"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— А кто? — зеленые глаза женщины поднялись от доски.
— А тот, кому доверяет народ Голландии, — ответил штатгальтер. «Я, в частности».
— Но как, же быть с южными провинциями? — спросила Марта. «С католиками? Они ведь вас не считают законным правителем».
— Все очень сложно, — ответил штатгальтер. «Я за свободу религии — я родился протестантом, потом стал, — он усмехнулся, — католиком, теперь вот опять протестант.
Вы же знаете, там, в Амстердаме, — он показал на север, — много евреев, которые бежали сюда, к нам, из Испании и Португалии, потому что у нас их не притесняют. И не будут, даю вам слово.
— Это хорошо, — Марта вздохнула, вспомнив деда, — что есть страна, где можно чувствовать себя свободным.
— Так вот, — Вильгельм задумался, — я против того, чтобы, — как тут предлагают некоторые горячие головы, — сбросить всех католиков в море. И, думаю, дон Хуан, несмотря на свою порывистость, тоже против убийства протестантов — как это было в Антверпене, в ноябре, вы же знаете.
— Семь тысяч невинных душ, — вмешалась Шарлотта. «За три дня! У этих испанцев руки теперь навечно в крови».
— Так вот, — подытожил штатгальтер, — если дон Хуан подпишет Гентский мир, то Генеральные Штаты признают его законным генерал-губернатором Нижних Земель.
— А если не подпишет? — спросила Марта, взяв фигуру королевы.
— Тогда страна развалится на две части — юг и север, — Вильгельм помедлил. «И тогда война продлится и при жизни наших детей».
В наступившем молчании был слышен только треск дров в камине.
— Шах, — сказала Марта, опуская черную королеву. «Шах и мат».
Амстердам
— Ну вот, дон Давид, как вы и просили, я подождал неделю, — разведчик вскинул голову и посмотрел на колокольню Аудекерк. Вокруг нее с клекотом кружились чайки. «Я, собственно, даже месяц подождал, так что вы уж выслушайте меня теперь».
На площади рядом с церковью было людно, продавали горячее вино со специями, пекли вафли, разносчики на разные голоса предлагали мелкий товар. Каналы замерзли, и по ним со свистом и криками катались мальчишки.
— Я слушаю, — недовольно ответил Давид Мендес де Кардозо. «Вы же знаете, если я могу что-то для вас делать, я делаю».
— Ваш отец, насколько я помню, торгует с Индией? — внезапно спросил Джон. «И с португальскими владениями там, дальше, на востоке?».
— Ну да, — ответил дон Давид.
— И весьма успешно, — продолжил разведчик задумчиво. «А вы не пошли по его стопам».
— У меня два младших брата, — вздохнул Кардозо. «Отцу есть, кому передать дела».
— Интересно, — протянул Джон. «Вина хотите? А, нет, вам же нашего вина нельзя. А я куплю, уж простите, согреюсь».
— Могли бы встретиться у меня дома, — сердито сказал Давид. «Там и теплее».
— Я, дон Давид, предпочитаю поменьше показываться посторонним. Так, на всякий случай, — Джон отпил вино и передернул плечами. «Такую кислятину не спасут никакие пряности».
— Так вот, — продолжил разведчик, — я вам скажу, дон Давид, что Амстердам, конечно, место хорошее, но — он помедлил, — неспокойное. Да и вообще Нижние Земли сейчас не назовешь мирными, как сами знаете, — разведчик погрел руки о стакан с вином.
— Тут безопасней, чем где бы то ни было, — отмахнулся Кардозо.
— Семья моей жены живет на Святой Земле, — они вот только сейчас обратно двинулись, гостили у нас после свадьбы, — так они рассказывают, что даже в Оттоманской империи нам сейчас непросто. Налоги, поборы. А тут — хоть на костре не жгут, и на том спасибо, — горько закончил мужчина.
— В Лондоне лучше, — рассматривая дымное, зимнее небо, сказал разведчик.
— В Англии запрещено жить евреям, — усмехнулся Кардозо. «Не думаю, что даже меня туда пустят, несмотря на то, что я вам иногда помогаю».
— Если вы продолжите нам помогать, — спокойно ответил Джон, — вся ваша семья сможет переехать в Лондон. И жить там, в спокойствии, — как это у вас говорят, — до ста двадцати лет.
Вы понимаете, дон Давид, что мы не оставляем своей заботой тех, кто нам лоялен.
Темные и блекло-голубые глаза встретились.
«Согласится, — подумал Джон. «Я бы тоже согласился, на его месте. Да и любой, что тут говорить. Это же все-таки семья. Черт, ну почему Вероника не хочет переехать в Лондон, вместе с мальчиком? Вот же упрямые эти венецианцы. Я ей каждый раз пишу, что волнуюсь, а она отвечает — очень хорошо, значит, будешь чаще приезжать. А маленький Джон смешной — я уж и забыл, какие они, новорожденные. Как раз полгода ему сейчас».
Кардозо с удивлением увидел улыбку на бесстрастном, незапоминающемся лице собеседника.
— Так вот, дон Давид, давайте я вам расскажу, что от вас требуется, а вы подумайте — сможете вы это сделать, или нет, — разведчик отпил еще вина. «Если скажете, что нет, — я вас винить не буду, я пойму. Ну а если скажете, что да — следующим летом ваш отец сможет торговать уже из Лондона.
Отец был дома — у себя в кабинете. Давид, нагнувшись, — дом был старым, с низкими потолками, шагнул через порог и спросил: «Можно?».
— Да, конечно, — дон Исаак отложил перо.
Выслушав сына, он поднялся и прошелся по комнате, остановившись у окна. «Так ты уже согласился?», — спросил дон Исаак, не поворачиваясь.
— Да, — ответил сын.
Старший Кардозо помолчал.
— Знаешь, — вдруг сказал он, — меня же сюда шестилетним ребенком привезли, я и не помню, что это такое — скрывать свою веру.
Когда я вырос, я спросил твоего деда — как это было там, дома, в Португалии? И он сказал: как будто ты всю жизнь проводишь в тюрьме, и знаешь, что из нее один выход — смерть. Ты уверен, что справишься, сынок? Ты ведь родился уже на свободе, а теперь, получается, обратно в тюрьму?