Великий нефритовый путь
Шрифт:
15 июля. Команду будил в 5 часов. Идёт дождь. По временам сильные порывы ветра от Норд-Веста. Идти работать с инструментом нельзя. Для поддержания энергии команды и для примера, что в такую дурную погоду надо идти работать, решил идти вместе с командой на рубку просек. Чтобы не быть без дела, взял себе также топор. В 6 часов налетел такой шквал, что во время работ одно дерево, которое только что подрубили, слетело, точно его срезали ножем.
16 июля. Команду будил в 6 часов. Идёт дождь, небо закрыто тучами. К 12 тучи стали ещё гуще. Я сегодня оставался в лагере, потому что надо было починить сапоги и выстирать белье. В лагере остались: фельдшер, раненый Огнев и я. Несмотря на дурную погоду, настроение и здоровье команды отличное. Огнев всё время поёт, без всякого голоса и слуха, поёт одну и ту же песню: «у ворот невеста ждёт», и дальше его «невеста» не идёт, ибо Огнев знает только одну эту фразу, но поёт её на разные голоса: то басом, то дисконтом, иногда себе под нос мурлычит, а то вдруг придёт фантазия и он заорёт во всё горло, так, что собачёнка с испугу вылетает из палатки и начинает неистово лаить. Фельдшер тоже певец, но, к сожалению, обладает теми же голосовыми качествами, что и Огнев. Но зато у него обширнейший репертуар. Очевидно, Огнев завидует фельдшеру, потому что стоит ему только запеть, как Огнев моментально затягивает свою «невесту», стараясь перекричать фельдшера, а дождь, тем временем, под эту музыку барабанит о крышу палатки.
Сыро и неуютно в лагере.
17 июля. Команду будил в 5 часов. Слава Богу, сегодня хорошая погода. Вода за эти дни очень прибавила, фута на 4, благодаря чему течение усилилось, пришлось переправляться на лошадях вплавь, берег довольно крутой, и лошади, прыгая в воду, погружались почти по шею. Подобная скачка с препятствиями выявила наше плохое знание верховой езды, мы все посваливались с коней в воду, приняв холодную ванну… При этой переправе подмочили планшет, и хорошо, что был солнечный день, я мог высушить его на солнце…
Обойдя просекой все болота и выиграв верст 10 расстояния, вышел опять на Чуро. По дороге находится тунгусское селение, которое в это время года необитаемо. Кругом много лабазов, на которых сложены запасы провизии и одежды на зиму. Место для таких становищ тунгусы выбирают замечательно красивое; всегда на возвышенности и среди хорошего соснового и лиственного бора. В 8 часов стемнело, и я окончил работу. В 9 часов 30 минут вернулся в лагерь; возвращался в лагерь дорогой капитана Иванова. Дорога эта всё время идёт по тунгусской тропе и проходит через все болота. Здесь болота хотя и топки вследствие густой и вязкой грязи, но не глубоки, потому что внизу идёт слой вечной мерзлоты.
Завтра думаю передвинуть лагерь на несколько вёрст вперёд, что будет видно по обстоятельствам. Жеребец поправился, старик Витим ещё двигается. Сало с нафталином помогает от мошек.
18 июля. В 10 часов прошли все болота. Дошли до того места, где много перекрещивается троп; не зная, по какой идти, должен был потерять время на рекогносцировку. Вышел на огромную долину, всю занятую болотом. Долина эта окружена со всех сторон горами, здесь нас ожидали кони. Сделав ещё одну просеку, сели на коней и поехали к месту лагеря. Здесь пришлось перейти болото, так как обойти его невозможно, потому что иначе пришлось бы обходить всю долину кругом, болото оказалось не совсем топкое, ибо под водой находилась крупная галька. По ту сторону болота дорога идёт опять среди хорошего леса, местами чудный кедровый и лиственничный бор; проехав некоторое время хорошим лесом и дорогой, попали снова в топкое болото, которое непременно надо будет обойти. Далее пересекли речку Амнундакан, на правом её берегу, на небольшой возвышенности находится тунгусское селение, также в это время нежилое. Не доходя до этого становища, встретили в лесу несколько тунгусских могил; их могилы особенные: они не зарывают своих покойников в землю, а кладут в колоду, которую прикрепляют к двум срубленным деревьям (к их пням). Долина Амнундакан очень красивая.
