Великий Александр Македонский. Бремя власти
Шрифт:
Александр так гнал свои войска вперед, что на одиннадцатый день пути прибыл в город Раги – последний крупный город Мидии на Востоке, дальше уже начиналась Гиркания. Войска были измучены невероятно – много людей отстало, лошади падали замертво, но царь спешил как одержимый, поимка Дария становилась его навязчивой идеей. С другой стороны, он прекрасно понимал, что пока жив бывший Царь царей, ему покоя не видать, и поэтому Кодоман был ему необходим – живой или мертвый. Но самое главное, это понимало и его окружение и рядовые солдаты, а потому разногласий по поводу продолжения похода пока не возникало. От города до Каспийских ворот один день пути, а Дарий их уже прошел, и перехватить его не удалось. Как Александр ни рвался вперед, а видя жалкое состояние своего воинства, был вынужден остановиться в Рагах на пять дней, давая отдых лошадям и людям. Сатрапом Мидии был назначен перс Оксидрат, которого македонцы освободили из тюрьмы в Сузах, где он сидел по приказу Дария – враг моего врага мой друг, и Александр счел этого человека достойным своего доверия. И только затем отдохнувшая македонская армия выступила в поход, благополучно миновала Каспийские ворота и продолжила движение на северо-восток, туда, где находился город Гекатомпил.
Но ситуация менялась стремительно, как в калейдоскопе, – к Александру примчались из лагеря Дария военачальник Багистан и сын сатрапа Вавилона Мазея Антибел. Вести, которые они привезли, поразили царя – в персидском лагере произошел переворот, командир конницы Набарзан, сатрап Бактрии Бесс, а также сатрап Арахосии и Дрангианы Барсаент арестовали Дария, заключив его под стражу. Вот тут-то и возникла перед Македонцем новая проблема – как ему дальше действовать? С одной стороны, вроде бы главный враг нейтрализован и можно вступать с мятежными вельможами в переговоры о его выдаче, с другой, если бы Дария ему хотели сдать, то послы от заговорщиков уже подъезжали бы к его лагерю. В итоге царь принял решение в своем духе – идти вперед, напасть на персидское войско, судя по всему деморализованное происшедшими событиями, и самому захватить Дария. По сообщениям очевидцев, закованного в цепи бывшего царя возили в повозке, и Александр полагал,
Но у страха глаза велики и, убив бывшего Царя царей, изменники вызвали на себя гнев Александра, который сразу же понял, к чему идет дело и что нового претендента на персидскую корону осталось ждать недолго. Но догонять убегавших врагов просто не было сил, и потому Царь царей позволил себе красивый жест – спрыгнув с коня, он снял свой царский плащ и накрыл им тело своего бывшего врага. Этим он не только выказал свое уважение к Дарию – он лишний раз подчеркнул, что является его преемником по праву. « Когда он (Дарий) умер, его погребли по-царски; дети его получили от Александра такое содержание и воспитание, какое они получили бы от самого Дария, останься он царем. Александр стал ему зятем. Когда Дарий скончался, ему было около 50 лет» (Арриан). А Македонец в этот момент действительно почувствовал себя полным властелином Азии – старый соперник погиб, а новый еще не появился. Со смертью Дария закончился организованный этап сопротивления захватчикам – дальше каждый сатрап будет воевать сам по себе.
« Воинов, погибших во время преследования Дария, Александр торжественно похоронил, израсходовав на это большую сумму; между оставшимися в живых участниками его похода он разделил тринадцать тысяч талантов. Большая часть лошадей пала от зноя, а те, которые выжили, уже ни на что не годились. Все деньги – сто девяносто тысяч талантов – были свезены в Экбатану, и заведовать этой казной был назначен Парменион» (Юстин). С одной стороны, такое назначение выглядит почетной отставкой – смерть Дария никак не влияла на планы Александра продолжать поход, и старый полководец мог стать лидером тех, кто будет против такого развития событий. А с другой стороны, это был очень ответственный пост, ибо коммуникации македонской армии растянулись страшно, и человек, который их контролировал, должен был быть сверхнадежным. Образно говоря, положение Пармениона на захваченных территориях становилось чем-то вроде положения Антипатра в Македонии – тоже фактически царский наместник с неограниченными полномочиями. Да и сумма в 190 000 талантов была просто астрономической и абы кому ее не доверишь, а ветеран никогда не давал повода усомниться в своей честности.
