Великий Александр Македонский. Бремя власти
Шрифт:
То, что произошло дальше, не вписывалось в те рамки, в которых привык действовать сын Амона, – город, сдавшийся без боя, был отдан на разграбление армии. Трагедия Персеполя заключалась в том, что именно он был символом Персидской империи, именно он олицетворял все то, что в свое время персидские завоеватели принесли в Грецию. Все эллины помнили сожжение Афин Ксерксом, а поскольку в рядах армии Александра было много греческих контингентов, то его решение выглядит в какой-то степени объяснимым. Ведь все начиналось как «Война возмездия», а лучшего места для сведения старинных счетов трудно было придумать. « Персеполь, столицу Персидского царства, Александр объявил самым враждебным из азиатских городов и отдал его, кроме царского дворца, на разграбление солдатам» (Диодор). Но дальнейшая жестокость к захваченному городу объяснению не поддавалась. Правда, была еще одна причина, сугубо частного характера: « Враждебно относясь к местным жителям, он не доверял им и решил совершенно уничтожить Персеполь» (Диодор). И возникает вопрос, а с чего бы это Александру относиться к местным жителям враждебно, ведь город сопротивления не оказал и сдался без боя? Это не Тир, который своим героическим сопротивлением довел завоевателя до белого каления! Конечно, могло быть и так, что Александр не мог простить того отпора, которое ему оказал Ариобарзан у Персидских ворот – он там едва не погубил армию и мог посчитать это личным унижением. Но был и еще один момент, и мне кажется, он был наиважнейшим – религиозный. Персеполь – город религиозного культа, центр поклонения Заратустре, священное место для всякого перса. Если во всех городах Македонец приносит жертвы местным богам, то здесь и речи не идет о чем-то подобном, отношение его к этому городу совершенно другое. Персеполь – это Карфаген Александра, и он
Самое подробное описание произошедшего мы находим у Курция Руфа и Диодора Сицилийского, Арриан этот вопрос обошел стороной, не желая в своем труде бросать тень на главного героя. « Македонцы, врываясь, убивали всех мужчин и расхищали имущество, которого имелось очень много: битком было набито и всякой утвари, и драгоценностей. Унесено было много серебра, немало золота; множество роскошных одежд, выкрашенных в пурпурную краску, добытую из моря, или расшитых золотом, стало наградой победителям» (Диодор). « Не только алчность проявлялась в городе, но и жестокость: отягощенные золотом и серебром, победители убивали пленных, с которых нечего было взять, все попадавшиеся им навстречу умерщвлялись, если казались ничтожными по своей стоимости. Многие из неприятелей своими руками подготовляли себе добровольную смерть: одевшись в дорогие одежды, с женами и детьми бросались со стен. Некоторые подкладывали под свои дома огонь, предполагая, что это будет делать в скором времени и враг, и заживо сгорали со своим имуществом» (Курций Руф). Дошло до того, что одуревшие от собственной жадности и безнаказанности, македонцы стали из-за барахла вступать в бой друг с другом – подобного развала дисциплины еще никогда не наблюдалось в армии Александра! Именно Персеполь стал той точкой отсчета, после которого изменились и цели войны, и сам смысл похода на Восток, и методы, которые теперь будут регулярно практиковаться во время военных кампаний. У Плутарха есть очень важное замечание о том, что произошло в финале трагедии: « здесь было перебито множество пленников. Сам Александр пишет, что отдал приказ умертвить пленных, ибо считал это полезным для себя». Что полезного для себя увидел в этом Александр, сказать трудно, скорее всего, он действительно решил уничтожить и город, и все его население. Но и это еще не все, завоеватель решает нанести удар по святыням поверженного народа. В Иране до сих пор ходят легенды о том, как по приказу грозного царя была сожжена святая книга зороастрийцев – Авеста. Состоявшая из двух миллионов стихов Заратустры, написанная золотыми буквами, она представляла грандиозную библиотеку из 12 000 шкур, хранившуюся в главном храме города, под охраной жрецов. Александр, терпимо и с уважением относившийся к религиозным культам других народов, в Персиде, бывшей душой империи, ведет себя совершенно иначе. На главной площади древней столицы был сложен огромный костер из свитков и подожжен по приказу царя. По преданию, вместе со своей святыней погибли в огне и жрецы Заратустры, не склонившиеся перед пришельцем с Запада. Храм был разрушен до основания, мудрость веков обратилась в пепел – Македонец уничтожал не только сам народ, но и его душу. Результатом этих деяний стало резко негативное отношение к Александру Великому, сохранившееся в зороастрийской традиции. А пока царь торжествовал. Стоя на ступенях дворца персидских владык, он мог наблюдать за разворачивающейся у него на глазах кровавой трагедией, видеть агонию великого города. « Насколько Персеполь превосходил прочие города своим счастьем, настолько же превзошел их и своими страданиями» (Диодор). Сын бога Амона сбросил маску и явил миру истинное свое лицо.