Лагерь стоит на берегу Чуро. Чуро здесь делает большую дугу, течение очень сильное, вёрст десять в час…
19 июля. Идёт дождь, обилие дождей приводит меня в отчаяние. В 12 часов нашла туча и стало так темно, точно вечером, – она разразилась ливнем и сильной грозой, – я беспокоился за команду, удары грома и молнии были очень близки, пришлось пережидать, стоя среди большого леса. Промокли все до последней нитки, мне положительно совестно заставлять работать в такую погоду команду, но делать нечего. Иначе я не выполню возложенной на меня задачи.
Все горы и реки заволоклись клубами пара, Чуро парит, точно в нём течёт кипяток. Картина очень интересная.
Несмотря на дождь и сырость, мошка и комар не дают покоя, без сетки не пробыть несколько секунд. Сырость страшная. В палатке всё мокрое.
20 июля. Комара и мошки сегодня невероятное множество – от их пения гул стоит в воздухе.
22 июля. В 6 часов после завтрака пошли на работу, было настолько холодно, что руки без перчаток совсем замёрзли. В 8 часов начали работу, обошли с магистралью топкое болото. К 12 часам прошёл семь просек. День чудный. Солнце, тепло. Комара, мошки и оводов миллионы.
23 июля. Команда жалуется, что в дни рубки просек им мало три четверти фунта сухарей. Но я, к сожалению, не могу увеличить порции даже до той нормы, которая им полагается по положению, ибо, благодаря выделению команды Ахматова и людей капитана Иванова, у меня осталось провизии только в обрез, но я ещё должен уделить часть провизии на запас, мало ли что случится.
Теперь, когда у меня работа наладилась и всё пошло своим порядком, я нахожу сносной жизнь в тайге. Воздух идеальный, жизнь простая, особенно хороши утра. Свежо, солнце только что восходит, крупные капли росы блестят, как бриллианты. Воздух напоён душистым запахом смолы, и нет комаров – этого бича тайги.
24 июля. Подошёл к реке Уаньели – горная речка, течёт по каменистому ложу. Вытекает из распадка двух гор, по всем признакам золотоносная. У этой речки, в том месте, где проходила магистраль – два сухих протока, в виде буквы Ф. По ту сторону реки, в её сухом протоке, все камни имеют вид, точно они облиты кровью: при осмотре оказалось, что они покрыты особого рода лишаями – кровавого цвета.
В 8 часов поехали в лагерь, дорога идёт по косогору. А внизу лежит огромная низина, покрытая болотами.
Начал задувать ветер с гор, с них несёт таким жаром, точно из топки котла, пахнет гарью – вероятно, горит тайга.
25 июля. Команду будил в 5 часов. После завтрака отправил команду рубить просеки. По уходе команды оказалось, что фельдшер Боярский и проводник Павел не пошли на работу, на мой вопрос, почему они не ушли с командой, Боярский ответил, что у него болят руки. А проводник – что он нанимался быть только проводником. Признавая справедливость их заявления, я заметил им, что ведь я тоже не должен рубить деревья, но делаю это для того, чтобы ускорить ход работы, что нам необходимо ввиду оставшегося малого количества провизии. Ускорение же работы прямо зависит от количества готовых просек, поэтому, если они желают голодать и впоследствии питаться издохшими конями, то, конечно, могут не ходить на работу. Я же предупреждаю, что не уйду из тайги до тех пор, пока не окончу порученную мне работу. В 10 часов окончив обработку планшета, сел верхом и отправился к команде. Проехав несколько шагов, смотрю, меня догоняют Боярский, проводник и конюх.
Жара стоит невыносимая, комаров и мошек никогда ещё не было так много, как сегодня, временами было невмоготу дышать под сетками от жары, которая усиливалась от движения при рубке деревьев. Приходилось подымать сетку, но каждый раз это сопровождалось настоящей пыткой, ибо в одну секунду в лицо впивались миллионы различных жал.
26 июля. По утрам в лужах вода стала замерзать. Я насилу рублю деревья – у меня все руки в водяных мозолях, но боюсь отстать от команды, это же сию минуту отразится на их работе.