Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка
Шрифт:
– Руку не выбрасывай, – поспешно сказал Гербес. – Мало ли… Я вот думаю, платформа каждый раз блокируется, как замирает в воздухе?
– И куда её? – недовольно спросил Броккен, которому страсть как хотелось избавиться от руки.
– В холодильник, куда ещё-то.
– Вода нагреется.
– Что вода? Домчим до Брынцул быстрее ветра. За пару часов управимся.
Броккен с крайней неохотой выдвинул мини-холодильник и с отвращением швырнул руку в белый контейнер, закапав его и чёрный пол платформы синей кровью.
– Надеюсь, больше ты нам не понадобишься, – пробормотал он.
Забрав связку фляг на борт, братья устроили затяжные эксперименты с пультом управления и совместными умозаключениями, дополняющими друг друга, разобрались что к чему. Чёрная платформа с красными бортами плавно, со скоростью примерно 60 километров в час, благополучно понесла их к городку Брынцулы. И вовремя. Мертвецы начали сладко пованивать.
Великое Брынцуловское путешествие, обещающее неимоверные лишения и невзгоды, так и не состоялось. И Гербес, прочно настроившийся на него, испытывал острую досаду.
14. Заслуженный призрак степей
Охотник Сангус Шот, пребывающий на переносной вышке, казалось, пророс степной травой вместе с вышкой. А всё из-за камуфляжного красно-жёлтого цвета вышки и одежды. Морщинистое лицо охотника напоминало морду престарелого льва, много повидавшего, но не утратившего свою мощь. Грива наполовину седых волос окутывала голову снежной метелью с дождём.
Холм, на котором Сангус укрепил вышку, имел растительную причёску из густого зелёного хромыля с ломким стеблем и редкой коричневой презенаты с твёрдыми и колючими шариками ядовито-красного цвета, которые своей раскраской так и бросались в глаза, словно умоляли съесть себя.
Можно подумать, что красно-жёлтое на таком фоне не особо и маскирует, однако, для животных Ничейных степей красно-жёлтый всё равно как трава. Пролети над их головами красно-жёлтый самолёт, они примут его за клок травы, воплотивший шальную мысль, а не прошвырнуться ли мне по небу, не пореветь ли мне всласть на небесной воле? Травоядные потянутся к нему мордами и недовольно заревут в ответ, но их законная еда быстренько слиняет. Потом эти травоядные ещё долго будут хвастаться перед своими сородичами, что от них даже трава убегает, вот какие они грозные. Ещё чуть-чуть и они станут хищниками! Хорошо ведь быть хищником. Лучше, чем жертвой. Вот вам вопрос: лучше быть жертвой или травой? Вот вам и ответ: лучше быть хищником!
Сангус, усевшись на табурет с мягким вращающимся сиденьем, таился на вышке с предрассветного часа. Лёгкую куртку охотник снял с восходом и накинул поверх плечей. Куртку приятно грело солнце, будто к спине привязался кот (Спина к спине! Ищем добычу в четыре глаза!). Голову защищала панама. С запада поддувал тёплый ветерок, щекоча ноздри пряно-горькими запахами степной растительности. Здесь Сангус чувствовал себя как дома. Да и времени проводил в степи, наверное, едва ли не больше, чем в Брынцалах.
Сколько натикало-то? Охотник глянул на красно-жёлтые часы. Уже почти полдень. Получается, часов семь о времени не вспоминал. А говорят, время тянется как плавленый сыр, если ничего не делаешь. Так и есть, если и мозги как плавленый сыр. Однако никого путного до сих пор на глаза не попалось: дюжина змей, несколько десятков ящериц и прочая мелочуга. В небе примерно час назад пронёсся странный двухкупольный пузатый аппарат. И ещё свора зюзиков на пиковых скоростях прошуршала.
