"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Мама, — тихо спросила девочка, — ты зачем ужика убила?
— Тихо. Ложись, — Марфа укрыла Феодосию, перекрестив ее, и посмотрела на мирно спящего сына. «То не ужик был. Закрывай глаза».
Она оглянулась и заметила валяющуюся в углу опочивальни плетеную корзинку. Убрав туда труп змеи, Марфа нашла на стенке прицепившийся к ней белокурый, длинный волос.
Она встала на колени и приставила к горлу Каси кинжал. Девушка заворочалась и попыталась присесть.
— Рассказывай, — потребовала Марфа и чуть надавила клинком на нежное, белое горло.
Голубые глаза служанки наполнились слезами.
— Я его ненавижу, — прошептала Кася. «Он убил мою мать».
— Как? — спросила Вельяминова.
— Она была его гездэ, давно еще, как нас только сюда привезли, — всхлипнула полька.
«Понесла от него, а ребенок застрял. Лекари сказали, что это мальчик. Он распорядился, — Кася уронила голову на колени, и разрыдалась, — ее…, разрезать. Сказал, что один сын ему дороже, чем сотня женщин. Мама умерла, а там…, у нее была девочка. Тоже мертвая».
— Тихо, — Марфа погладила ее по голове. «И все эти три года ты за мной следила?»
— Да, — Кася не смотрела на нее.
— Что тебе обещали? — спросила Марфа, вглядываясь в невзрачное, курносое лицо девушки.
Внезапно она поняла.
— Она отдаст тебя своему сыну? — усмехнулась женщина. «Мураду?».
Кася закивала головой. «Я буду его третьей кадиной. У меня широкие бедра, я девственница, мне шестнадцать лет. Я рожу ему здоровых сыновей. Когда ваш сын умрет, — сказала она».
— Мой сын не умрет, — Марфа поднялась и помолчала. «Скажи…, своей госпоже, что я жду ее у себя на террасе, как взойдет солнце. И если ты еще раз приблизишься к моим детям, то взойдешь на брачное ложе слепой и без носа, поняла?».
Кася кивнула.
— Красивый вид, — Марджана посмотрела на рассвет, медленно поднимающийся над Босфором. «Будет жалко, если погода опять испортится».
— Помнишь, я говорила, что ты неглупа, — высокая, белокурая женщина положила изящную ладонь на пальцы Марджаны. «Беру свои слова назад. Ты умна. Я тебе помогу, но и ты мне помоги».
— Как? — спросила та.
— Не задавай вопросов, когда придет время. И говори то, что я тебе скажу, — усмехнулась Нур-бану. «Делать тебе ничего не придется, не бойся».
— А что Джумана? — кадина все смотрела на окрашенное нежными красками небо.
— Не суди строго женщину, которая потеряла ребенка, ты сама едва этого избежала, — вздохнула венецианка.
— У нее был муж и сын, там, — она махнула рукой на запад.
— Когда на их деревню напали, сына убили у нее на глазах, а мужа увели в рабство, как и ее.
Она больше никогда его не видела. Она…, - Нур-бану помедлила, — сломалась. Сломанные деревья чаще гниют.
— И быстрее падают, — добавила Марджана.
— Да, — согласилась старшая женщина. «Джумана не твоя забота. Приходи сегодня ко мне, моя торговка принесет из города духи, шали, сладости. Поболтаем о том, о сем».
— А как же Соколлу? — зеленые глаза Марджаны вглядывались в море.
— Султаны уходят, великие визири остаются, — венецианка повернулась и добавила, через плечо: «Не удивляйся, если начнется дождь. Или снег. Зима здесь, — она улыбнулась, — бывает изменчива».
Эстер Хандали проницательно посмотрела на Марфу и обернулась к Нур-бану.
— Думаю, мы сможем это устроить, — сказала торговка. «Будет немного сложно, но я постараюсь. После заката доставлю твои, кадина, заказы, — она кивнула венецианке, — и скажу точно. Деньги? — еврейка не закончила.
— Вот, — Марфа показала страницу из материнской книжки и внезапно увидела в черных, красивых глазах Эстер огоньки удивления.
— Ну что ж, — торговка поднялась с колен. «Я проверю».
Нур-бану нежно поцеловала Эстер в щеку, и та выскользнула за дверь.
— Ты можешь взять что-нибудь… — Нур-бану повела рукой в сторону двора, — из своего…
— Могу, — Марфа поднялась, — но не хочу.
Джумана поежилась и набросила на себя мех. Ахмад погрел ее руки в своих ладонях.
— Когда тебе уезжать? — грустно спросила его мать.
— Через два дня, — юноша вдруг вздохнул.
— Задержись еще ненадолго, — попросила его Джумана. «Буквально на один день».
Она приблизила губы к уху сына и что-то зашептала.
Тот улыбнулся и медленно сказал: «Ну, это недальний свет. Я пошлю к нему надежного человека, все будет сделано».
— Только сначала она, — предупредила его мать и Ахмад, прижав ее к себе, пробормотал: «Ты будешь мной гордиться».
— Я уже горжусь, — поцеловала его Джумана.
Эстер разложила на ковре духи и взглянула на Марфу: «Те деньги, что у вас, кадина, в книжке. Их нет».
— Где же они? — застывшими губами спросила Вельяминова.
— Этот вклад уже забрали, — спокойно ответила женщина.
Селим, оперся на перила террасы и посмотрел на легкий снег, покрывавший берега залива.
«Еще одна зима, — улыбнулся султан. «Немного потеплеет, — выйду с Фаруком в пролив на галере, пусть сын привыкает к морю».
Он прошел по дорожке в сад. На лепестках роз виднелись прозрачные, быстро тающие хлопья. Мужчина присел и полюбовался сложным узором снежинок. «Ни один ремесленник не повторит того, что сделал, в своей милости, Аллах, — подумал он. «Христиане рисуют своего бога, и делают статуи его матери — глупцы! Нет такого художника, что сможет достойно запечатлеть прелесть Марджаны.