Великолепие чести
Шрифт:
— Ну хорошо, давайте поскорее покончим с этим, — нетерпеливо бросил Дункан.
Мадлен не понравились его слова.
— Что значит «покончим с этим»? — недоуменно спросила она.
Ее недоумение рассеялось, когда барон заговорил:
— Мы с тобой связаны навеки с того мгновения, когда встретились. Это известно Господу, известно мне, да ты и сама это знаешь. Мы созданы друг для друга, и если бы Лоренс не оказался самозванцем, мы бы уже давно состояли в законном браке.
— Да, любимый, все началось с того момента, когда я согрела тебе ноги, — прошептала Мадлен.
— Да,
Казалось, Мадлен вот-вот заплачет. Но барон не хотел подавать виду, что его тронул этот разговор, он промолвил лишь:
— Знаешь, ты должна быть благодарна Богу.
— За что? — не поняла его Мадлен.
— Что мы повстречались не летом.
Поначалу Мадлен ничего не поняла, потом рассмеялась, и ее нежный смех согревал барону сердце.
— Стало быть, это время года подарило тебя мне, так ты полагаешь?
— Конечно, тебе не пришлось бы согревать мне ноги, если бы стояло лето, — подмигнул барон жене.
Дункан собирался сказать ей еще что-то, но тут отец Бертон подтолкнул его к двери:
— Люди ждут вас, барон.
Как только Дункан вышел, священник повернулся к племяннице и несколько минут говорил ей об обязанностях жены. Покончив с этим, Бертон добавил, что полон гордости за то, что судьба даровала ему возможность воспитывать такую женщину, как она. А затем он подал Мадлен руку и повел к алтарю.
Это была впечатляющая церемония. Когда она завершилась, барон представил жену своим вассалам. Встав на колено перед Мадлен, воины поклялись ей в верности.
Дункан пребывал в нетерпении. Ненадолго оставив жену, он навестил графа Гринстеда и минут через двадцать вернулся к Мадлен.
Священник уже уснул. Его тюфяк лежал в углу комнаты, кровать же Мадлен стояла у другой стены за тонкой занавеской.
Когда пришел Дункан, она сидела на краю узкой кровати, все еще одетая в свое подвенечное платье.
Раздевшись, Дункан вытянулся на одеяле и прижал жену к груди. Смачно поцеловав ее, он предложил ей раздеться.
Мадлен долго возилась с одеждой, то и дело поглядывая за занавеску на своего дядюшку. Потом она наклонилась к Дункану, чтобы прошептать ему, что для первой брачной ночи им следовало бы найти другое место. Ведь они так долго не были в объятиях друг друга, что Мадлен боялась закричать от переполнявшей ее страсти. Лишь прикоснувшись к его губам, она громко застонала. Но Дункан даже не попытался зажать ей рот. Мадлен поняла, что не сможет ничего сказать мужу, потому что барон Векстон крепко спал.
Обиженная Мадлен, сжав зубы, прилегла рядом с бароном и попыталась заснуть…
Дункан проснулся, услышав, как отец Бертон ходит по комнате. Векстон чувствовал себя как-то странно, казалось, что ему чего-то не хватает, но он не сразу понял, чего именно.
Барон хотел было встать, опустил ноги с кровати и едва не споткнулся о Мадлен. Векстон усмехнулся — его жена спала на полу, прикрывшись тонким одеялом.
Господи, он заснул в свою первую настоящую брачную ночь!
Присев на край кровати, Дункан глядел на свою прелестную жену. Вдруг он услышал какой-то шорох — это отец Бертон осторожно закрывал за собой
Склонившись к Мадлен, барон бережно взял ее на руки и уложил на кровать. Она тут же сбросила с себя одеяло.
На Мадлен не было ночной сорочки. Ее кожа розовела на утреннем свету, рыжеватые волосы пламенели в лучах восходящего солнца.
Все существо Дункана заныло от желания. Сидя на краю кровати, он начал ласкать жену.
Вздохнув, Мадлен проснулась и, открыв глаза, поглядела на мужа. Его взгляд был так горяч, что ее тело содрогнулось и она попыталась уложить Дункана на себя.
— Я дам тебе то, что ты хочешь, — хрипло прошептал он. — И гораздо больше…
Мадлен не успела произнести ни слова, как Дункан улегся рядом и взял в рот ее отвердевший сосок, а руками принялся гладить ее живот.
Стоны Мадлен становились все громче и все сильнее возбуждали Дункана…
Его пальцы скользнули к ее лону и принялись ласкать ее самое сокровенное место. Мадлен выгнулась дугой, замирая от наслаждения.
Вдруг барон откатился на бок и припал губами к лону Мадлен. Тогда она, взяв в руки восставшее естество Дункана, стала поглаживать его кончиками пальцев, сжимала и гладила, приближая к себе до тех пор, пока не дотронулась до него губами и языком. Казалось, эта сладкая пытка продолжится целую вечность. Первым не выдержал Дункан. Высвободившись из объятий Мадлен, он повернулся и с легкостью проскользнул в ее нежное лоно.
Она вскрикнула так громко, что Дункану показалось, что он причинил ей боль, и он хотел отодвинуться, но жена прижала его к себе, ее бедра ритмично задвигались ему навстречу. Вскоре ее тело забилось в конвульсиях, которые передались ему…
Оба слишком ослабели. Чтобы двигаться или говорить. Они лежали обнявшись, наслаждаясь долгими минутами блаженства.
Вдруг Мадлен вздрогнула. Дункан сразу понял, что ее встревожило.
— Не беспокойся, отец Бертон ушел служить мессу, — сказал он.
Мадлен успокоилась.
— Но, конечно, ты так кричала, что тебя, вероятно, слышали все мои воины, — добавил Векстон.
— Да и ты не молчал, — засмеялась женщина.
— Вот теперь я побреюсь, — заявил барон.
— Я наконец поняла, что ты имел в виду, когда сказал, что побреешься позже, Дункан, — вновь рассмеялась Мадлен. — Ты знал, что твоя борода сведет меня с ума.
Приподнявшись, Векстон заглянул жене в глаза:
— Ты знаешь, какое огромное удовольствие доставляешь мне?
— Да, — прошептала она в ответ. — Я люблю тебя, дорогой, и всегда буду любить.
— А ты любила меня, когда узнала, что Лоренс был самозванцем и что я не сказал тебе об этом?
— Да, хоть я и сердилась на тебя за то, что ты утаил от меня правду. Видит Бог, я была по-настоящему разгневана!
— Ну и ладно тогда. А я так боялся, как бы ты не подумала, что я и в остальном лгу тебе.
— Я никогда не сомневалась в твоей любви, Дункан, — промолвила Мадлен.
— Да, но сомневалась в другом: ты думала, тебя никто не ценит.