Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка
Шрифт:
Каждый миллиметр Брынцул, словно раковые метастазы, насквозь пропитали скорбь и забвение.
– Теперь всего-то и делов, что ворваться в ближайшую закусочную и заказать бургеры с картошкой! – с идиотическим оптимизмом воскликнул Броккен. – И бадью лучшего кофе в Брынцулах! Главное, чтобы бургер можно было расколотить камнем, а кофе не шибко горчило от грязи. Я, знаешь ли, не люблю, когда слишком много грязи. Говорят, вредно для кишечника.
– Может, они на праздник какой ушли? – промямлил Гербес, медленно разворачивая карту. В его глазах, затравленно вглядывающихся в недобрые подворотни, арки и тупики, прочно засел страх.
– Ага, и забыли вернуться. Вон, асфальт уже расцвёл.
– Ну да, всё правильно. Это Брынцулы. – Для пущей уверенности Гербес прижал пальцем карту, уныло осмотрелся и "сравнил" отметку на карте с видимой частью улицы, по которой плыла платформа, будто совершил некое ритуальное действие, призванное изменить карту или оживить город.
"Ул. Глянцевого сердца, д. 21-2-23", – с трудом прочитал Гербес на замызганной и заржавевшей табличке двухэтажного кирпичного дома с вытянутыми окнами, мимо которого проплывала платформа. Обветшалая и гадливая улица Глянцевого сердца, судя по всему центральная улица городка, словно делала всё возможное лишь бы не соответствовать заветным ожиданиям измученных степью путников, алчущих всего-то навсего бургеры, картошку и кофе. Улица всем своим неприязненным видом недвусмысленно давала понять, что пока она пребывает здесь во всей своей запущенной красе и пакостном величии, никто никаких бургеров и кофе в этом городе не получит. Только ржавчина на завтрак, только пыль на обед. И безысходность на ужин. Много безысходности на ужин.
– Он и есть! – с острой обидой в голосе утвердил Гербес. – Дальше только Новаском, а он через 500 километров. Странно, очень странно... Куда все подевались? Что здесь случилось?!
Для Гербеса стало настоящим потрясением, что Брынцулы по отношению к нему повели себя столь предательски. Ууу, вероломный городишко!.. Он же не сделал городу ничего плохого! Он даже ни разу в него не входил! Да он ни разу его в глаза не видел! Но какова подлость! Какое двуличие! В полнейшей растерянности Гербес смотрел на Броккена и растерянно моргал. Он так надеялся, что, в соответствии с его безупречным планом, сперва-наперво они отведают местной вкусной еды. С сытым удовольствием и вежливым интересом снисходительно осмотрят пошлые местные достопримечательности и переночуют в мягких пахнущих яблочным соком постелях со свежими простынями, пропитанными крахмалом до нежного хруста. А наутро, позавтракав и пополнив провиант, сыто отрыгивая и перекидываясь снисходительными шуточками по поводу деревенской наивности брынцуличей, прямой наводкой полетят к Новаскому.
Нелепая и наглая выходка Брынцул, повергшая в прах непоколебимый план Гербеса, швырнула его в кипящие пучины хтонического ужаса и обуяла огненной оболочкой всепоглощающего инфернального отчаяния.
Всякую неудачу Гербес принимал чересчур близко к сердцу, клял и честил себя с ожесточённым упорством мазохиста, который не подозревает, что он мазохист, даже если в неблагоприятном исходе дела никакой его вины не было. Мозг Гербеса парализовывало, тело сковывало, душу зажёвывало. Вся его самоуверенность мигом испарялась. Любая неудача временно подавляла его волю настолько, что он становился похож на кролика под фарным светом неумолимо надвигающегося автомобиля. Гербес готов был волосы рвать и реветь от досады из-за возникновения сет-эпидемии в Ракком-сити именно тогда, когда они с Броккеном приехали туда и едва там не погибли. Как будто это сам Гербес лично перекусал половину раккомчан, чтобы обратить их в безмозглых ходячих, ползучих и летающих убийц и людоедов, любителей сожрать мозги, и позже яростно проклинать себя за это.
– Это какой-то нелепый фарс! – печальным голосом высказал свои соображения искренне оскорбленный неслыханным поведением жителей города да и самого города Гербес, придерживаясь ярко выраженного трагического тона.
