Великий магистр
Шрифт:
– Как и на этот раз, - произнес Роже де Мондидье.
– Но если здесь был Умар, то где-то неподалеку находится и его хозяин.
– И весь вопрос в том - что они замышляют?
– заключил Гуго де Пейн.
– А я знаю, что!
– поставил точку Бизоль де Сент-Омер.
– Они хотят окунуться в Мертвом море. И я готов им в этом помочь.
... Наблюдавшие с вершины холма за ходом боя, а потом и за встречей рыцарей, Христофулос и его помощник переглянулись.
– А вы говорили, что его надо от кого-то охранять, - язвительно проговорил младший агент, выразительно показывая на валявшиеся в ущелье трупы.
– Да это от него надо выставлять двойную защиту, и то она вряд ли поможет!
– Не мешало бы нам спустится вниз и помочь раненым, - ответил на это Христофулос, вынимая кинжал.
Глава II
ПАЛЕСТИНА, 1112 ГОД
И когда приблизился к городу
то, смотря на него, заплакал о нем...
Евангелие от Луки 19; 41
1
За Мертвым морем собирались крупные силы сельджуков. Информацию об этом Бодуэн I получил не только от Гуго де Пейна, но и из других источников. Но конкретных мер противодействия пока не предпринимал, надеясь на хорошо укрепленные сторожевые крепости Керак и Монреаль и на иные заградительные бастионы на пути в Иерусалим. Кроме того, он в любой момент мог выставить ополчение, мобилизовав двадцать тысяч слоняющихся по городу без дела рыцарей, не считая своей регулярной гвардии. Никто не верил, что сельджуки могут представлять какую-нибудь серьезную опасность. Побывавший в пограничных крепостях, Гуго де Пейн убеждал иерусалимского короля:
– Гарнизоны Керака и Монреаля не смогут противостоять хлынувшей на них лавине. Единственное, что они предпримут - это будут отсиживаться за высокими стенами, пропуская мимо колонны сельджуков, устремляющихся на Иерусалим. Необходимо уже сейчас укрепить этот опасный район хорошо организованным, быстро перемещающимся войском, в три-пять тысяч рыцарей, способным оттягивать на себя силы противника, а в нужный момент укрываться за крепостными стенами Монреаля или Керака.
– Сколько недель вы пробыли в Палестине?
– Бодуэна I больше интересовал огромный портрет на холсте, выполненный графом Норфолком, которого он наградил за "особые заслуги" перстнем со своей руки - редкой чистоты алмазом, ограненном золотой арабской вязью.
– Скоро пойдет третий месяц.
– Как вы думаете, по-моему, левый ус на портрете чуточку длиннее правого? Вам не кажется?
– Ваше величество! Оба уса одинаковой длины, но даже сложенные вместе, они будут короче сельджукских мечей.
– Да? Так вот, - Бодуэн посмотрел на рыцаря.
– Мы прожили здесь гораздо дольше и изучили нравы этих поганых псов. Они никогда не решатся напасть на Святой Город, а будут только выть по ночам, как шакалы, и кусать нам пятки. В ближайшие пятьдесят лет им не оправиться от поражений, которые мы нанесли им тринадцать лет назад. Когда вы, надо полагать, еще ходили в оруженосцах.
– Мы все носили чье-то копье и меч.
– Да, разумеется, но я не об этом. Я благодарен вам за заботу о вверенном мне государстве и рассчитываю на ваше участие и преданность также и впредь.
Поняв, что дальнейший разговор бесполезен, Гуго де Пейн откланялся и покинул Бодуэна I. Разыскивая во дворце графа Норфолка, он наткнулся на свободного в этот день от дежурства Рихарда Агуциора, который и проводил его на женскую половину покоев, где в одной из комнат молодой художник рисовал сидящую перед ним в кресле старшую дочь иерусалимского короля - Мелизинду. Черноволосая и темноокая красавица, увидев вошедших рыцарей, залилась румянцем, охватившем ее бледно-мраморные щеки. Смутившись, она искоса поглядывала на де Пейна, который почтительно приветствовал ее. Мелизинде минуло девятнадцать лет. Родившись в Лотарингии, она до пятнадцати лет воспитывалась в замке своего деда Евстафия Буйонского и бабки Иды Арденнской, и лишь последние четыре года жила в Иерусалиме. Среди ее предков были воинственные и отчаянные графы, маркизы, герцоги и короли, некоторые из которых имели английское, греческое, итальянское, кельтское происхождение. Но ни она, ни ее отец, ни даже дядя Годфруа Буйонский, не знали, что в их жилах течет еще одна кровь, благодаря которой, они и вознеслись столь стремительно на иерусалимский престол. Но что это была за кровь - о том ведал лишь очень узкий круг лиц: здесь, в Святом Городе, в Нарбонне, в Труа и в Ватикане. И это была кровь Меровингской династии...
