Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры
Шрифт:
Царевич откинулся на спинку кресла, представил, как сестра отчитывает пухлого бородатого хана и говорит, что ему следует делать с государством. Кривоногий толстяк в цветастом халате краснеет и пыжится, но молчит. Пот градом заливает лицо, а на шее вздуваются вены, когда Генри дает наказ купить ей шелковой платье с драгоценной золотой вышивкой, с декольте, усеянным бриллиантами. «Дорогая, ведь это половина нашей казны!» А она ему – «Ханнушка, ты же меня любишь? Или твоя страсть ко мне угасла и я пишу Андору, чтобы он забрал меня, покрытую позором… Нет? Вот так-то. Значит, я хочу, чтобы ты заказал это платье у Ильдефонса – другой такого не сделает. Хорошо, любимый?» И состроит мужу невинные ласковые глазки.
Юношу идея с несчастным правителем и сестрицей в роли женушки очень даже развеселила. Феанор представил еще несколько семейных сцен с участием Ионнель и решил,
Пройдя по тропке в укромное место среди плотного кольца яблонь, царевич с удовольствием потянулся, втянул ароматный воздух до грудных коликов, сорвал крупный спелый плод и улегся на зеленеющий ковер. Он заснул, а очнулся под вечер. Еще не скрылось Солнце, но уже вышла Луна. Рядом с белесым кругом тускло мерцала звездочка Мерцана – богиня небесной красоты и любви у древних. Юноша чувствовал разливающееся по телу тепло и особое, незнакомое ощущение нежности и заботы в отношении Вегедэ. Почему-то его не смущали её увечность, низкий рост, возраст.
«Как странно и непонятно…»
Пока Феанор возвращался в библиотеку, ужинал в трапезне, запирал на ночь свою комнату, его обуревали противоречивые мысли. Он улёгся на кошму, постарался привести душу в порядок. «Это обычное наваждение. Я же спал под звездой Мерцаны. Через семь лун всё пройдет». Неуверенно произнеся хвалу Высшему и попросив освобождения от прельщения, юноша завернулся в одеяло. Сон всё не приходил и царевич долго ворочался с боку на бок. В голове вертелись образы Скорби и Вегедэ, Ионнель и братьев, нелепого хана и почти квадратного человека, пускающего стрелу в существо, в тело которого зашвырнули сознание Феанора.
«Тело связано с духом». Феанор сконцентрировался на сердечном ритме. Четыре удара – вдох, четыре – выдох. Успокоившись, переместил внимание на область лба – представил, как во время вдоха голова наполняется светом, а выдох вытягивает из тела черноту. Сердцебиение глушило, било молотом по вискам, вызывало дрожание в руках. Вдруг он ощутил, как разум подчинился сознанию. Борьба прекратилась. Мысли не летали спонтанно, ничто не отвлекало, внутри царило необычное чувство «пустоты». Феанор отправился в недалекое прошлое. Эпизоды отматывались легко, словно под увеличительным стеклом он мог рассмотреть любую мелочь – каждое слово, жест. «Как странно. Сознание словно книга моей жизни. А я будто листаю исписанные страницы, видя не только главный сюжет, но и подробное описание деталей».
Царевич видел, как он с братьями и сестрой танцует, как Отец говорит свою речь, как Суфий о чём-то шепчется с Царем. Всегда радостный мудрец почему-то выглядел озабоченным, видимо, просил какого-то важного разрешения. Но Отец спокойно ему отказал. После общего праздника каждый царский ребенок был зван на аудиенцию. Вот подошла очередь Феанора, и он, дрожа от волнения, подошел к резному трону в небольшую светлицу, предназначенную для особых приемов. Отец положил руку ему на плечо и молвил о силе единства. Затем он наказал ему двигаться в Обитель Шестнадцати Рук. «Целостность государства невозможна без целостности Правителя». Задание весьма простое, но в этой простоте Феанору виделась некая тайна, загадка. Зачем отправлять царевича за свитком, если это легко сделает гонец или почтовый стриг? Но сын привык доверять указаниям и незамедлительно отправился в путь. В сознании всплыла картина сферы, внутри которой он сейчас находился. Величественное строение абсолютно не похоже на виденные за жизнь здания.
Юноша «отключил» настоящее. Все, что было сейчас, он помнил и без погружений. «Надо завести сокола. Читать людей я могу, кое-как. Пора бы начать и на зверье тренироваться».