Зато умилению греков не было предела: « Рассказывают, что, когда он (Александр) в первый раз сел под шитый золотом балдахин на царский трон, коринфянин Демарат, преданный друг Филиппа и Александра, по-стариковски заплакал и сказал: «Какой великой радости лишились те из греков, которые умерли, не увидав Александра восседающим на троне Дария!» (Плутарх). Что ж, можно и слезу пустить от радости, благо слезы – не кровь, в которой захлебнулись жители Персеполя.
Первая столица Ахеменидов – Пасаргады, город, расположенный в 87 км на северо-восток от Персеполя, сдалась македонским отрядам без сопротивления. Начальник гарнизона Гобар открыл ворота и передал Александру казну в 6000 талантов. Заняв два важнейших города области, новый Царь царей занялся ее внутренними делами. В организации управления захваченной территории царь действовал по обычной схеме – сатрапом назначил перса Фрасаорта, а командиром гарнизона – македонца; хранитель казны Тиридат сохранил должность и все почести. « Желая дать отдых своим воинам, – а время было зимнее, – он провел там четыре месяца» (Плутарх). Однако пока войско отдыхало, деятельная натура царя не давала ему покоя, да и надо было довести до конца то, что он начал. Александр не удовольствовался разгромом одной только столицы – огнем и мечом он собирался пройти по всей области Персиды, чтобы уничтожить окончательно колыбель вражеского могущества. Основная армия под командованием Пармениона и Кратера осталась в лагере около города, сам царь с 1000 всадников и мобильными войсками двинулся в глубь страны.
Сведения об этой экспедиции сохранились только у Курция, вот от них и будем отталкиваться. Рейд оказался очень сложным, и не потому, что местные племена сопротивлялись, а словно сама природа встала на пути завоевателей. Сильные ливни и бури резко замедлили движение войск и лишили Александра его главного козыря – стремительности. А дальше стало еще хуже. « Подошел он и к отрезку пути, засыпанному вечными снегами, сильный холод сковал их льдом. Пустынность и грозный вид этих мест устрашили утомленных воинов, которым казалось, что они видят край света. Они озирались, пораженные зрелищем пустынных мест без каких-либо следов человеческого жилья, и требовали возвращения, пока они еще не лишились света и воздуха. Царь считал излишним наказывать напуганных, вместо этого он соскочил с коня и пешком пошел по снегу и льду. Постыдились не следовать за ним сначала его друзья, потом командиры, наконец, остальные воины. Идя первым, царь топором пробивал себе путь во льдах; примеру царя следовали и остальные». Большую часть времени Александр провел, гоняясь за горными племенами, а результаты явно не стоили затраченных усилий. Полудикие горцы, неорганизованные и недисциплинированные, явно не представляли угрозы для македонского владычества. Но царское упрямство заставляло македонский отряд блуждать по Иранскому нагорью в поисках врагов, реальных и вымышленных, сжигая попадавшиеся на пути селения. « Разорив затем поля Персиды и покорив себе много селений», с измотанным войском Александр вернулся в разграбленный город и расположился в царском дворце, который своей пышностью и роскошью резко выделялся на фоне всеобщего опустошения. Здесь и произошел последний акт трагедии Персеполя.
Многие античные историки упрекали Великого Македонца за его чрезмерную страсть к вину. Но сначала в этом ничего особенного не было, царь строго соблюдал меру, а его пирушки с друзьями не были чем-то из ряда вон выходящим. Тот же Плутарх свидетельствует, что смыслом этих посиделок было не напиться до скотского состояния, а дружеское общение: « Из-за своей разговорчивости царь, как уже было сказано, много времени проводил за вином». Словом, все ясно, любил выпить и поговорить. В Персиде македонская армия находилась 4 месяца, войску был просто необходим отдых, после нескольких лет походов и сражений люди устали и морально, и физически. Да и сам царь тоже не из железа был сделан – страшное напряжение последних лет сказывалось и на нем. Его заботы – это не заботы простого солдата, полководец не знает покоя даже тогда, когда его войска отдыхают. А помимо военных забот на Александре висела еще куча других дел, касающихся управления его огромным государством, и времени на отдых практически не оставалось. А здесь все сложилось один к одному – место довольно отдаленное, относительно спокойное, враг разгромлен наголову, можно и на заслуженный отдых. И ничего удивительного и преступного нет в том, что царь расслабился. А как люди расслаблялись с древнейших времен? Правильно, вином, и царь Александр не был исключением. Только в отличие от греков македонцы вино пили неразбавленным и в количестве гораздо большем, а потому и результаты посиделок были другие. Раньше у Македонца времени на подобные мероприятия было в обрез, а сейчас оказалось в достаточном количестве, и постепенно все стало меняться. Дело даже не в том, что Александр стал пьянствовать с утра до вечера, нет, просто изменился и сам смысл этих посиделок, и соответственно количество потребляемых напитков. « Впрочем, прекрасные качества своей души – все это он запятнал непреодолимой страстью к вину», – так начинает Курций рассказ о последних днях пребывания Александра в Персеполе.