Нрав Мелизинды нельзя было назвать скромным и послушным, но в присутствии этого рыцаря с холодным серым взглядом и невозмутимым лицом, она почему-то робела, - и так случилось еще при первой встрече, когда ее отец задумал столь беспечно и глупо подшутить над прибывшими рыцарями. Она чувствовала какое-то смятение, когда смотрела на него, хотя за все время он не перемолвился с нею и парой фраз. Словно попав в водоворот на реке, она втягивалась все глубже в неведомую воронку, и это было страшно и прекрасно одновременно, а грудь разрывалась от недостатка воздуха, и дна - не было видно. Мелизинда, боясь себе в том признаться, все больше думала о Гуго де Пейне, как о человеке, не случайно явившимся в Иерусалим.
– Простите меня, милая принцесса, - обратился к ней вдруг де Пейн, и Мелизинда вздрогнула, - но я вынужден прервать сеанс. Ваш живописец, граф Норфолк, потребуется мне для срочного и ответственного поручения.
– Пожалуйста, - послушно ответила Мелизинда, хотя, скажи ей это кто другой, и она взвилась бы от негодования. Даже Агуциор, привыкший к ее взрывному характеру, изумленно посмотрел на нее. Дождавшись, когда принцесса покинет комнату, Гуго де Пейн обернулся к Норфолку.
– Граф, мне кажется сейчас не время заниматься рисованием.
– Я и сам хотел попросить вас, чтобы меня избавили от этого занятия, ответил молодой англичанин.
– Я уже начинаю жалеть о том дне, когда впервые взял в руку кисть. Откровенно говоря, я стал подумывать, а не изобразить ли мне принцессу Мелизинду какой-нибудь щербатой, да с двойным подбородком, чтобы меня наконец оставили в покое...
– Не нужно, - произнес де Пейн под смех Рихарда Агуциора.
– Но живопись пока оставим в стороне. Теперь же я рассчитываю на вашу исключительную память, наблюдательность и умение составлять карты местности. Необходимость в этом огромная. Вы знаете, что Бизоль находится сейчас в Триполи и проследует дальше к Тортозе, а Роже курсирует между Тибериадой и Акрой, налаживая безопасные маршруты для следования паломников. Людвиг фон Зегенгейм отправился за Мертвое море к крепостям Керак и Монреаль, Виченцо Тропези - в Яффе, и даже маркиз де Сетина, оставив свои изыскания в библиотеках города, подготавливает все для принятия паломников в Цезарии. Вам же, с Миланом Гораджичем, я поручаю, возможно, самое трудное дело: отправиться на юг королевства, и, начиная с Газы, проследовать по всем приграничным городам и селениям. Я думаю, вам не составит труда сделать подробную карту дорог и укреплений. Это необходимо мне, это потребуется и Бодуэну I. Гораджич знает местность, а вы - будете его глазами и памятью. Потом вы вернетесь в Иерусалим, и мы определим дальнейшие маршруты.
– Почему бы и мне не проехаться вместе с вами?
– предложил вдруг Агуциор.
– Весь февраль я свободен. А в крепости Сан-Порта, на границе с Египтом, я долгое время командовал гарнизоном.
– Хорошая мысль, - согласился де Пейн.
– Когда мы выезжаем?
– спросил граф Норфолк, которому не терпелось поскорее покинуть надоевший королевский дворец.
– Завтра утром.
Гуго де Пейн, отправив своих рыцарей по разным городам Палестины, и сам вскоре покинул Иерусалим, оставив в почти обустроенном штабе одного Андре де Монбара, заканчивающего отделку помещений. Его путь лежал к удерживаемой сарацинами, уже на протяжении тринадцати лет, крепости Тир, которая была словно бельмо на глазу во всем королевстве и представляла большую опасность на маршруте паломников. Совершавшие из нее дерзкие вылазки турки, не только грабили караваны купцов, но и беспощадно вырезали оказавшихся поблизости пилигримов. Гуго де Пейн рассчитывал рано или поздно вырвать эту занозу из тела иерусалимского королевства. Но для подобной хирургической операции требовалось тщательно продумать все ее тонкости. И посмотреть, наконец, что это такое - Тир.
Когда де Пейн вместе с Раймондом и двумя своими слугами, Жаном и Пьером, выезжали из Иерусалима, в город вступала немногочисленная группа рыцарей, во главе которой ехал Филипп де Комбефиз. Два воина, познакомившиеся лишь в Константинополе, салютовали друг другу, подняв вверх копья. Оба они отъехали к обочине дороги, пропуская толпу следовавших за рыцарями паломников. Среди них плелся и взлохмаченный, обгоревший до черноты, истово крестившийся на стены Святого Города человек, то и дело падающий на колени. В этом фанатичном "христианине" вряд ли кто мог узнать ломбардца Бера.