Великий канцлер
Шрифт:
«Задер-жи-те Воланда, – бормотал, мычал Варенуха. – Зачем? Мистификация». Решили ничего не молнировать в ответ.
Через тридцать минут появилась та же самая женщина, и Римский, и Варенуха даже с мест поднялись. Она вынула тёмный листок.
– Интересненько… – шепнул Варенуха. На фотографической бумаге отчётливо чернели писаные строчки. Тут Варенуха без чинов навалился на плечо Римскому. Оба жадно бегали глазами по строчкам.
«Вот доказательство мой почерк Немедленно молнируйте подтверждение моей личности Немедленно обследуйте мою квартиру Примите все меры наблюдения за Воландом
Варенуха был известен в Москве как опытнейший театральный администратор, видавший всякие виды, и кроме того, смышлёный человек. Но тут Варенуха почувствовал, что ум его застилает пеленой, и он ничего не придумал, кроме житейской нелепой фразы:
– Этого не может быть…
Римский поступил не так. Он поднялся с места, резко крикнул в дверь: «Никого!» – и тотчас запер дверь кабинета на ключ. Затем, сразу постарев лет на пять и нахмурившись, достал из письменного стола пачку документов и извлёк из них все те, на которых были резолюции и подписи Лиходеева. Он тщательно сличал букву за буквой. Извлёк три залихватских подписи на ведомостях и одну на чеке. Варенуха, навалившись, жарко дышал в щёку Римскому.
– Без сомнения, почерк Лиходеева, – наконец выговорил Римский очень хмуро. Варенуха проделал все знаки изумления, которые свойственны людям. То есть по кабинету прошёлся, руки вздымал, как распятый, плечи вздёргивал, восклицал: «Не понимаю!»
Задача Римского была трудна. Нужно было тут же, сейчас же обыкновенные объяснения представить для совершенно необыкновенного события. И Римский сделал всё, что в силах человеческих. Он сверился по справочнику и узнал, что от Москвы до Владикавказа … километров. Злобно от напряжения усмехнувшись, Римский представил себе Стёпу в ночной сорочке, торопливо влезающего в самый-самый, делающий, скажем, триста километров в час аэроплан, и тут же сокрушил эту мысль, как явно гнилую. На таком далеко не улетишь. Он представил другой самолёт, военный, сверхбоевой, шестьсот километров в час, и тут же сосчитал, что, ввалившись в него непосредственно тотчас же после телефонного разговора в час дня, Стёпа за два часа не дотянул до Владикавказа восемьсот километров. Аэропланы разлетелись как дым. В висках Римского закололо. Варенуха же, выпив целый стакан жёлтой воды из графина, весь в испарине, рылся в справочнике «Вся Москва». Он искал трактир под названием «Владикавказ».
Мелькнула дикая мысль, что, может, не Стёпа говорил в час дня по телефону с Садовой. Отпала. Степин голос был слишком хорошо известен Римскому. Затем всякая надежда построить логическое здание рухнула. В голове у финансового директора остались только черепки. Штампы на телеграммах фальшивые? Нет, подлинные. В носках, среди бела дня, во Владикавказе? Смешно. Трактир? Пьяные шутки?
В двери снаружи стучали, ручку дёргали. Слышно было, как курьерша кричала: «Нельзя!» Варенуха, воспалёнными глазами глядя в справочник, тоже рявкнул: «Нельзя! Заседание!»
Когда за дверью стихло, Варенуха захлопнул толстую книгу и молвил:
– Не может он быть во Владикавказе.
Он поглядывал на Римского и увидел в своём патроне перемену.
Колючие глаза Римского в знакомой всем роговой оправе утратили как будто бы эту колючесть, и в них появилась тёмная печаль и очень большая тревога.
– Не может он быть во Владикавказе, – повторил Варенуха.
Помолчали.
– Да, он не может быть во Владикавказе, – отозвался Римский, и даже, как показалось Варенухе, изменившимся голосом, – но тем не менее это писано из Владикавказа.
– Так что же это такое?! – вопросил Варенуха.
– Это непонятное дело, – очень серьёзно ответил Римский, – и дело это надо выяснить. – Помолчав, ещё добавил: – Но лучше всего, это вторая часть.
– О Воланде?
– Да, о Воланде, – ответил Римский. За спиной его висела афиша. На зелёном фоне ясно виднелась эта фамилия. Афиша сулила………
Двое взрослых и очень деловых людей должны были ответить на дикие телеграммы. Это было им неприятно, но тем не менее отвечать нужно было.
Римский взял трубку телефона и сказал:
– Междугородная? Дайте сверхсрочный разговор с Владикавказом.
«Умно», – подумал Варенуха.
– А, чёрт, – сказал Римский, вешая трубку.
– Что?
– Испорчен телефон во Владикавказе.
Римский позвонил на телеграф и, щурясь, продиктовал:
– Примите «молнию». «Владикавказ Помощнику Масловскому Ответ фотограмму 803 Двенадцать дня сегодня Лиходеев был Москве От двух до четырех он неизвестно где Почерк безусловно подтверждаю Меры наблюдения за указанным фотограмме артистом принимаю Римский».
«Умно», – подумал Варенуха, – тут же додумал: «Глупо! Ведь его не может быть во Владикавказе!»
Но Римский показал, что он ещё умнее, чем о нём думали. Именно: обе телеграммы и фотограмму он тщательно запаковал в конверт, конверт заклеил, протянул его Варенухе и сказал значительно:
– Свези, Василий Васильевич, немедленно. Пусть они разбирают.
«Умно», – в третий раз подумал Варенуха и принял пакет.
– Звони на квартиру.
Варенуха взял трубку, и ему посчастливилось.
– Алло! – сказал бас в трубке.
– Мосье Воланд? – ласково спросил Варенуха.
– Я.
– Добрый день. Говорит администратор «Кабаре» Варенуха.
– Очень приятно. Как ваше здоровье?
– Мерси, – несколько удивляясь иностранной вежливости, ответил Варенуха.
Римский, сморщившись, очень тревожно прислушивался.
– Мне показалось, что вы плохо выглядели вчера. Вы берегите себя, – продолжал излишне вежливый иностранец в ухо изумлённому администратору, – я не советую вам никуда сегодня ходить. Пусть Римский ходит.
Варенуха вздрогнул от удивления.
– Алло?
– Простите, – оправившись, начал Варенуха, – я побеспокоил вас вот почему… Вы не знаете ли, где товарищ Лиходеев?
– Его нет дома.
– А, простите, он не говорил, куда он пошёл?
– Говорил. За ним приехала какая-то дама в автомобиле, и он сказал, что на один час уедет за город, – продолжала трубка.
Варенуха чуть не прыгнул у телефона и замигал Римскому.
– А куда за город? Куда, простите?
– Кататься.
– Благодарю вас, мерси, мерси, – заговорил и закланялся Варенуха, – сегодня вечером, значит, ваше выступление?