Сам Александр отправился к Гекатомпилам и через три дня достиг его, но в сам город входить не стал, а расположился лагерем рядом, давая отдых своим измученным войскам и поджидая основную армию, идущую следом. Диодор про этот город сообщает, что « Был он богат, изобиловал всякими съестными припасами, и Александр остановился там на несколько дней». Вскоре туда подтянулась и основная армия, войска отдыхали, предаваясь безделию после тяжких трудов. А все нехорошие мысли, как известно, происходят именно от безделья, и данный случай не стал исключением: « без всяких оснований распространились слухи, пущенные праздными солдатами, что царь, удовлетворенный достигнутым, решил теперь же вернуться в Македонию. Солдаты как безумные бросаются к своим палаткам и начинают упаковывать свой багаж для похода; можно было подумать, что был дан сигнал собираться в путь. Крик солдат, разыскивающих своих товарищей по лагерю, и грузящих повозки, достиг ушей царя». (Курций Руф). Судя по всему, именно смерть Дария послужила толчком для подобных настроений, македонцы, и не только рядовые солдаты, могли посчитать, что война уже закончена и пора возвращаться на родину. Царь впервые столкнулся с подобным явлением и, похоже, даже немного растерялся – спешно созвал военачальников на совет и попросил их повлиять на настроение солдат. Военачальники с поручением справились успешно, и когда царь выступал перед войсковым собранием, войска поддержали его идею о продолжении похода. Но единства уже не было и многие остались при своем мнении, к тому же не было уже идеи продолжения боевых действий: «Война возмездия» закончилась, Дарий мертв, а добра и так награблено достаточно. Но тем не менее армия в поход выступила.
Вторжение в Гирканию привело к захвату этой страны вплоть до берегов Каспийского (Гирканского) моря, все ее города были заняты царскими войсками. В этом регионе Македонец вновь столкнулся с племенами, жившими в недоступной местности, и явил себя настоящим мастером горной войны – племя мардов, надеявшееся на неприступность своих позиций, было разгромлено и просило пощады у завоевателя. « Тем временем царь продолжал путь, построив войско плотным квадратным строем, изредка посылая разведчиков обследовать местность. Впереди шли легковооруженные, за ними следовала фаланга, за пехотой шел обоз. Воинственность населения и природа этой труднопроходимой страны держали в напряжении внимание царя» (Курций Руф). К этому времени в лагерь Александра потянулись персидские вельможи, которые до этого сражались с ним с оружием в руках, и лишь смерть их повелителя Дария, заставила их склониться перед новым Царем царей. Но самое удивительное, что одним из первых на поклон к Александру явился не кто иной, как Набарзан – один из тех, кто поднял мятеж против Дария, но явился не просто наобум, а предварительно выговорив себе безопасность. В убийстве своего господина он не участвовал, а действия свои оправдывал заботой о благе Родины – вроде как лучше хотел, а вот получилось как всегда. Поверил ему Македонец или только сделал вид, неизвестно, но принял доброжелательно и обид не чинил. « Вскоре подошли к городу Гиркании, где был дворец Дария. Здесь Набарзан, получив обещание безопасности, встретил его обильными дарами. Среди них был Багой, юноша-евнух в расцвете юности
Город Задраката с царским дворцом был самым большим в Гиркании и он показался Александру подходящим для того, чтобы устроить войску отдых. Там неукротимый Македонец остановился на 15 дней, чтобы привести в порядок свои усталые войска, а затем армия двинулась дальше на Восток, на город Сузию, столицу сатрапии Арии. Видя, что дело плохо и ему не справиться со страшной опасностью, идущей с Запада, сатрап Арии Сатибарзан склонил свою гордую голову перед новым Царем царей – и Александр на радостях оставил ему сатрапию, как всегда приставив к персу македонца, только из войск почему-то дав последнему всего 40 гипотоксотов. Почему Александр допустил подобную ошибку, сказать трудно, скорее всего он настолько привык к тому, что назначенные им персы ведут себя соответственно своему новому положению, что практически перестал соблюдать в данном вопросе осторожность. И, как оказалось, зря – персидские перебежчики принесли ему весть, что Бесс надел царскую корону и провозгласил себя Царем царей под именем Артаксеркса, а это в корне меняло все дело.
