Великолепие чести
Шрифт:
Дункан молча повернулся и побрел прочь.
Мадлен едва не рассмеялась. Он так и не запретил ей выходить из крепости, значит, она одержала победу.
Вообще-то Мадлен полагала, что увиденное ею существо — дикая собака или волк — больше не приходило на гору. Она каждый вечер выглядывала в окно, но животное так и не появлялось. Порой Мадлен думала, что оно ей просто привиделось.
Однако девушка ни за что не призналась бы Векстону в своих сомнениях и получала истинное наслаждение, пересекая почти каждый день подъемный мост. Еда, которую она оставляла на горе, пропадала — видимо, ее съедали другие дикие звери. Мадлен была счастлива, что в состоянии помочь хоть кому-то. Но еще больше радости она испытывала оттого, что могла позлить барона.
Да, она выходит из крепости, чтобы досаждать ему. И, судя по тому, что Дункан избегал ее, девушке удавалось добиться своего.
Вообще все было бы ничего, если бы не обеденные часы. Для Мадлен эти обеды стали сущей мукой.
Мадлен старалась как можно больше времени проводить вне стен замка, невзирая на дождь и холод. Герти принесла ей целую охапку одежды старшей сестры Дункана, Катрин. Вещи были великоваты для Мадлен, но она сумела кое-как их переделать. Одежда была далеко не новой и, конечно, не модной, но мягкой и теплой.
Каждый день девушка ходила на конюшню, прихватив с собой кусок сахару для скакуна барона — белого красавца Силена. Мадлен по-настоящему подружилась с конем. Едва завидев ее, Силен поднимал страшный шум и делал вид, что вот-вот разобьет копытами деревянные перекладины стойла. Но как только девушка начинала разговаривать с ним, конь успокаивался. Мадлен понимала, что Силену просто хочется покрасоваться перед ней, и всегда хвалила его.
Оказалось, что, несмотря на свой устрашающий вид, Силен был очень ласковым. Ему нравилось, когда девушка гладила его, и когда она убирала руку, он тут же подталкивал ее носом, чтобы она продолжала его поглаживать.
Конюху были не по душе визиты Мадлен, и он всякий раз громко выражал свое недовольство по этому поводу. Он считал, что девушка портит коня, и грозил рассказать об этом хозяину. Впрочем, про себя конюх не переставал дивиться тому, как девушка обращается с Силеном. Он сам-то побаивался седлать белого великана, а эта девчонка, казалось, и не думала о страхе.
Как-то конюх, ворча, подошел к Мадлен и сам завел с ней разговор, а вскоре они стали друзьями.
Его звали Джеймс, это был муж Мод. Их сынишка, Вильгельм, все еще цеплялся за материнские юбки, но Джеймс терпеливо ждал того времени, когда паренек подрастет и станет ему добрым помощником. «В нашей семье по традиции все мужчины становились конюхами», — с гордостью пояснил Джеймс.
— Еще немного, и Силен позволит вам ездить на нем без седла, — заявил Джеймс, показав Мадлен всю конюшню.
Девушка улыбнулась: Джеймс стал называть скакуна тем именем, что дала ему она.
— Я никогда не ездила без седла, — промолвила Мадлен. — Признаться, я вообще почти совсем не ездила верхом.
— Может, когда дождь поутихнет, — предложил Джеймс, — вы поучитесь верховой езде?
Мадлен кивнула.
— Но… — с любопытством проговорил конюх, —…как же вы передвигались с одного места на другое, если не ездили верхом?
— Ходила пешком, — объяснила девушка. — И мне это очень нравилось, — рассмеялась она.
— У меня тут есть спокойная кобылка. Можете начать с нее.
— Нет, спасибо, — отказалась Мадлен. — Не думаю, что Силену это понравится. Если я предпочту другую кобылу, это его обидит, а мы ведь не хотим этого, не так ли?
— Пожалуй, — признался Джеймс.
— Я не хочу обижать Силена и, думаю, смогу ездить на нем, — заявила девушка.
— Вы хотите сказать, миледи, что будете ездить на коне самого лорда? — удивленно спросил конюх.
— Почему бы и нет? — промолвила Мадлен. — И я не боюсь Силена. В сущности, мне уже доводилось на нем ездить.
— Но… разве хозяин разрешит вам?
— Я получу разрешение барона, Джеймс, — заверила девушка конюха, сраженного взглядом этих лучистых голубых глаз и сияющей улыбкой.
Как только Мадлен выходила из конюшни, за ней тут же следом шел охранник, своим видом напоминая ей о том, что она в этом замке — всего лишь пленница. Кстати, Энтони совсем неплохо относился к девушке и ничуть не тяготился своими обязанностями.
Но, заметив, каким взглядом Энтони порой провожает других воинов, девушка поняла, что у ее стража неладно на душе. Его нынешняя должность не очень-то вязалась с его возрастом и крупной фигурой. Мадлен никак не могла понять, почему именно ему приказали стеречь ее — для этого вполне бы подошел кто-то другой, Ансель, например.
Любопытство девушки все возрастало, и наконец, не выдержав, она решилась прямо спросить Энтони:
— Ты совершил какой-то проступок, который пришелся не по нраву барону?
Похоже, Энтони не понял ее вопроса.
— Знаешь, я же вижу, как ты смотришь на воинов, которые возвращаются в крепость после своей службы. Наверняка ты предпочел бы заниматься с ними, а не ходить хвостом за мной.
— Да нет, меня это не беспокоит, — возразил Энтони.
— И все же я не могу понять, почему должность надзирателя поручили именно тебе. Могу лишь предположить, что ты чем-то разгневал хозяина.
— Меня ранили, и рана еще не зажила, — с запинкой промолвил Энтони.
Он покраснел, и его смущение показалось Мадлен несколько странным. Решив немного успокоить его, девушка сказала:
— Меня тоже недавно ранили, и ранение не было легким, можешь не сомневаться. Я едва не умерла. Эдмонд, правда, позаботился обо мне, но у меня на бедре остался ужасный длинный шрам.
Энтони, казалось, по-прежнему чувствовал себя смущенным.
— Разве воины не гордятся ранами, полученными в битве? — настаивала девушка.
— Гордятся, — невнятно буркнул Энтони и, сцепив за спиной руки, ускорил шаг.
И тут Мадлен поняла: руки и ноги Энтони, даже его грудь явно были целы. Наверняка меч врага поразил его в…