Потянувшись, зажёг летающий огонек, взглянул на круг времени. Была глубокая ночь, до рассвета оставалось еще часа три. Спать не хотелось, в комнате делать было нечего, и Феанор вышел во двор. Прогуливаясь по ночному саду, царевич наслаждался прохладой, вдыхал свежий воздух, а журчание ручья приятно ласкало слух. Он дошел до круга деревьев, где его отметила богиня любви. Усилием воли остановил начинающий бурлить мыслеход, обошёл волшебное место и побрел дальше. Тропы кончились, трава стала гуще, а деревья уже не так ухожены. Царевич подошёл в ольшанику, под ногами стелился густой влажный мох, пахло плесенью и тухлятиной. Он очнулся от дум, когда уперся носом в плиту, изрезанную глубокими щербинами. Царевич скинул капюшон, подвёл огонек к камню. Глаза удивленно осматривали находку. Местами на поверхности проглядывал тусклый желтоватый металл,
Синеватые пластины светились под ногами и гасли, как только туфля отрывалась от поверхности. Феанору уже привиделось, что так и будет спускаться, пока не упрется в сердце земли, пылающее раскаленным металлом и источающее ядовитый дым – и тут ступени закончились и он оказался перед небольшим порталом, на поверхности которого, то и дело, вспыхивали желтоватые блики, в лицо ударила воздушная струя.
Внутренности поражали воображение. По огромному нефритовому залу, словно снежинки в метель, кружили сотни небольших, в три локтя ростом, существ. Облаченные в белые хитончики, шелковые плащи причудливо развеваются, лица детские. Каждое существо было похоже на Вегедэ, за исключением рук. Вместо крючков, из каждого плеча вытягивались три длинных, сероватых тросика, покрытых щетинками, и оттого напоминающих паучьи лапки. Присмотревшись, Феанор осознал, что полёт их хаотичен лишь на первый взгляд. Каждое существо держало в тросике по полупрозрачной, тончайшей нити, переплетая их меж собой, продевая через нити других, связывая и обрезая необычный материал с удивительной проворностью. Нечто, создаваемое ими, походило на выгнутый треугольник и, несмотря на простоту, ошеломляло красотой и совершенством формы.
«Ильдефонсу бы такие подмастерья пригодились».
– Знатное зрелище, Феанор, не так ли?
– Да, госпожа Скорбь. – Юноша легко узнал тембр мысленного голоса.
– Это – ткачи. Они плетут элемент для корпуса Обители. Знаешь ли, молнии, ветра, дожди. А сфера для нашего урочища жизненно важна.
– Я думал, что это металлические пластины… или крашенное лакированное дерево.
– Нити – особая смесь, похожая на шелк. Ткачи производят её собственным телом. Так же как паук прядет паутину, или гусеница – кокон. Эти нити обладают особыми качествами. Они поддерживают определенную температуру и влажность внутри сферы, пропускают внутрь воздух и вытягивают наружу вредные и ядовитые газы, запахи, дым. Законченный элемент прочнее металла и легче пуха.
Феанор смутился:
– То есть мы – в коконе?
Голос в голове повеселел:
– В каком-то смысле. Сфера уходит в землю до конца. И над поверхностью и под – мы защищены. Первые оболочки помогали выжить в гиблых местах. Специально обученные команды восстанавливали землю, воздух и воду. Этот, как ты сказал, «кокон» сейчас выполняет другие задачи. Мы – как гигантская ферма, поставляем в Царство животных и рыбу, овощи и фрукты, разводим новые культуры растений. И… – настоятельница на пару секунд умолкла, – обучаем мудрецов, стратегов, царей.
– Кто же из них я?
Голос молчал. Юноша еще некоторое время понаблюдал за работой ткачей. Его охватила печаль. Царевич повернулся и, опустив голову, побрел обратно в келью.
Утро прошло безрадостно. Позавтракав, невыспавшийся Феанор занялся работой. Он собирал фрукты в большие плетеные корзины, нёс их в побеленное здание и вываливал в огромный чан. Вместе с ним работало несколько послушников, только все они были бездушными – с прямыми, похожими на краткие команды, мыслями. Тот, кто впустил его в Обитель, был человеком, но царевич не видел и не «слышал» его уже несколько дней. После работы и обеда Феанор отправился в снежный октагон. Послушно подошли адепты, приготовили мокрые полотенца. Юноша скинул хитон, оставшись в набедреннике. Усевшись на высокий табурет, сложил руки крестом, и, закрыв глаза, прислушался к ритму сердца. Похолодало. В воздухе появились снежинки – попадая на тело, они вскипали и исчезали, превратившись в маленькие облачка пара. Затем подул ветер. Сначала легкий, он усилился, поднимая льдяную крошку, царапавшую кожу. Феанор выдохнул и погрузился глубже в себя. Сердце отсчитывало ритм и он вторил, отмечая удары и остановки: «Бон-тун, Бон-тун». На плечо с хлопком опустилась мокрая простынь, от нее повалил пар – конец же, который держал послушник, покрылся ледовой коркой. Царевич вздрогнул и очутился во внешнем мире. Погружение прервалось. Он встал и подошел к медной клепсидре, находившейся в смежном восьмиугольнике. Она показывала, что прошло три четверти часа.