Бесс не только объявил себя царем, он стал деятельно готовиться к предстоящей войне, собирая под свои знамена персов, бактрийцев и союзников – скифов. Вот теперь Александр действительно имел серьезный повод для продолжения боевых действий, объявляя Бесса узурпатором, он обосновывал свой поход дальше на Восток необходимостью уничтожения самозванца. И судя по всему, именно такая логика была понятна его солдатам, ибо одно дело – воевать практически по принуждению, а совсем другое – за идею, пусть и отвлеченную. При подготовке похода и выступлении на Бактрию все прошло гладко, Бесс и сам не подозревал, какую услугу он оказал Искандеру, узурпировав трон. Но у этой монеты была и другая сторона: узнав, что Бесс объявил себя царем, сатрап Арии Сатибарзан тут же изменил Александру – свой персидский царь на троне устраивал его гораздо больше, чем пришелец с далекого Запада. Македонский командир был убит вместе со всей своей немногочисленной легкой кавалерией, а Сатибарзан, подняв открытое восстание против захватчиков, в своей столице начал собирать войско. В итоге поход на Бактрию сорвать удалось, Бесс получал еще время для сбора войск, потому что Александр с частью армии выступил против мятежного сатрапа. Пройдя за два дня примерно 111 км, Царь царей приблизился к Артакоане – узнав о приближении грозного Двурогого Искандера, многие персидские воины просто-напросто разбежались, а Сатибарзан с 2000 всадников ушел в глубь страны. « Александр, разузнав, кто принимал участие в этом восстании и теперь покинул свои селения, разослал за ними во все стороны стремительную погоню; одних он казнил, других обратил в рабство. Сатрапом ариев он назначил Арсака перса» (Арриан). Пока Александр проводил карательные мероприятия, Кратер с основной армией держал в осаде Артакоану, подготовка к штурму велась и днем и ночью, и как только под городом появился царь, горожане сразу же стали просить пощады. Объявив главным виновником смуты Сатибарзана, они открыли ворота Искандеру и неожиданно были вознаграждены за свою мудрость: их не только пощадили, но и вернули имущество. В течение 30 дней вся область была покорена, и македонская армия вступила в Дрангиану – сатрап Барсаент, один из убийц Дария бежал к индам, но те, по сообщению Арриана, выдали его Александру, который тут же его казнил за предательство Дария.
Царь царей вел свою армию строго на юг, прямо на Фраду, столицу Дрангианы. Заняв город, Македонец расположился в царском дворце и предоставил отдых войску – казалось, ничто не предвещало беды. Но она пришла оттуда, откуда не ждали, и именно в эти дни Александр ощутил всю тяжесть и горечь власти.
Сначала цитата: « Александр видел, что его приближенные изнежились вконец, что их роскошь превысила всякую меру: теосец Гагнон носил башмаки с серебряными гвоздями; Леоннату для гимнасия привозили на верблюдах песок из Египта; у Филота скопилось так много сетей для охоты, что их можно было растянуть на сто стадиев; при купании и натирании друзья царя чаще пользовались благовонной мазью, чем оливковым маслом, повсюду возили с собой банщиков и спальников. За все это царь мягко и разумно упрекал своих приближенных. Александр высказывал удивление, как это они, побывавшие в стольких жестоких боях, не помнят о том, что потрудившиеся и победившие спят слаще побежденных. Разве не видят они, сравнивая свой образ жизни с образом жизни персов, что нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более царственного, чем труд? «Сможет ли кто-либо из вас, – говорил он, – сам ухаживать за конем, чистить свое копье или свой шлем, если вы отвыкли прикасаться руками к тому, что всего дороже, – к собственному телу? Разве вы не знаете, что конечная цель победы заключается для нас в том, чтобы не делать того, что делают побежденные?» (Плутарх). И ведь правильно все говорил, по делу, только во всем этом есть одно НО. Здесь получается, как в притче про богача, который видит соломинку в глазу бедняка и не замечает бревна в собственном: так и новоявленный Царь царей – посмотрел бы сначала на себя, прежде чем других поучать! Поэтому сделаем небольшой шаг назад, к тому моменту, когда македонская армия находилась в Гиркании и когда, собственно говоря, все и началось. И здесь опять без цитирования не обойтись, чтобы потом легче было понять смысл развернувшихся событий.