Во время очередной пьянки у Александра во дворце персидских царей « товарищи его походов щедро угощались, и чем дальше шла пирушка, тем больше люди пьянели и наконец длительное безумие охватило души упившихся» (Диодор). Ничего удивительного в этом нет, ибо вино, как известно, ума никому не добавляло. Соответственно, и мысли в головы приходили далеко не самые умные, но от количества выпитого вина казавшиеся гениальными. И в итоге у одной из пьяных гетер, афинянки Таис, любовницы полководца Птолемея, родилась идея: взять да и поджечь дворец персидских царей, благо они давным-давно сожгли ее родные Афины. Око за око, показать всему миру, что возмездие постигло надменных персов. « К этому мнению пьяной распутницы в таком важном деле присоединяются один за другим тоже упившиеся вином; царь проявил тут больше алчности, чем сдержанности: «Почему бы нам в самом деле не отомстить за Грецию и не запалить город?» Все разгорячились от вина и бросились хмельные поджигать город, ранее пощаженный вооруженными врагами. Царь первым поджег дворец, за ним гости, слуги, наложницы. Обширный дворец был построен из кедра, он быстро загорелся, и широко распространился пожар» (Курций Руф). Одуревшая от вина компания разбежалась по огромному зданию, разнося везде огонь и поджигая все, что может гореть. А впереди всех, в венке и с факелом в руке, шел пьяный сын бога Амона и личным примером вдохновлял остальных. Судя по всему, полыхнуло так, что воины, бывшие в лагере за городом, увидев в ночи огненный столб огня, перепугались не на шутку и ринулись на помощь. Но удивлению их не было предела, когда, прибежав к дворцу, увидели, « что сам царь все еще поддает огня. Вылив воду, которую принесли с собой, они и сами стали бросать в огонь горючий материал». Очень похожее на правду объяснение такой реакции простых солдат на происходящее дает Плутарх: « Они надеялись, что, раз Александр хочет поджечь и уничтожить царский дворец, значит, он помышляет о возвращении на родину и не намеревается жить среди варваров». Македонских ветеранов понять можно, они зашли в такие места, о которых и помыслить не смели у себя на родине, а вот их командиров оправдать трудно. Поддавшись на провокацию пьяной женщины, они, прежде всего, опозорили себя и уже потом, задним числом, выдумывали различные оправдания, придавая сожжению дворца чуть ли не ритуальный характер. Отголоски этих попыток можно увидеть в замечании того же Плутарха: « другие же утверждают, будто поджог дворца был здраво обдуман заранее». С этим нельзя согласиться хотя бы по причине того, что если бы царь хотел его сжечь, то он сжег бы его в первые же дни своего пребывания в Персеполе. Арриан, в целом хорошо относившийся к Александру, по этому поводу пишет: « По-моему, однако, Александр действовал безрассудно, и не было здесь никакого наказания древним персам». Конечно, не было, потому что когда царь немного протрезвел, то сразу же сообразил, что наделал, – и бросился тушить пожар. А зачем его тогда тушить, если заранее все решил и обдумал, а вот если до тебя дошло, что не дело творишь, то тут все понятно и становится на свои места. Плутарх так и написал: « Но все сходятся в одном: Александр вскоре одумался и приказал потушить огонь». Только уже было поздно и исправить ничего было нельзя – великолепный дворец могучих персидских владык Дария и Ксеркса превратился в груду развалин. « Македонцы испытывали стыд из-за того, что такой славный город был разрушен царем, упившимся на пиру, но, серьезно обдумав это, они заставили себя поверить, что именно так и следовало разрушить город» (Курций Руф). А что им еще оставалось делать, не сознаваться же на весь мир в недостойном поведении своих командиров. А так вроде все красиво – сожгли Персеполь, мстя за Афины.
