"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Хунли прошелся по залу, пошевелив широкими плечами, — он был высоким, сухощавым, со смуглым, жестким лицом. Посмотрев на сад, император поинтересовался: "А что "Красное Солнце?"
— Ищут, — Хэшень опустил голову. "Они очень тщательно скрываются, ваше Величество, никто не знает — где глава братства, и вообще, — он позволил себе чуть развести руками, — есть ли оно на самом деле, это "Красное Солнце". Скорее всего, выдумки, слухи…, - голос чиновника увял.
Император повернулся и зловеще проговорил: "Те слухи, которые вооружены кинжалами, и те выдумки, которые носят с собой мечи. Тщательно, — он поднял длинный палец, — тщательно проверьте все, что о них говорят. На рынках, в харчевнях, где угодно".
Хэшень торопливо кивнул. Хунли злобно подумал: "Никому из них нельзя верить, каждый китаец до сих пор ненавидит маньчжуров. Сто тридцать лет прошло, я — шестой император династии, а они терпеливо ждут, пока мы повернемся к ним спиной, чтобы вонзить в нее клинок. И будущий наследник тоже рожден от китаянки. А что делать, если Юнъянь — единственный из всех моих сыновей, кто, хоть как-то сможет править. Наверное".
— Хэшень, — неожиданно мягко сказал император, — ты же знаешь, я тебе доверяю. Как маньчжуру, как умному человеку. Сделай так, чтобы это "Красное солнце" быстрее закатилось, и ты, — Хунли тонко улыбнулся, — не будешь обижен.
Чиновник посмотрел на орлиный нос императора, на твердый, решительный подбородок, и низко поклонился: "Можете на меня положиться, ваше Величество".
— А на кого мне еще полагаться? — сварливо осведомился Хунли и потянулся за чайником.
— Не хлопочи вокруг меня, как баба, — усмехнулся он, заметив движение Хэшеня, — мне хоть и седьмой десяток, но в седло я могу сесть сам, а уж тем более — чаю налить. Так вот, — Хунли полюбовался расписной чашкой, — не могу же я полагаться на этих китайских шептунов. Половина из них евнухи, а оставшиеся… — Хунли махнул рукой: "На следующей неделе я переезжаю в Летний Дворец, пусть там все приготовят. Что еще? — он посмотрел на Хэшеня.
— Новая наложница, — осторожно сказал тот, кладя на стол папку. "Вот рекомендации врача и астролога".
— А, — Хунли щелкнул пальцами, — дочь того сочинителя. Тоже китаянка, хотя, — он погладил бороду, — я видел ее родословную. Мать ее наша, с севера, из клана Истинно Красного Знамени. Конечно, плохо, что она вышла замуж за китайца, но что делать, — Хунли пожал плечами и углубился в чтение гороскопа.
— Какой Марс, — изумился он. "И это у женщины, такое редко встретишь. У нашего сына будет всего четверть китайской крови. Отлично, просто отлично. Что там они пишут? — он пробежал глазами заключение: "Позови мне сюда главу императорских евнухов".
— Ваше величество, — поинтересовался Хэшень, — кого из благородных дам, вы берете с собой в Летний Дворец? Я должен приготовить их покои.
— Госпожу Мэйгуй, — император накрыл большой, сильной ладонью папку, — и более никого. Все, — он махнул рукой, — и не забудь, Хэшень — костры с крамольными книгами не должны потухнуть. По всей империи.
— Разумеется, ваше величество, — поклонился тот и выскользнул из зала.
— Мы перепишем историю, — решил Хунли, закрыв глаза, слушая нежную музыку. "Так, что и следа ни останется от бывших китайских императоров. И вообще — уберем всю эту непристойность из литературы, все книги, где высмеиваются маньчжуры. Все будет гореть, точно так же, — он, не открывая глаз, улыбнулся, — как горели книги этого писателя, отца новой наложницы. Как там его звали? Ли Фэньюй. Смешные сочинения, конечно, я сам хохотал, но народу это не нужно. Пусть бы и дальше писал "Цинский исторический свод". Жаль, что он умер, талантливый человек был, конечно".
Император посмотрел на евнуха, что вполз на коленях в зал, и остановился, встав на четвереньки, склонив голову к ковру: "Завтра я хочу видеть госпожу Мэйгуй у себя в покоях, после чего мы уедем в Летний Дворец. Пусть там проверят фонтаны. У этих священников наверняка есть какой-то инженер".
— Конечно, ваше величество, — император, оставшись один, вдыхая теплый ветер, раздвинул занавеси и шагнул в свой кабинет. Повернув ключ в замке золоченой двери, он нажал на шелковую панель, что закрывала стену. Тайник открылся. Хунли, достав книгу, устроился на подушках: "Последний экземпляр в империи, хотя и его — тоже придется сжечь. Но не сейчас, потом".
— Как-то раз военачальник Хунли, из клана Истинно Розового Знамени с Цветком…, Впрочем, нет, ни один маньчжур не позволит себе воевать под таким знаменем. Наверняка, я ошибаюсь, и это было Фиолетовое Знамя с Драконом, или другое, такое же грозное, — начал читать Хунли, посмеиваясь, — решил завести себе наложницу….
Над озером уже играл алый закат, когда Хунли, дойдя до последнего абзаца, ухмыльнулся: "Монах низко поклонился полководцу: "О, ваша милость! Девушка велела передать, что ее устройство слишком нежно для жизни в шатрах, и поэтому она просит извинения, и остается на юге!"
— А деньги! Деньги, ты, проклятый обманщик! — вскричал маньчжур. "Ты же монах, ты должен быть праведником".
— Я он и есть, — приосанился монах. "Деньги мы с госпожой Вечерним Цветком пожертвовали в храм Конфуция, в честь ваших умерших предков, ваша милость. Вот и расписка, — монах вытащил из кармана захватанную, грязную бумажку.
Военачальник посмотрел на нее и важно сказал: "Ты совершил благое дело, монах, хоть и не доставил мне наложницу. Иди же, и расстанемся друзьями".
Вот что было написано в той расписке: "Дорогой Хунли, спасибо за серебро, оно нам очень пригодилось. Тысяча поцелуев, жаль, что мы с тобой никогда не встретимся. Вечерний Цветок".
Император захлопнул книгу и смешливо пробормотал: "Вот же мерзавец этот покойный Ли Фэньюй. Умею я читать, не хуже него".
В библиотеке иезуитской миссии было тихо. Джованни, подняв голову, встретился глазами с высоким, седобородым мужчиной, в китайском халате, что пристально его рассматривал.
Он отложил перо и встал, но старик улыбнулся: "Сидите, сидите. Меня зовут отец Жан-Жозеф, вы меня еще не видели. Как ваше здоровье?"
— Спина еще болит, — ответил Джованни, — но отец Лоран говорит, что шрамы заживают хорошо. А так, — он обвел рукой заваленный рукописями стол, — у вас потрясающие архивы, отец Жан-Жозеф.
— Сто пятьдесят лет работы, — улыбнулся тот, устраиваясь напротив, разливая чай. "Даже больше, отец Маттео Риччи, благословенной памяти, приплыл в Макао почти два века назад. Вы, я смотрю, больше интересуетесь математикой, астрономией? — он взглянул на рукописи.
— Да, — горячо ответил Джованни, — какое счастье, что вы так много перевели из местных ученых, отец Жан-Жозеф. Он положил руку на кипу бумаги: "Я сейчас как раз изучаю заметки отца Мишеля Бенуа, очень, очень талантливый человек был.