Все источники единодушно сходятся в том, что и греки, и македонцы обратили внимание на то, что поведение их царя стало существенно меняться во время похода в Гирканию, а если быть более точным, то сразу после смерти Дария. Длительное пребывание в Гекатомпиле и Задракате дало обильную пищу для размышлений как рядовому, так и высшему командному составу армии. « Теперь Александр решил, что намерения его осуществлены и власть непоколебима. Ему начала нравиться персидская изнеженность и роскошь азийских царей. Сначала он завел во дворце жезлоносцев и поставил на эту должность уроженцев Азии, затем сделал своими телохранителями виднейших персов, в том числе Дариева брата, Оксафра. Затем он надел персидскую диадему, хитон беловатого цвета, персидский пояс и прочие принадлежности персидского костюма, кроме штанов и кандии. Спутникам своим он дал багряные одежды и на лошадей надел персидскую сбрую. По примеру Дария он окружил себя наложницами; их было не меньше, чем дней в году, и они отличались красотой, так как были выбраны из всех азийских женщин. Каждую ночь они становились вокруг царского ложа, чтобы он мог выбрать ту, которая проведет с ним ночь. Все эти обычаи, однако, Александр вводил очень постепенно, придерживаясь обычно прежних: он боялся раздражить македонцев, но многих, которые упрекали его, ему удалось улестить дарами» (Диодор). Диодору вторит Юстин, возмущаясь недостойным, с точки зрения эллина и македонца, поведением царя: « Александр стал носить одежду персидских царей и диадему, что не было принято ранее у македонских царей; Александр как будто заимствовал законы у тех, кого победил. Чтобы эта одежда, если он станет носить ее один, не показалась от этого особенно ненавистной, он и друзьям своим приказал одеваться в длинные пурпурные одежды, расшитые золотом. Желая подражать персам в распущенности нравов не менее чем в одежде, он отобрал среди множества царских наложниц самых красивых и знатных по происхождению и проводил с ними ночи поочередно. Кроме того, он стал держать невероятно пышную трапезу, чтобы его образ жизни не казался слишком трезвым и скудным, стал с царственной роскошью справлять пиры с играми, совершенно забыв, что такие нравы ведут не к укреплению мощи, а к потере ее» (Юстин). Вновь видим взрыв негодования просвещенных эллинов, которые в своем закосневшем консерватизме и национализме напрочь забывают об очевидных и простых вещах. А забыли они о том, что Александр не эллин и никогда им не был! Он и македонец-то только наполовину, и не ему, ученику Аристотеля, быть поборником узкоплеменного греческого национализма. Он даже со своим учителем полностью разошелся во взглядах относительно тех же персов, которых Аристотель именует варварами, и надо сказать, что в этом вопросе Великий Македонец оказался умнее и прозорливее и дальновиднее Великого Ученого. У Александра в руках – власть, и в его воле строить свою империю так, как он считает нужным, не обращая внимания на вопли эллинов и ворчание македонцев, считающих, что на них свет клином сошелся. Македония теперь для царя – одна из частей его огромной державы, и он смотрит на мир более широко и объективно, чем его македонские подданные. «Война Возмездия» закончена, полномочия стратега-автократора Александр с себя сложил, и война, которую он теперь ведет, это его личная война. Соответственно меняется и роль армии – царь им платит, они за него воюют. Поэтому с их мнением он считается все меньше и меньше, справедливо полагая, что негоже наемникам указывать хозяину, что и как делать. Он – Царь царей, сын бога Амона, стоит над своими подданными на недосягаемой высоте, и ему оттуда видно гораздо лучше, что и как менять в этом мире. Однако, когда ему нужно, Александр вспоминает и о старых македонских традициях, в частности таком элементе, как войсковое собрание, и будет умело им пользоваться во время борьбы с высшим армейским руководством, противопоставляя простых солдат верховным командирам. Царь научился просто блестяще манипулировать мнениями разнообразных группировок, сталкивать их между собой и все время при этом, ослабляя своих противников, оставаться в выигрыше. Филипп II и Аристотель – вот те два человека, у которых Александр постигал науку, как пользоваться властью, став в итоге величайшим государственным деятелем эпохи. Свое время он значительно опередил и постоянно сталкивался с непониманием, а иногда и открытым сопротивлениям своим действиям, но в его руках была власть, и в его силах было скрутить в бараний рог всех недовольных. Но Македонец был достаточно умен и обладал огромным даром убеждения, к силе прибегая лишь в крайних случаях. « В эту пору во всем лагере все стали возмущаться тем, что Александр оказался таким выродком по сравнению с отцом своим Филиппом, что даже отрекся от своей родины и перенял те самые персидские нравы, вследствие которых персы были побеждены. А чтобы не показалось, что только он один опустился до порочной жизни тех, кто был побежден его оружием, он позволил также и своим воинам брать в жены тех пленных женщин, с которыми они были в связи, полагая, что у солдат будет меньше желания вернуться на родину, если в лагере они почувствуют некоторое подобие домашнего очага и семейной обстановки, и сами военные труды покажутся легче благодаря сладостям брака»(Юстин). Ход сам по себе очень толковый и грамотный, царь прекрасно разбирался в психологии своих солдат и поступил наилучшим образом в подобной ситуации. Но это касалось только греков и македонцев, а были еще персы и другие народы создававшейся империи, и к ним был нужен абсолютно другой подход.