Македонская армия выступила в поход на Экбатаны, столицу Мидии. Позади была разоренная и выжженная земля, бывшая некогда сердцем великой империи Ахеменидов. На месте древней столицы остались лишь руины и огромное пепелище, где раньше стоял дворец Царя царей. А жизнь Александра вновь сделала крутой поворот. Юноша с яркими, восторженными глазами, в блестящих доспехах уходил за светлую линию горизонта. Тот, кого называли Сотер, уходил навсегда. А в кровавых сполохах вечерней зари, в отблеске далеких пожаров приходил другой, и глаза его были черны, как пепел сожженных городов. И имя было ему Искандер Двурогий, тот, кого на Востоке до сих пор зовут Проклятым.
Глава 5 Поступь грозного бога
Карающая длань
Македонская армия стремительно двигалась на север, на Экбатаны. По сведениям, которые получил Александр, Дарий был там и готовился дать македонцам бой. Но в действительности подобное решение было равносильно самоубийству, так как персидская армия насчитывала всего 6000 пехоты и 3000 всадников. План у владыки Востока был другой, и его исполнение зависело от того, какие действия предпримет Александр: если тот остановится в Персиде и Сузах, то и Дарий останется в столице Мидии, собирая войска и копя силы, выжидая удобный момент, чтобы атаковать врага. А если неугомонный Искандер двинется на север, то перс собирался развязать против него настоящую партизанскую войну – отступать в Гирканию и Бактрию, все сжигая и уничтожая на своем пути, собирая под свои знамена всех, кто был готов вступить в борьбу с завоевателями. Те времена, когда Дария в походах сопровождали гарем и громадные обозы, давно канули в Лету – все барахло и женщин Кодоман отправил к Каспийским воротам, а сам с войском стал ждать дальнейшего развития событий в Экбатанах. И дождался – Искандер выступил против него!
А Александр вел армию стремительными переходами, он опять стал бояться, что Дарий от него ускользнет. Подчиняя по дороге персидские племена, он ставил над ними сатрапов из местной аристократии, а сам все спешил и спешил на север. От руин Персеполя до Мидии его армия промаршировала за 12 дней, и там, к своей досаде, он узнал, что Дария в Мидии нет – не дождавшись подкреплений от скифов и кадусиев, разграбив сокровищницу, он ушел к Каспийским воротам. Эти ворота представляют узкий прибрежный проход у Каспийского моря, теперь называемый Горганским – рядом находится иранский город Горган. Для защиты от нападений с севера персидские цари возвели там ряд мощных укреплений, но Средние века строителем ворот стали считать Александра, а сами их стали называть Александровыми, якобы за них грозный царь загнал мифические народы Гог и Магог. А персидские аристократы уже встречали его на дальних подступах к Экбатанам и всячески демонстрировали свою лояльность. Хотя этот город, бывший сначала столицей Мидийского царства, а затем империи, созданной Киром, являлся мощнейшей крепостью – по сообщению Геродота, она была окружена семью рядами стен. Возвышавшиеся друг над другом зубцы были выкрашены в белый, черный, пурпурный, голубой, красный, серебряный и золотой цвета (соответственно пяти планетам, Луне и Солнцу). Именно Мидия была первой страной, которую завоевали персы, и именно здесь должна была, по идее, закончиться «Война Возмездия». И так думали очень многие в македонской армии, понимал ситуацию и сам Александр.
Именно здесь, в древней мидийской столице, царь и объявил о том, что отпускает домой греческие союзные контингенты и фессалийскую конницу – для них «Война Возмездия» закончилась, Эллада отомщена, а то, что будет происходить в дальнейшем, это уже его, Александра, дело. Постепенно грандиозное общеэллинское предприятие превратилось в личную войну между новым Царем царей и старым, и греки не обязаны были в ней участвовать. Но Александру не хотелось просто так отпускать таких отличных воинов, ему очень хотелось оставить их у себя: « Он полностью выплатил им условленную плату и еще прибавил от себя 2000 талантов. Он велел составить списки тех, кто на свой страх пожелал бы и дальше оставаться у него на службе; таких оказалось немало» (Арриан). Те, кто пожелал, – остались, остальные отправились домой. А сам царь решил надежно закрепиться в Экбатанах – Парменион переправил туда все сокровища из разграбленного Персеполя, а главным казначеем поставил Гарпала (пустил козла в огород). Гарнизон состоял из 6000 тяжелой пехоты и отряда мобильных войск и первое время должен был охранять казну и следить за порядком в новой провинции. Сам Александр с основной армией выступил против Дария дальше на север – война «Война Возмездия» закончилась и начиналась его личная война.