, с которым хану приходилось считаться как с равным себе? Надо думать, что тут ошибка летописца в выражении. Ханский посол был одарен великим князем и отпущен. В начале следующего, 1383 г. Димитрий Иванович послал в Орду со старейшими боярами своего сына Василия «тягатися» с князем Тверским о великом княжении. Целый год пробыл Михаил в Орде, но не достиг цели: московские бояре успели, вероятно, подарками и хитрыми дипломатическими приемами склонить кого следует на свою сторону. «Я улусы свои сам знаю, – сказал хан Михаилу, – и каждый князь русский на моем улусе, а на своем отечестве живет по старине, а мне служит правдою, и я его жалую; а что неправда предо мной улусника моего князя Димитрия Московского – и я его поустрашил, и он мне служит правдою и я его жалую по старине в отчине его, а ты поди в свою отчину, в Тверь, и служи мне правдою, и я тебя жалую». Все-таки Михаил оставил в Орде сына, конечно, потому, что еще питал надежду на достижение желаемого. Так смотрели на это и приближенные хана, как видно из того, что один из ордынских князей смущал княжичей: Василия, оставленного в Орде самим ханом, за 8000 рублей, и Александра, обещая каждому из них великое княжение, судя, конечно, по тому, кто будет щедрее. Летописи отмечают под тем же 1383 г. появление во Владимире «лютого посла» Адаша. Вероятно, он приходил за деньгами, за которые Василий оставлен был в Орде. По крайней мере, в следующем, 1384 г. Димитрий Иванович приказал собирать тяжелую дань – с каждой деревни по полтине, а с Новгорода – черный бор. Тогда же, прибавляет летопись, и золотом давали в Орду. Кажется, Димитрий Иванович не скоро мог уплатить деньги в Орду, иначе сыну его Василию не было бы нужды тайно бежать из Орды в 1385 г.²⁷¹ Димитрий Иванович, очевидно, находился в затруднительном положении.