Великие мечты
Шрифт:
И тогда Франклину стало по-настоящему страшно.
— Ты что, Сильвия? Ты тоже… проклинаешь меня?
— Я так сказала? — Но между ее бровей застыла глубокая складка, которая делала Сильвию похожей на ведьму. — Франклин, ты когда-нибудь сидел возле человека, умирающего от СПИДа? Слушал, как он осыпает тебя проклятьями? Джошуа говорил такие страшные вещи, что его сыновья побоялись рассказать мне о них. — Она вытянула перед Франклином свое запястье, окольцованное, словно браслетом, черным синяком.
— Что это?
Сильвия
Он сидел понурив голову, время от времени бросая на Сильвию боязливые взгляды.
— Если бы твоему сыну нужно было завтра ехать в Лондон, ты бы сумел сделать ему паспорт. Не говори мне, что не сумел бы.
— О'кей.
— Я буду ждать паспорта в гостинице «Селус».
— Ты болела?
— Да. У меня малярия. Не СПИД.
— Это что, шутка?
— Прости. Спасибо тебе, Франклин.
— О'кей, — сказал он.
Перед посадкой на самолет Сильвия позвонила Ленноксам и сказала, что прилетит завтра утром с двумя мальчиками, да, чернокожими, она обещала дать им образование, они очень умные — одного из них так и зовут: Умник; и она надеется, что в Лондоне сейчас не слишком холодно, потому что мальчики не привыкли к этому; и она продолжала в том же духе до тех пор, пока Фрэнсис не сказала, что телефонные переговоры, должно быть, стоят целое состояние, и Сильвия спохватилась:
— Да, простите, ох, конечно же. — И наконец повесила трубку со словами, что обо всем расскажет завтра.
Колин выслушал новость и предположил, что Сильвия, очевидно, намерена поселить мальчиков здесь, в их доме.
— Что за глупости. Кроме того, она сказала, что собирается в Сомали.
— Ну вот, я же говорю.
Руперт, поразмыслив над услышанным, как было ему свойственно, выразил надежду, что Уильям не очень расстроится. И это означало, что он тоже сделал вывод о том, что мальчиков оставят с ними.
Ни Фрэнсис, ни Руперт не могли встретить Сильвию — оба должны были быть на работе. Но зато Фрэнсис предложила отметить приезд семейным ужином. На этом обсуждение новости прервалось за недостатком информации.
— Мне показалось, что она сошла с ума, — сказала Фрэнсис.
Дверь Сильвии и мальчикам открыл Колин. У него на руках сидела их с Софи дочь, Селия, очаровательный ребенок: черные кудри, черные кокетливые глаза, ямочки; она была очень хороша в красном платьице. Едва взглянув на черные лица, малышка заревела.
— Не надо боятся, — сказал ее отец и крепко пожал мальчикам руки, которые, обратил он внимание, были холодны и дрожали. Стоял промозглый ноябрь. — Селия никогда еще не видела чернокожих людей, — пояснил он Сильвии.
Потом они оказались на кухне, за неизменным столом. Было очевидно, что мальчики находились в состоянии шока. Если можно сказать про черные лица, что они побледнели, то их лица побледнели. Несмотря на новые теплые свитеры, оба мальчика видимо дрожали. Они были абсолютно выбиты из колеи, Сильвия знала это, потому что сама себя так чувствовала: слишком быстро перенеслись они в огромный европейский город от тростниковых хижин, пыльных вихрей и свежих могил деревни.
Вошла привлекательная молодая женщина в джинсах и яркой полосатой футболке и сказала:
— Привет, я Маруша.
Она встала возле плиты и стала ждать, когда закипит чайник. Няня. Вскоре перед Сильвией и мальчиками появились вместительные кружки, и Маруша выставила большое блюдо с печеньем, подвинула его гостям с вежливой улыбкой. Она была полькой, и в эти дни ее мысли и воображение были поглощены распадом Советского Союза — этот процесс как раз был в полном разгаре. Посадив Селию себе на бедро, няня сказала:
— Пойду посмотрю новости по телевизору. — И ушла вверх по лестнице, напевая что-то на польском языке.
Мальчики следили за тем, как Сильвия кладет на свое блюдце печенье, как она добавляет в чай молоко и потом сахар. Они копировали каждое ее движение, не сводя с нее глаз. Точно так же они наблюдали за ней в больнице.
— Умник и Зебедей, — представила гостей Сильвия. — Они помогали мне лечить больных. Надо устроить обоих в школу как можно скорее. Они хотят стать врачами. Сейчас мальчики грустят, потому что у них только что умер отец. У них не осталось никого из родных.
— Понятно, — сказал Колин и приветливо кивнул мальчикам, с чьих лиц не сходила печальная испуганная улыбка. — Сочувствую. И вам сейчас нелегко — вокруг столько нового. Но вы быстро привыкнете.
— А Софи где, в театре?
— Софи… сейчас она с Роландом. Нет, она не бросила меня совсем. Я бы сказал, она живет с нами обоими.
— Понятно.
— Да, так у нас обстоят сейчас дела.
— Бедный Колин.
— Роланд по малейшему поводу посылает ей по четыре дюжины роз или многозначительные букетики из маргариток или незабудок. Мне такие вещи просто не приходят в голову. Что ж, значит, так мне и надо.
— О, бедный Колин!
— Ну, неизвестно, кто из нас двоих еще бедный. Только посмотри на себя.
— Она больна. Сильвия очень больна, — вступили в разговор мальчики.
Прошлой ночью на самолете они были перепуганы не только незнакомой обстановкой, но и тем, что Сильвию постоянно рвало, а если она засыпала, то тут же просыпалась в слезах. Что же касается их самих, то она показывала им, как работают туалеты, и ребята решили, что они все запомнили, но потом, наверное, Умник нажал какую-то не ту кнопку, потому что после него на туалете появилась табличка: «Не работает». Они оба чувствовали, что стюардессы смотрят на них с презрением, и боялись притронуться к чему-то такому, из-за чего самолет может рухнуть.