– Откуда у тебя эта карта? – спросил Броккен.
– Мне её Черепаший Череп подогнал.
– Черепаший Череп? – с сомнением уточнил Броккен. – За что?
– Я помог ему вынести залежи мусора из его хибары. Сукин сын явно пожадничал. Все карты всех миров не стоят той вонищи, что пропитала его сарай и его самого. Черепаший Череп с неподдельной гордостью заявил, что скоро к нему из Новаскома приедут внуки, и он хочет переоборудовать сарай под детскую, провести электричество для интернета и всё такое. Он сказал именно “переоборудовать”. Видать, это слово кажется ему наиболее подходящим, когда речь заходит о превращении затхлого сарая с удушающей вонью, от которой слезятся глаза, в детскую с интернетом. Сарая, наполненного россыпями шелудивых скорпионов и вшивых пауков, от которых трясутся поджилки. У меня сложилось непредвзятое мнение, что старый хрен возжелал укокошить своих внуков, заперев их в смертоносной ловушке под кодовым названием "детская с интернетом". Не знаю уж чем милые детишки не угодили этому сбрендившему маразматику, барахтающемуся в беспокойных водах реки своего маразма.
Броккен забрал карту у занимающего свой парализованный мозг болтовней и тем самым сбегающего от реальности Гербеса. Он полностью развернул карту и застелил ею пол платформы.
Некоторое время Броккен безмолвно разглядывал географию Бесконечных степей. Гербес завернул под арку, чтобы платформа не маячила, и хлопнул подушечками трёх пальцев по фиолетовому квадрату с чёрной точкой в центре на пульте управления. Платформа оборвала жужжание, замерла и мягко приземлилась. Гербес открыл купол и с несвойственным для него терпением покорно ожидал, пока брат вдосталь насмотрится на карту.
– Ты вот никогда никому не помогаешь, – заметил Гербес после продолжительного молчания. – Только книжки читаешь и в кровати валяешься круглосуточно.
– Хм, – сказал брат, вдосталь насмотревшись на карту. – Я тоже ничего не понимаю. Карта как карта. Вон Шуршенк, вон Ракком-сити. Вон Жвачное королевство, Славьте-Морс, Шерстяной Жир… Вот и Гурмания, в которой живут такие утончённые гурманцы, что им не нравится никто, кроме них, поэтому они едят только себя. Все эти города расположены именно там, где мы в них побывали… Ни-че-го не понимаю.
Броккен сложил карту вдвое, осмотрел её обратную сторону и увидел дату изготовления карты. Карте было 35 лет.
– Да какая разница, старая она или нет? Это же тебе не носки, а карта! Да ты сам видел приветственный щит при въезде в город. Там было написано: “Добро пожаловать в Брынцулы!”. В Брын-цу-лы! Вот здесь так и написано: Брын-цу-лы! Что может произойти с городом за 35 лет?! Города по десять тысяч лет стоят и ничего им не делается.
Броккен оторвался от карты и, нахмурившись, пристально посмотрел на Гербеса.
– И не смотри на меня так, – мрачно отрёкся Гербес. – Я с Брынцулами ничего не делал.
– Да уж… Предлагаю размять ноги и прогуляться до реки. Карта не врёт, а с городом что-то произошло. Но река-то никуда не должна деться. Наполним фляги водой. Хорошо, я не поленился и пустые фляги тоже прихватил. Сомневаюсь, что где-то в городе есть работающие источники питьевой воды или сама питьевая вода. Слишком у него непрезентабельный вид. Думаю, оставшиеся десять часов до Новаскома с голоду не сдохнем. Платформа бы не подвела. Мы даже не знаем, на каком топливе она работает. Если подведёт, можем и сдохнуть.
Броккен взял связку фляг и перепрыгнул через борт платформы. Гербес собрался проделать то же самое, как хлопнул себя по лбу.
– Мы про руку забыли!
– А что с ней?
– Её же разморозить надо! Запускать агрегат как будем?
Гербес вытащил затвердевшую бело-синюю руку из морозильника и бросил её на пол. Рука упала с глухим стуком. Гербес брезгливо вытер пальцы о штаны.
– Никто платформу-то не угонит?
– С отрезанной рукой на полу? – прикинул Броккен. – Я бы побрезговал. Да и кому угонять? Зюзикам разве. Город вымер.