Великий чабан
Шрифт:
Голод и мор не обошли и волков, и все чаще стали беспокоить хитрые хищники Бадму и его соседей. В райцентре приняли меры: за каждую голову хищника была объявлена солидная премия, но даже это не спасало положения. Волки бродили всюду и не боялись выстрелов. Каждую ночь Бадма выходил из дома, сжимая заряженное картечью ружье. Каждую ночь возбужденно, с подвыванием, лаял Бургут, бросаясь в темноту, и даже молчаливая Хочча вторила ему своим тихим, тонким лаем. И каждое утро Бадма подсчитывал потери.
Чабаны — народ особенный.
Однажды утром на стоянку Бадмы приехал сосед Солбон — чабан скупой, хваткий, но честный, за что Бадма его очень уважал. А еще за то, что Солбон был опытным волчатником и лучшим стрелком в округе, за то, что в войну Солбон был снайпером, и, наконец, просто за то, что тот был хорошим человеком.
На плече его висел старенький, но тщательно пристрелянный тульский дробовик. Сопровождали его собаки — четыре красивых, высоких борзых, с которыми Солбон охотился на лис, и Барда — громадный и добродушный сын Хоччи и Бургута из их первого выводка.
Бадма сдержал обещание, данное соседу. Щенков было двое, и Солбон долго щурился, приглядываясь к ним. Черный был крупнее и почти не скулил, а когда обоих щенков подняли за холки, тихо висел, прикрыв сиреневые глазки. Рыжий громко визжал, пытаясь вырваться и укусить обидчика.
— Хитрым рыжий будет, — сухо заметил Солбон, — а мне умная собака нужна. — И забрал черного. Рыжего Бадма оставил себе, о чем позже не раз жалел. В отличие от своего брата, Сокол вырос очень хитрым и подлым. Как-то раз уже взрослый Барда пришел вслед за Солбоном к Бадме. Воспитанный пес остался ждать хозяина у коновязи. Ни Хочча, ни Бургут не нападали на чужих собак, если те ждали хозяев у коновязи. Но Сокол нарушил этот неписаный закон, напал на Барду и, получив достойный отпор, поднял шум, который привлек Бургута. Сокол незаметно улизнул, а хозяева долго растаскивали сцепившихся псов.
С тех пор собаки возненавидели друг друга, а Бадма невзлюбил Сокола, но избавиться от него не мог, слишком хитрым оказался пес. На всякий случай Бадма закрыл его вместе с Бургутом в сарае.
— Сайн-байну у-уря, — пропел Солбон, привязав коня к коновязи. Собаки остались рядом с лошадью.
— Хэнда, — ответил Бадма, приветствуя соседа.
— Не ждал меня, одноглазый… — Солбон шутливо ткнул Бадму кулаком в грудь, и, продолжая безобидно шутить, они прошли в дом.
Лхама молча принялась накрывать на стол, пока мужчины, сидя у печки, закручивали цигарки с табаком Солбона. Два месяца Солбон выслеживал стаю, что прижилась в их округе, и выследил. Волки были рыжие, и стая была очень большой, и правила стаей рыжая волчица.
Два месяца Солбон ждал удобного случая. Рыжий волк слабее, но значительно хитрее и опаснее серого, и охота на него требует особой сноровки,
— Что-то рано ты сегодня, — заметил Бадма, но сам знал, зачем приехал сосед, и еще с вечера наготовил жаканов.
— Я вот думаю, куда мои куцаны деваться стали. — Солбон шутливо, с хитрецой уставился на Бадму, щуря и без того очень узкие глаза. — Они же вонючие, волк их есть не станет. Значит, сосед одноглазый что-то здесь мудрит, а-а… — и, бросив окурок в помойное ведро, уже серьезно добавил: — Волки сегодня в Белой пади.
— Я смотрел, — продолжал он, — матерых очень мало, в основном молодежь. Поэтому и наглые, даже моих куцанов режут для забавы.
Лхама, услышав про волков, недовольно засопела и, нарочито громко поставив на стол большую чашу с дымящимся вареным мясом, ушла в другую комнату.
Как только мужчины сели за стол, во дворе снова залаяли собаки. Постепенно собирались остальные чабаны, заранее предупрежденные Солбоном, все на лошадях, с ружьями и собаками.
Немного позже приехали косой Дото и Жалсан на своих мотоциклах. Собирались недолго. Всем не терпелось скорее начать облаву во главе с Солбоном.
Белая падь представляла из себя очень глубокую прогалину с двумя отвесными каменными стенами. Начало эта падь брала с самой вершины Лысой горы и выходила в долину. Заросшая дикой черемухой и боярышником, мелким кустарником, прекрасно защищенная от ветра, падь была идеальным местом для отдыха волков, но вместе с тем и очень опасным. Стены пади, очень высокие, были отвесными и фактически неприступными. При хорошей облаве хищники попадали в отличную ловушку, ибо выхода из этой пади было только два.
С самого начала охотникам показалась странной такая неосторожность стаи, но времени на размышления не было. У выхода из пади натянули флажки, по краям которых засели несколько стрелков. Загонять решили сверху, с вершины Лысой горы, на лошадях.
Сигнал — выстрел — гулко отозвался в пади, подняв в воздух стаю крикливых соек. С ружьями наизготовку всадники начали спускаться, пустив вперед борзых.
Расчет был прост: молодые кинутся вниз по пади и выйдут на флажки и стрелков, матерые должны броситься вверх или к склонам, где их ждали по разным сторонам пади Бадма и Солбон.
Бадма не отрывался от бинокля. Все шло по плану. Несколько волков мчались вниз, к флажкам. Раздались первые выстрелы. Отлично воспитанные Хочча и Бургут сидели рядом, ожидая команды, и лишь Сокол, увязавшийся следом, нервно скулил. Но вдруг Хочча, вскочив, уставилась в сторону горы. На противоположном склоне затарахтел “Днепр” Дото — Солбон яростно махал рукой, тоже в сторону горы.
— Скала, — простонал неожиданно Бадма, вспомнив, как однажды Хочча взобралась на склон по скале. Вожак стаи знал тайную тропку, почти отвесную и очень узкую. Взобраться по ней мог только один волк, остальные двигались только следом.