"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Пока есть на свете милые и податливые любовницы кардиналов, — я в порядке, — отмахнулся Джованни. «Мне скоро сорок, не мальчик я, чтобы влюбляться».
— Ну, а во-вторых — продолжил разведчик, — Орсини, в аду ему гореть, не один такой на свете.
Конечно, не все такие настойчивые, но мало ли. Если она будет замужем, все же это как-то ее защитит от подобных ухажеров.
— Повенчай ее с Корвино, — предложил ди Амальфи. «Не сейчас, конечно, а через год. У него — дочь, у нее — тоже дети, всем будет хорошо».
— А и правда, — пробормотал Джон. «Надо будет попробовать».
— Кстати на, — протянул Джованни письмо. «Это от Марты».
Разведчик распечатал, прочел два, изящным почерком написанных слова, и улыбнулся:
«Молодец девочка».
— Где она сейчас? — повернулся Джон к ди Амальфи.
— В Женеве, бумаг своих ждет, — ответил тот.
— Прекрасно, просто прекрасно, — пробормотал Джон. «Поеду я отсюда — прямо туда».
— Ты же в Венецию хотел, — удивился Джованни.
— Там срок только в сентябре, — разведчик вдруг улыбнулся, — успею.
Часть двенадцатая
Нижние Земли, зима 1577 года
Дельфт
Марта стояла на берегу замерзшего канала, притоптывая ногами. Лицо под соболиной шапочкой, расшитой жемчугом, разрумянилось, изо рта вырывался пар.
— У твоего сына прекрасно, получается, — сказала ей Шарлотта Бурбонская, жена Вильгельма Оранского, обнимая ее за плечи. — Смотри, — она кивнула.
Внизу пронесся клубок руки и ног, и, рассыпавшись на отдельных детей, повалился на лед.
— Мама! — приподнялся Теодор. — Я всех обогнал. Ну, кроме Морица, — показал он, краснея, на высокого, тоже рыжеволосого мальчика, одного из сыновей Вильгельма.
— Морицу десять лет, а тебе пяти еще нет, — улыбнулась Шарлотта.
Девочки катались чинно, не обращая внимания на мальчиков, спрятав руки в муфты.
— И как ты с ними справляешься? — вздохнула Марта. — Семеро детей, и для шести ты не мать, а мачеха.
Шарлотта погладила свой начавший выдаваться вперед живот и вдруг ее красивые губы упрямо сжались:
— Ты, Марта, не знаешь, что такое — в монастыре быть.
— Не знаю, — согласилась женщина.
— Ну вот, — Шарлотта усмехнулась, — а меня туда родная мать двух недель от роду отдала, и до двадцати шести лет я больше ничего не видела. Сидишь там, за стенами, колокол звонит, измеряешь время — от заутрени до вечерни, и понимаешь, что так и умрешь — ничего не испытав. Крови пришли — и, думаешь, — впустую — зачем, все равно не носить тебе и не рожать, — женщина, сняв шапочку, встряхнула темными волосами.
— Простудишься, — ласково сказала Марта, и, потянувшись, — Шарлотта была выше ее, — пристроила мех обратно на голову женщины. Та вдруг поймала ее руку и улыбнулась:
— Как хорошо, что ты здесь! Раньше мне и поговорить не с кем было, здешние дамы, хоть и милые, но, — Шарлотта понизила голос, — тупые, как гусыни, дальше своего города не выезжали никогда. И дети наши подружились.
— Да, — Марта усмехнулась, глядя на то, как Мориц Оранский подъехал к группе девочек, где была Тео, и что-то сказал. Девчонки расхохотались, Тео — пуще всех. Мальчик протянул ей руку, и они стали кататься вместе. «Как бы не поженились», — шутливо заметила женщина.
Шарлотта рассмеялась:
— Посмотрим, Марта, Бог даст. Главное, что ты — тут, со мной, — жена штатгальтера взяла ее за руку и Марта сказала:
— Да я и сама рада, милая. Все-таки правильно сделал мой покойный муж, что перевел дело из Германии в Англию, — иначе я бы так и не попала в Голландию, и тебя не встретила».
— Она славная женщина, — сказал ей Джон тогда, прошлым летом. «Ей просто одиноко.
Католики, после того, как она сбежала из монастыря, при одном упоминании ее имени плюются, а с протестантскими дамами ей говорить не о чем — это все же глухая провинция, а не Лондон, и не Германия. Тем более дети у нее — она же мачеха пяти законным детям Вильгельма и одному внебрачному. И свою первую дочку, родила недавно, в марте».
— Почти как Изабелла, — Марта помрачнела. «Надо было этому твоему человеку раньше приехать, зачем до июля было тянуть?».
— Затем, — Джон посмотрел на серую гладь Женевского озера — было не по-летнему холодно, собирался дождь, — что ты сейчас сама в Нижние Земли поедешь, и поймешь — там нельзя бросать дело на полдороге.
Там война, Марта, и она долго еще протянется. А если не мы — там такая кровавая каша будет, — Джон передернул плечами, — и так уже — брат брата режет, и дети на отцов руку поднимают.
— Все равно, — упрямо сказала женщина, и, поежившись, укуталась в шаль, — если бы я во Флоренции осталась, я бы увезла Изабеллу куда-нибудь в надежное место, хотя бы сюда. А потом забрали бы девочку — и дело с концом. Я бы и сейчас ее взяла, но не возить, же мне за собой кормилицу. И Орсини, получается, жив, — она помрачнела.
— Он при смерти, — пожал плечами Джон. «Джованни ему кишки наружу выпустил, и рана загноилась. Лежит во Флоренции, подыхает потихоньку — в мучениях. А если бы ты там осталась — после, ди Ридольфи, — ты бы рисковала. У тебя дети, не забывай.
— Знаешь, знавала я таких, как Орсини, — зеленые глаза Марты блеснули тяжелой сталью, — они не умирают. Встанет и пойдет.
Джон помолчал и увидел маленькую складку в углу рта.
— Ты мне сказать что-то хочешь, Марта? — осторожно спросил он.
Выслушав, Джон чуть коснулся ее руки: «Если это тебя утешит, то Орсини не жить. И вообще, — он вдруг прервался, — чтобы такого больше не случалось, тебе надо выйти замуж».
— Как будто замужних не насилуют, — горько рассмеялась женщина.