"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Селим, оторвался от моря, что простиралось перед дворцом во все стороны, и обернулся к ремесленникам.
— Снимешь мерку с руки его высочества, — сказал он оружейнику, — и до вечера, чтобы была готова. Клинок тупой сделай, еще не хватало, чтобы сын мой порезался, храни его Аллах.
— А ты, — повернулся, Селим к ювелиру, — вот этот изумруд оправь так, — султан быстро набросал что-то на листке. Ювелир всмотрелся и позволил себе улыбнуться. «В золото? — спросил он.
— Нет, в электрум. Есть же у тебя? — спросил султан.
— Конечно, — поклонился ювелир.
— Как раз к волосам ее, — подумал, Селим, оставшись один.
— Если бы за камень можно было купить силу и молодость», — он вздохнул. «Лет двадцать, может быть, Аллах мне еще даст — а что потом? Оставить ее одну, на милость наследника, кем бы он ни был? Даже сын, — или сыновья, коли на то будет милость Всевышнего, — ее не защитят. К дочери ехать — тоже еще неизвестно, как там все сложится, при шахском дворе».
Он провел рукой по чуть седеющим, но еще ярким волосам, и вспомнил сына. «Саблю требует, — улыбнулся нежно, Селим. «Надо его на коня сажать уже, конечно, завтра и распоряжусь».
— Кадина, — поклонилась служанка. Марджана лениво приоткрыла один глаз. Она лежала спиной вверх, обнаженная, на мраморной скамье в своей личной купальне. Кася медленно массировала ей плечи.
— Ты новая? — спросила Марджана и, протянув руку, позвонила в колокольчик. Кизляр-агаши сразу же выступил из клубов пара.
— Я все проверил, кадина, — сказал он шепотом, встав на колени. «Там все в порядке — притирания, маски, все безопасное».
Марджана перевернулась на спину и Кася взяла серебряные щипчики. «Только осторожней, умоляю тебя», — шутливо попросила женщина.
— Первый год, что ли, — пробурчала Кася, склонившись над раздвинутыми ногами. «Да там и немного у вас совсем, потерпите».
Марджана закусила губу и с шумом вдохнула в себя воздух. «Вот и все — распрямилась Кася. «Давай притирание-то, — протянула она руку новой служанке.
— Это для лица, — та подала девушке фарфоровую чашку. Кася сунула в нее палец и попробовала:
— А, мед, — она улыбнулась и стала накладывать его на щеки женщины. Марджана почувствовала на губах сладкие капли и облизнулась.
Сквозь туман она увидела знакомое лицо и потянулась к нему. Он исчезал, отступал, поворачивался к ней спиной. Вокруг были женщины — одна, золотоволосая, с голубовато-зелеными глазами, вдруг обернулась блестящей змеей и обвилась вокруг ее ног.
Она потянулась за кинжалом — пасть открылась, гадюка вдруг засмеялась — человеческим смехом. Другая змея — бледная, длинная, подползла совсем близко, и подняла красивую, узкую голову с черными, немигающими глазами.
По ее телу тек холодный, липкий пот. Еще одна — с темными косами, кареглазая, превратилась в сокола, и, распахнув красивые крылья, парила над ней. «Спустись», — прошептала женщина одними губами. Сокол заклекотал что-то, исчезая в молочной, густой мгле.
К ней подбежала собака, и, ласкаясь, стала бодать головой в руку. Опустив глаза, она увидела, что это волчонок — он рос, превращаясь в молодого зверя, с рыжеватой шерстью.
Волчица оскалила зубы, ее холодные желтые глаза глянули на женщину, и животное зарычало.
— Спаси, — она протянула руку, к тому, что уже почти исчез вдали. «Забери».
— Те, кто мертвы — живы, те, кто живы — мертвы», — услышала она. «У тебя был выбор, ты его сделала. Ты просила дочь и отдала взамен время твоего счастья».
— Сколько еще? — сохлыми губами прошептала женщина.
— У тебя есть сын, не потеряй его, — приказали издалека. «Иначе те, кто мертвы — останутся мертвыми до скончания времен».
— Сколько еще? — повторила она. «Сколько?»
Лекарь быстро подставил серебряный таз, и спина женщины задергалась в рвоте.
— Сколько еще? — откашлявшись, спросила она.
— Кадина, — развел руками евнух, «это мед цветов олеандра. Аристотель и Плиний Старший говорят о двух-трех днях отравления. Хорошо еще, что вы немного проглотили».
Ее опять стошнило — какой-то серой водой. Лекарь вытер ей лоб и озабоченно спросил:
«Кадина, у вас нет никаких видений, снов?»
— У меня есть видение, — она сплюнула в таз, — что, когда я встану с этого ложа, я лично задушу всех тех, кто поднес мне эту мерзость. Как моя служанка? — она вдруг вспомнила, что Кася облизала палец, испачканный медом.
Евнух улыбнулся. «Она молодая и сильная, как вы. Все будет хорошо».
— Любимая, — раздался голос мужа из раскрывающихся дверей. Марджана в панике замахала рукой — лекарь понял и быстро унес все в боковую комнату. Запах, — женщина принюхалась, — все равно остался, и она мигнула евнуху, чтобы тот раскрыл окна. В опочивальне загулял морской ветер.
Селим, присел на кровать и прижался губами к ее лбу. «Во-первых, я тебя переселяю, — сказал он, надевая на ее палец дивное кольцо — изумруд был оправлен в металл бронзового цвета, выкованный в виде ракушки. Вся оправа была заполнена алмазами. «Будто снег под солнцем, — подумала Марджана, прищурившись от их сияния.
— У тебя будет свое крыло, здесь, — Селим, повел рукой вокруг, — своя охрана, — сто человек янычар, и дети будут жить с тобой. Своя кухня и свои эти ваши, — он усмехнулся, — женские штучки. Чтобы никакой дряни более тебе не носили.
Она поцеловала руку мужа, и почувствовала слезы у себя на глазах.
— Ну, ну, — ворчливо сказал Селим, и пристроил ее себе под бок. «Этому дураку кизляру-агаши я велел дать пятьдесят палок — в следующий раз пусть внимательней читает греков».
— А…? — Марджана подняла глаза на мужа. «Встанешь — я тебе покажу, — недобро улыбнулся Селим.
— Мама! — Фарида остановилась на пороге и покраснела.
— Иди сюда, дочка, — султан посадил ее рядом с собой. «Мама немножко болеет, но скоро все будет в порядке».