"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Дочь Марты опять покраснела. «Я не пью, ваше высочество, мы же с братом еще дети. Нам вино разбавляют водой».
— Ну, мадемуазель Тео, вы уже взрослая девушка, — Хуан выпил. «Отказываться от такого прекрасного бургундского — преступление».
— Может быть, попозже, когда подрасту- сказала девочка, беря в руки изящную серебряную вилку. «Обожаю фрукты», — сказала она, опустив глаза к тарелке. «Особенно засахаренные.
И еще пирожные».
— Да вы сладкоежка, мадемуазель, — принц потянулся я к большому блюду. «Хотите еще конфет?».
— Очень, ваше высочество, — Тео опять покраснела. «Спасибо большое».
— Так вы, мадам Бенджамин, отсюда — прямо в Антверпен, как мне сказала мадам Шарлотта? — принц присел рядом с ней у камина.
— Да, там у меня дела по наследству мужа, — женщина разгладила на коленях простое темно-зеленое платье. «А потом, — обратно в Дельфт, к моей милой подруге».
Шарлотта, укачивавшая засыпающую младшую дочь, взяла Марту за руку: «Знаете, дон Хуан, сам Бог послал мне дорогую нашу Марту. Если бы не она, я бы, — она понизила голос, — совсем заскучала в нашей провинции».
— Лепанто, — вдруг раздался сзади звонкий мальчишеский голос. «Вы обещали рассказать».
За Теодором стояли сыновья Вильгельма Оранского.
— А тебя, значит, отправили ко мне послом? — усмехнулся дон Хуан.
— Он сам вызвался, — объяснил Мориц Оранский.
— И не побоялся? — рассмеялся штатгальтер.
— Я ничего не боюсь, — холодно ответил Теодор и Марта, вдруг, на мгновение, увидела в нем покойного Селима — он даже голову назад откидывал точно так же.
«Он же потомок восемнадцати султанов», — Марта вспомнила, что ей рассказывал, Селим об истории Оттоманской империи. «Нет, конечно, ему нужен отец — видно, как он тянется к мужчинам».
— Ну, пойдемте, — дон Хуан поклонился дамам и развел руками: «Что ж поделать, когда будущие победители жаждут услышать воспоминания старого полководца!»
— Вы совсем не старый! — вдруг сказала Тео, и сразу же, смутившись, отвернулась.
— Мадемуазель, — Хуан Австрийский опустился на одно колено, — это лучший комплимент, который женщина может сделать мужчине. Если бы сейчас проводились рыцарские турниры, я бы попросил позволения носить ваши цвета».
— А вы сражались на рыцарском турнире? — встрял Теодор.
— Один раз, — улыбнулся Хуан Австрийский.
— Про это тоже расскажете, — потребовал мальчик.
— Я смотрю, ваш сын, мадам, — обернулся дон Хуан, — чувствует себя легко с особами королевской крови.
Марта со значением посмотрела на Теодора.
— Простите, ваше высочество, — нехотя сказал тот.
— Да ничего, — Хуан легко поднялся, — был бы ты юношей — я бы тебя забрал к себе, делать из тебя хорошего солдата.
Голубые глаза мальчика заискрились золотом. «Я хочу!»
— Ну как постарше станешь, — пообещал Хуан Австрийский.
— Так, значит, побудем здесь еще денька два — и разъедемся? Принц уже отправился в Гент, пора и нам домой, — Шарлотта обняла Марту за плечи. Обе женщины стояли на пороге замка, кутаясь в шубки, наблюдая за тем, как Вильгельм Оранский играет с детьми в саду.
«Но пока что мы на север, а ты — на юг?».
Марта посмотрела на низкий, сиреневый закат, на бесконечные снега вокруг крепостной стены и чуть вздохнула: «Да. Но мы ведь скоро увидимся, милая моя».
— Я буду скучать, — сказала Шарлотта и поцеловала подругу в мягкую, прохладную, румяную от мороза щеку.
Гент
— Нет, — сказал Петя, поднимая спокойный взгляд на торговца.
— Этот счет неверный. Вот, — он полистал страницы огромной книги, лежащей перед ним, — у меня все записано. Заказано двадцать туш быков, доставлено — семнадцать, вот и печати — моя и ваша, извольте убедиться. А вы пишете — Петя помахал счетом, — двадцать. Так дела не делаются, месье Термо. Исправляйте.
Толстый мясник побагровел. «Месье Корнель, ну что за мелочность. В следующий раз будет на три туши больше, я вам обещаю».
— Обещания, месье Термо, я принимаю только в виде векселей, с подписями и печатями, — Воронцов потер глаза — был день оплаты поставщикам, и длинная очередь тянулась из его приемной по лестнице вниз, и на узкую, вымощенную булыжником улицу. «Не задерживайте, прошу, я бы хотел сегодня со всеми расплатиться, и с вами — в том числе».
Мясник, пробормотав что-то нелестное, потянулся за чернильницей.
— Пьер! — Хуан Австрийский вошел в комнату, как всегда, — порывисто и быстро. «Пусть все уйдут!», — он махнул рукой, и торговцы мгновенно рассеялись. Корнель поднял глаза от расчетов. «Что такое, ваше высочество?».
— Пьер, вот скажи мне, — дон Хуан скептически посмотрел на своего финансиста. «Ты любил когда-нибудь, или у тебя в жилах золото вместо крови, и ты только о деньгах и думаешь?».
— Если бы я не думал о деньгах, — Корнель медленно, методично заострял перо, «нам бы, ваше высочество, нечем было бы платить солдатам. И тогда был бы второй Антверпен, только в Генте».
Они с доном Хуаном были в Антверпене через неделю после «испанского гнева». Армия наемников, не получившая жалованья, вошла в город, и три дня творила в нем, что хотела.
«Семь тысяч человек убито», — сказал ему дон Хуан. Телеги с трупами все еще шныряли по городу, и они ехали как раз за такой — на улице был стылый ноябрь, тела были синевато-белые, у многих женщин была сорвана кожа с головы — вместе с волосами.
— Примерзают ко льду, а потом их отдирают — сказал дон Хуан. «Зимой, конечно, воевать тяжелее, но болезней меньше, хотя бы этого можно не бояться».