Великий предводитель аукасов
Шрифт:
Дон Тадео, казалось, окаменел. Бледный, как статуя, стоял он неподвижно, ни один мускул его лица не дрогнул. Этот железный человек, казалось, переделал свою природу, он умел владеть собою, несмотря ни на какое несчастие.
— Дон Луис жив? — спросил он участливо.
— Жив, — отвечал Валентин, удивляясь мужеству этого человека. — Я надеюсь, что через несколько дней он поправится.
— Сердечно рад, — с чувством сказал дон Тадео. — Это доброе известие.
В это время вошел в комнату Трантоиль Ланек. Скрестив руки на груди, он поклонился дону Тадео и сказал:
— Один
Луч радости блеснул в глазах дона Тадео.
— Что вы думаете делать? — спросил дона Тадео дон Грегорио, его лейтенант и друг.
— Ничего, пока не воротится Курумила. — Затем, оборотись к Валентину, он спросил: — Вы больше ничего не имеете сказать мне, мой друг?
— Есть еще известие. Вероятно, генерал Бустаменте сносился с арауканцами и просил у них помощи.
— И?
— Не знаю как, но они проведали, что генерал в плену. Дело в том, что при этой вести они собрали военный совет. Избран верховный токи, ему подчиняется все войско. Это Антинагуэль, и, кажется, он намерен объявить войну.
— Так я и думал! — вскричал гневно дон Тадео. — Этот лукавый Антинагуэль только и думает, как бы половить рыбки в мутной воде. Ради своего безумного честолюбия он готов на все. Но я покажу ему, что значит нарушать договоры. Долго не забудут меня арауканцы!
— Обратите внимание на того, кто вас слушает, — сказал дон Грегорио и указал на ульмена.
— А, не все ли равно? — вскричал дон Тадео. — Если я говорю, так для того, чтобы меня слышали. Я испанский дворянин и что чувствую, то и говорю. Ульмен может, коли ему угодно, передать мои слова своему верховному токи.
— Великий Орел белых несправедлив к своему сыну, — печально промолвил Трантоиль Ланек. — Не у всех арауканцев лживое сердце. Антинагуэль сам ответчик за свои действия. Трантоиль Ланек ульмен своего племени: он знает, как должно присутствовать на совете предводителей, что видят его очи и слышат его уши, то забывает его сердце и не повторяют его уста. Зачем мой отец ранит меня своими словами, когда я готов пожертвовать собой, чтоб возвратить ему ту, кого он лишился?
— Правда, предводитель, правда! Я поступил нехорошо, несправедливо. Ваше сердце право, ваш язык не знает лжи. Простите меня и дайте мне пожать вашу честную руку.
Трантоиль Ланек с жаром пожал руку, которую дон Тадео протянул ему ото всего сердца.
— Мой отец добр, — сказал он. — Его сердце помрачено теперь великим несчастием. Пусть мой отец утешится, Трантоиль Ланек возвратит ему девушку с небесно-голубыми очами.
— Благодарю, предводитель. Принимаю ваше предложение. Я у вас в долгу.
— Трантоиль Ланек не продает своих услуг. Ему заплачено, когда его друзья счастливы.
— Черт возьми! — вскричал Валентин, с жаром пожимая руку предводителя. — Вы отличный человек, Трантоиль Ланек, и я горжусь, что стал вашим другом!
И, обратившись к дону Тадео, сказал:
— Я прощусь с вами на некоторое время, поручаю вам брата моего Луи.
— Вы уезжаете? — с живостью спросил дон Тадео.
— Да, это необходимо.
— Дон Валентин, — вскричал в волнении дон Тадео, — на что вы решились? Это безрассудно. Я никогда не приму такого самопожертвования.
— Позвольте мне делать, что я хочу, дон Тадео. Это, быть может, и безрассудно, но я парижанин, а потому упрям, как мул: если какая-нибудь мысль придет мне в голову, ее и колом оттуда не выбьешь. Я только прощусь с братом и тогда, — прибавил он,
обращаясь к Трантоиль Ланеку, — в дорогу, по следам похитителей!
— Едем, — отвечал ульмен.
Дон Тадео некоторое время стоял неподвижно, с каким-то странным выражением глядя на Валентина. Казалось, в душе его происходила борьба. Наконец, природа взяла свое, с рыданием бросился он обнимать француза, шепча прерывающимся голосом:
— Валентин! Валентин! Возврати мне дочь! Нравственное потрясение, испытанное доном Тадео,
невыразимые усилия, которые он употреблял, чтоб скрыть свое волнение, совершенно обессилили его. Он упал навзничь, ударившись о косяк дверей. Так падает могучий дуб, пораженный молнией. Он был без памяти. Валентин взглянул на него, исполненный жалости и горя, и потом сказал, полный решимости:
— Ободрись, бедный отец, ободрись! Твоя дочь будет возвращена тебе.
И он быстро вышел из комнаты, сопровождаемый Трантоиль Ланеком, а дон Грегорио, склонясь на колени близ своего друга, употреблял все усилия, чтобы привести его в чувство.
Шестая глава. БЕГСТВО
Чтоб объяснить читателю бегство доньи Розарио, нам надобно воротиться несколько назад, к тому времени, когда Курумила, после разговора с Трантоиль Ланеком, бросился как ищейка по следам похитителей молодой девушки. Курумила был воин столь же славный своею мудростью в совете, сколько и своей храбростью в бою.
Переправившись через реку, Курумила отдал лошадь сопровождавшему его пеону. Лошадь не только была бесполезна ему дальше, но могла выдать его своим топотом.
Индейцы славные наездники, но они, кроме того, неутомимые ходоки. Природа даровала им чрезвычайно сильные икры. Они в совершенстве владеют той равномерной и легкой походкой, которой под именем гимнастического шага ( pas gymnastique) обучают с недавнего времени европейских солдат.
Они с невероятной быстротой пробегают пространства, почти по прямой линии, как птица летит, которые вряд ли бы проскакали всадники во всю прыть. Для них ничего не значат бесчисленные трудности пути, никакое препятствие не задержит их. Это только им свойственное качество делает их особенно страшными для испано-американцев, которые никак не могут достигнуть подобной быстроты передвижения. Вследствие этого во время войны краснокожие появляются там, где их меньше всего ожидают, и почти всегда на значительных расстояниях от мест, где они, по-видимому, должны были бы находиться.