Великий врачеватель
Шрифт:
— Разве я обидел тебя?
— Лучше бы обидел… Где я найду такой хороший дом? Где я найду другого такого способного ученика!
— Разве мы тебя прогоняем?
— Я сам, сам должен уйти из вашего дома. Я не могу даром есть вкусный ваш плов, носить красивый халат. Я, бедный старик, всю жизнь думал о законах мира, скитался в пустынях, голодал в городах, изучал движение небесных светил и под конец жизни дознался, открыл то, что ты сказал мне минуту назад. Страшно так думать, но мне кажется, что расположение небесных тел действительно мало влияет на судьбу человека.
— Нет.
— И ответь, хотя недостойно учителя спрашивать так, я давно хотел узнать, зачем тебе все эти знания, зачем ты не спишь по ночам, сидя над книгами? Или у твоего отца мало денег? Или у вас плохой дом? Неужели ты не понимаешь, что знания не дают счастья? Ты будешь в постоянных муках, всегда терзать самого себя — вот что тебя ждет. Неужели ты еще этого не понял?
— Но я не могу иначе, — ответил Хусайн.
А старик внезапно подумал: «Он совсем не мальчик, нет, он только кажется мальчиком. Может быть, он взрослей меня».
— Я не могу прожить часа, не узнав хоть немного нового, — продолжал Хусайн. — Я должен постоянно узнавать новое о мире, иначе я просто не могу жить.
— У тебя будет тяжкая судьба. Но когда-нибудь, через тысячу лет, говоря о тебе, люди вспомнят и мое имя — Натили. Я ведь все-таки учил тебя, хоть немного.
Вечером отец ходил по дому мрачный. Должны были прийти гости, но не пришли. Певцы из Мемфиса тоже не пришли. Они тихо собрались и уехали.
— Ну что они делают, наш эмир и везир?! — повторял отец. — Народ недоволен, на город надвигаются враги, а они вводят новые налоги. Ситора, ты знаешь, если я умру, то часть нашего имущества перейдет в казну. Вместо того чтобы помочь семье покойного, они еще сдирают с нее налог! Так решил сегодня наш властитель. И он надеется, что народ выступит в его защиту. А я, несчастный, должен исполнять его волю. Если завтра умрет мой друг, с какими глазами я приду к его семье забирать имущество!
— Если это воля самого эмира, ты должен смириться.
— Я-то смирюсь. А что делать крестьянам, с которых я срочно должен собрать налог за будущий урожай? Ты понимаешь, за будущий! А потом казна эмира вновь опустеет, за какой год он будет собирать налоги? Может быть, в счет жизни нашего Хусайна!
— А ты не торопись, — сказала мать, — ты не спеши.
— Надо спешить. Я должен внести налоги через неделю в казну.
— На базаре передают страшные новости. Военачальник Фаик потерпел поражение под Самаркандом. Бугра-хан победил наше войско и идет прямо на Бухару. Говорят, что эмир со своей свитой собирается покинуть город. Я думаю, детей лучше не выпускать на улицу.
— Да, лучше их держать дома.
— Если эмир уедет, в чью казну ты соберешь налоги? Не дай аллах этому произойти, но если город захватят воины Бугра-хана, то налог станет их добычей. Ты подожди дня три-четыре. А там все станет ясно.
Ясно стало назавтра.
Рано утром, когда солнце еще не вышло на небо и купола минаретов не отражали его лучей, послышался лошадиный топот.
Рано утром воздух всегда прозрачный. Днем
Жители, испуганные ранним лошадиным топотом, выглядывали из дверей.
На могучих конях мчались сытые всадники — гулямы, личная охрана эмира. Погонщики гнали навьюченных верблюдов — личное имущество эмира. Окруженные толстыми евнухами, верхом на мулах ехали красавицы под черными покрывалами — гарем эмира. Снова гулямы. Затем сам эмир. И опять вооруженные всадники.
Стало совсем тихо. Только птицы да редкие крики ослов. Да пыль, которая медленно оседала на улицах города. А люди, поднявшиеся на стены, видели, как от горизонта с востока, закрывая солнце, надвигалась другая туча пыли. Сначала она была похожа именно на тучу. Некоторые чуткие люди ложились на землю, ухом к камню, и слышали уже громовой топот конницы Бугра-хана.
Стены города никто не охранял, ворота были открыты. Если сам властитель сбежал из города, то разумнее не сопротивляться диким всадникам.
Некоторые еще надеялись, что приближающаяся туча обойдет их, как иногда обходят город небесные грозовые тучи.
Но предусмотрительные уже крепче запирали ворота и двери. Улицы стали пустыми, только сор катился по земле да птицы смело прыгали посреди мостовой.
Гул и топот все приближались. И вот он уже на улицах! Тысячи всадников мчатся по улицам, сбивая все встречное: несчастного человека, осла, груз.
Бугра-хан въехал во дворец эмира. Дворец ему понравился, и он решил здесь остановиться, среди садов и бассейнов — хаузов.
Воины-кочевники не привыкли жить в душных домах. Они жили в шатрах, которые возили повсюду за собой. И вокруг Бухары появился новый город — шатровый.
Эмир не успел вывезти с собой всю казну — ценности, которые копили его деды и прадеды.
«Неплохая добыча мне досталась, — радовался Бугра-хан. — Пожалуй, я прикажу не слишком беспокоить жителей города, тем более что они не сопротивлялись».
На улице громко стонал человек.
— Что-то случилось, надо выйти, помочь, — тихо сказал отец.
— Я боюсь, — так же тихо ответила мать, — если там воины Бугра-хана, они могут ворваться к нам.
— И все-таки надо посмотреть. Слышишь, как громко он стонет.
Отец, слуга Рустам и Натили подошли к двери, выглянули на улицу. Улица была пуста. Около стены лежал человек. Левой рукой он прижимал книгу, правая была неуклюже повернута. Рядом валялась чалма.
— Грамотный человек, надо ему помочь, — шепотом сказал Натили.
— Помочь ему надо в любом случае, даже если он и неграмотен, — отозвался Абдаллах.
Они выбежали на улицу, подхватили лежащего и внесли в дом. Человек стонал, по-прежнему прижимая левой рукой книгу. Подошел Хусайн.
— Надо его привести в чувство, — сказал Натили.
Он стал хлопать стонущего человека по щекам, дуть ему в рот, тереть ладонями уши.
Лицо стонущего показалось Хусайну знакомым.
Натили еще раз дунул человеку в рот. Тот открыл глаза и спросил тихим голосом: