Великий чабан
Шрифт:
— Быстрее, — прохрипел Бадма, и “Урал” Жалсана понесся по склону вверх, туда, где по плану волки не могли пройти. Прорваться удалось четверым волкам, остальные угодили под пули загонщиков. Оставалось одно — преследовать.
Волки разделились после первого же выстрела. Один ткнулся в снег и снова вскочил, но только на передние лапы. Пуля угодила в таз хищника. Второй бросился вверх, к спасительному краю горы, который был ближе и за которым ему навстречу спешил Солбон.
Бадма скрипнул зубами, когда увидел, как Сокол, обогнув подранка, бросился дальше, за вторым. Но Хочча,
Волки неожиданно свернули к долине, рискуя попасть под пули и угодить в многолетние промоины после дождей. Хочча слишком поздно поняла свою ошибку. Промоины были заметены снегом, который смерзся в крепкий наст, и поэтому не были препятствием для волков, но в первую же из них угодил “Урал” Жалсана.
Преследовать волков уже не было ни смысла, ни возможности, и Бадме пришлось лишь надеяться на опыт и сплоченность своих собак, а также на то, что Хочча быстро поймет свою ошибку и успеет прийти на помощь Бургуту.
А в это время собаки Солбона встретили волка, бежавшего через гору. Всем своим весом Барда налетел на опешившего хищника, а борзые бросились на Сокола, бежавшего следом.
С трудом разняв собак и закинув в люльку убитого волка, Солбон и Дото не спеша поехали проверить, что случилось с Жалсаном и Бадмой, по пути подобрав издохшего подранка. Ситуация была серьезной. Мотоцикл перевернулся, Бадма вывихнул руку, а Жалсан повредил плечо. Руку Бадме тут же вправил Дото, слывший хорошим костоправом, но с Жалсаном все было сложнее, и его срочно повезли в райцентр.
Охоту можно было считать удачной. Загонщикам и стрелкам удалось убить двоих волков, по одному подстрелили Солбон и Бадма. Премию договорились поделить поровну, а так как стая рассеяна, то волки скорее всего сменят место охоты, а там есть другие чабаны.
После недолгой пьянки по случаю удачной охоты все разъехались. До глубокой ночи Бадма выходил во двор и громко кричал, зазывая своих собак, но отвечал ему лишь Сокол, крепко помятый борзыми Солбона. Бадма уже ложился спать, когда во дворе радостно залаял Сокол.
Выйдя на улицу, он увидел взъерошенную, в страшных укусах Хоччу. Утром, объезжая те места, куда уходили волки, Бадма нашел Бургута.
Хочча слишком поздно поняла свою ошибку и, быть может, только поэтому простила хозяина, который так и не пришел им на помощь. По следам Бадма увидел, как волки, почуяв, что их преследует только один пес, резко развернулись и бросились на Бургута. Неравная схватка длилась достаточно долго, и, угадай Хочча хитрость матерых, возможно, все обернулось бы иначе… Но Хочча опоздала, и после короткой схватки волки продолжили бегство.
Хочча долго сидела рядом с издыхавшим Бургутом и уже ночью, когда тот издох, вернулась на стоянку. Три дня она ничего не ела и лишь зализывала раны, лежа в сеннике, угрюмо косясь на людей.
Бадма не проронил ни слова в тот день, когда привез домой мертвого Бургута. Долго шептал молитвы, сидя за столом, в то время как внук Гэсэр тихо сидел рядом с мертвым псом, гладя его по застывшей голове. Мальчик всегда восхищался силой и отвагой Бургута, и в детском сознании никак не могла уложиться мысль о том, что его любимца больше нет.
Каждый раз Бургут провожал Гэсэра до поворота на сельскую дорогу, когда того увозили на учебу в интернат, и всегда восторженно встречал его, когда маленький хозяин приезжал на каникулы и выходные. В школе Гэсэр с гордостью рассказывал об отважных Хочче и Бургуте, которые храбро дрались с волками, защищая родную стоянку. Гэсэр никак не мог поверить в смерть, и яркий мир мальчика, в котором всегда было лето и светило солнце, раскрывался перед благородным псом, впуская его в свою бесконечность. Гэсэр видел, как тот носился и кувыркался в высокой траве, счищая с себя всю грязь, что осталась на нем с прежней жизни. Вот он остановился, маленькая детская ладонь легла на широкий мохнатый лоб Бургута, и его глубокие глаза взглянули Гэсэру в лицо.
— Я не ухожу, хозяин, — словно бы прочел в них мальчик, — я всегда буду рядом…
Около часа Бадма читал молитвы, затем вынес труп собаки во двор и ножом отрезал хвост.
— Зачем ты это делаешь, деда? — опешил Гэсэр, случайно вышедший во двор и увидевший все это. Но Лхама тут же крепко схватила мальчишку и занесла в дом.
— Деда не любил Бургута, — в истерике визжал мальчик, пытаясь вырваться и выбежать на улицу.
— Тише, внучек, тише, — успокаивала его Лхама, — запомни, дед ничего не делает просто так, а хвост отрезал, чтобы Бургут снова родился, но уже человеком. Ты не ругайся на дедушку, хорошо?
Лхама прижимала к себе всхлипывавшего Гэсэра и, непонятно почему, тоже едва сдерживала слезы
Всю жизнь она мучилась с Бадмой, с его неуемностью и никому не понятной простотой, и лишь к закату жизни, глядя на горячо любимого внука, начала понимать, что прожила эти годы не напрасно.
Три года Бороо не подпускала к себе никого, кроме Бадмы. Все эти годы Бадма и Жалсан ходили за ней, словно за выкормышем-жеребенком.
— Это инстинкт, Бадма-ахай, это должно пройти. Природа свое возьмет!
Жалсан оказался прав. Бороо постепенно успокаивалась, а однажды, когда мимо их стоянки вел свой косяк кобыл Халзан, тревожно всхрапнула, высоко подняв голову, и призывно заржала. Халзан услышал ее и почти на месяц остался у Бадмы.
Совсем недавно и он был гордостью совхоза в забегах и его также чуть не постигла участь Бороо. Но Халзан, жеребец гордый и сильный, сумел не только вырваться, но и наказать одного из подлецов. Один из табунщиков Седельниковых угодил в больницу с переломами ребер. Подобной дерзости животному не простили, и через два месяца после того, как Халзан увел свой косяк от Бадмы, случилось то, чему никто не удивился. Халзана нашли на рапсовом поле со страшно вздувшимся животом, и Звездочка, по роковому стечению обстоятельств, оказалась последним творением знаменитого жеребца.