Эти-то куда намылились? Уж не в Брынцалы ломанулись? Для этих злобных и маниакально мстительных созданий как-то не характерно перемещаться такими бандами по открытой местности. Насрал что ли молодец какой добрый в их нору? Вот и несутся расправляться-крушить-убивать, словно с наскипидаренными вендеттой задницами. Бешеные глазюки кровью налились, тельца дрожат от ярости, усы точно молнией прошило. Ну насрали тебе в дверной проём, что ж теперь… в жизни всякое бывает. Вот будет потеха, если зюзики обработают жилище незадачливого молодца или устроят погром в окраинном магазине. Да и поделом этим мелким говнюкам. Надо как-то не полениться и залить их лазы, какие повстречаются, чем-нибудь вонючим и липким, а то расплодилось этих тварей немерено.
Десять лет назад зюзики упёрли у него отличный ягдташ. Сангус купил его в Новаскоме, в специализированном магазине “Артемон”. Дорогущий, 50 штук, на заказ делали. Три месяца золото в кровных и потных монетках откладывал. Зато красивый, качественный и именно такой, какой ему всегда хотелось. Вместительный, лёгкий, с тем самым количеством карманов необходимых глубин, с надёжными молниями и даже красно-жёлтого цвета. Из крашеной шкуры колоннога, что обитает в далёких тропических лесах. Шкура мягчайшая, тончайшая, но следа не оставит и кончик раскалённой иглы, не проткнёт и шило, не разрежет и лезвие. Идеальный ягдташ, на века. Смотришь на такие вещи, и душа радуется.
Но эти грыздюки разглядели его и в траве и уволокли в свои сучьи подземелья. Сангус как раз примеривался пальнуть по паре толстеньких горбатых возлов, бредущих в километре от него. Улучили момент, сволочи. Надо же, а! И чем их привлёк ягдташ, зачем он им сдался? А ведь Сангус даже успел влюбиться в свою красно-жёлтую охотничью сумку, имя ей дал. Клия. В память о жене. Охотник покосился на лежащий на коленях чёрный уродливый ягдташ из жёсткого дерматина с коричневыми подпалинами и порядком стёршийся. Уже через неделю пришлось менять заклинившую молнию. Теперь он лямку ягдташа с плеча не снимал и застёгивать не забывал, даже если находился на вышке. А все поганые ягдташи отныне звал Зюзик Грыздюк.
Нужна добыча посущественнее. Неплохо бы подстрелить нервного тотанахью, что срывается с места как умалишённый, стоит только высунуться из-под камня какому-нибудь сиреневоликому пауку с мохнатым туловищем размером с два кулака и большой уродливой башкой, но совершенно безобидному для тотанахью, которые словно вполне соображают, носителем какого вкусного, питательного, деликатесного и востребованного среди богачей мяса они являются. Вот и шугаются всех подряд. Да и шкуры у них мягкие, переливчато-жёлтые и крепкие. Домашняя постель Сангуса, между прочим, устлана шкурами тотанахью, как и у всех уважающих себя брынцаловских охотников. Тотанахью, эти стройные звери с изящными ногами в красную полосу недаром такие пугливые. Мало их осталось нынче, очень мало. Скоро совсем исчезнут, надо будет нарочно в дальние районы ради них ездить. Но если он не подстрелит последнего тотанахью, последнего тотанахью подстрелят другие.
По легенде, многочисленные холмы, на одном из которых установил вышку Сангус, ничто иное как следы от древних туннелей, прорытых протошайтанами, что вылезали наружу из своих подземных адских городов, пышущих жаром расплавленной магмы, вдохнуть свежего воздуха и насладиться степной прохладой. По сравнению с адом, в степи прохладно, даже когда летнее солнце сверкает в зените своей горячей славы.
Сангус покосился на горсть шариков презенаты. Он нарвал их перед тем как забраться на вышку и положил на полку-лодочку для всякой всячины. Не зря у ягод столь откровенно кислотно-ядовитый окрас. Эти колючие шарики наполнены смертельным ядом по самую маковку. Их не едят ни птицы, ни насекомые, ни звери... Сангус взял пару ягод, отправил их в рот, с хрустом размолотил зубами твёрдую корочку и вывалил на язык сочную сладковато-кисленькую мякоть. Ага, как же, не едят… Трескают в оба горла. У птиц Сангус и научился утолять жажду презенатой. А шипы у ягод мягонькие, как косточки у консервированной рыбы. И бодрят ягоды похлеще всяких энергетиков. Вся эта пассивная агрессия попросту защита, построенная на страхе и предрассудках.