"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Откуда? — карие глаза де ла Марка внезапно осветились ненавистью.
— Мы тут все на одном пятачке, земли который, год топчемся, — улыбнулся Петя. «Неужели вы думаете, что кому-то из нас удается хранить секреты?»
— Вам — удается, — де ла Марк убрал деньги. «Вы, насколько я знаю, неподкупны и даже спьяну никому ничего не разболтали, за все эти годы. Женщин, — он помедлил, — к вам подсылали, — все, кому не лень, — и тоже — безуспешно. Ходят слухи, что вы — дьявол, месье Корнель».
— Вы же протестант, Виллем, — Петя положил письма в карман и поднялся. «Ну что за суеверия? Кальвин бы вас не похвалил за это».
— На кого вы работаете? — вдруг поинтересовался адмирал. «На папу Григория? Наверняка.
Вы, скорее всего, тайный член этого самого ордена, как он там называется? «Общество Иисуса»? Дали обет безбрачия?
— Я дал обет спать хотя бы по шесть часов в день, — Петя потянулся, — и уже который год его не исполняю, дорогой мой месье Виллем. Так что если у вас ко мне нет больше дел — до свидания, рад был увидеться».
Адмирал отвязал своего коня, и вдруг обернулся.
— И почему вы не протестант, — сказал он, садясь в седло.
— Я люблю искусство, — улыбнулся Воронцов, — а дай волю вашим фанатикам — они и фрески синьора Микеланджело замажут штукатуркой. Так что простите, Виллем, не стоит мне проповедовать прелести кальвинизма».
— Разные бывают протестанты, — буркнул де ла Марк.
— Да, — легко согласился Петя. «Например, те, которые вешают людей только за то, что они — католики. Всего хорошего, Виллем, я вас не задерживаю».
Когда в лесу стало тихо, Петя подумал: «Сейчас бы лечь прямо тут и уснуть». Он заставил себя достать письма.
Невесомые листки сейчас, в его руках, казались невероятной тяжестью.
— Господи, какой дурак, — вдруг подумал Петя. «Взрослый мужик, и даже не шифрует переписку. Привык там, у себя, в Новом Свете, что все решается пушками и шпагами, и так же и здесь себя ведет.
Зачем он вообще лезет в эти дела, сидел бы себе спокойно, грабил испанцев, там, где ему это положено. Нет, мало ему того, что он нарушает приказ королевы и пускает гезов в наши воды, так он теперь еще и финансировать их вздумал.
И ведь я его знаю — он не из-за денег это делает, — как я вчера Гизу сказал, — нельзя же брать золото с братьев по вере. А за одно такое письмо он на плаху ляжет — не посмотрят на его заслуги. Нет, приеду летом домой — поговорю с ним как следует, пусть прекращает.
И Вильгельм Оранский тоже дурак — у него из-под носа воруют письма, а он не замечает».
Петя поворошил палкой костер и сказал, оглянувшись вокруг: «А ведь меня, если узнают об этом, тоже по голове не погладят. Как бы, не пришлось следующим в очередь к палачу становиться».
Он подышал на замерзшие руки и стал жечь письма — медленно, аккуратно, одно, за одним, внимательно следя, чтобы от них не осталось ни одного клочка.
Петя смотрел на то, как исчезают в огне строки, написанные четким, решительным почерком брата. «Буду надеяться, что Виллем не соврал», — сказал он себе, забрасывая угли снегом.
Он вышел из леса и повернул на дорогу, ведущую в Гент. Уже совсем рассвело, над городом поднимался дым печей, пахло свежим хлебом и немного — порохом. Петя остановился у обочины, и, набрав пригоршню снега, потер лицо — сильно. Все еще хотелось спать.
Тюрнхаут, замок герцогов Брабантских
— Гезы, — Хуан Австрийский положил руки на стол и посмотрел на своего собеседника — внимательно.
— Они под контролем, — Вильгельм Оранский откинулся в кресле. «Молод, конечно», — подумал штатгальтер. «Сколько ему — в следующем месяце тридцать? Я его почти на пятнадцать лет старше. Очень уж он горяч, конечно, хотя на поле брани, может, оно и к лучшему».
— Как мне сообщают, на море полным-полно судов, чьи капитаны верны де ла Марку, — дон Хуан повертел бриллиантовый перстень, играющий разными цветами в лучах зимнего солнца. «Ваша светлость, ну согласитесь — пора прекратить эти зверства. В ваших же собственных интересах, чтобы Нижние Земли были объединены, а не разобщены».
— Да? — штатгальтер поднял брови. «В таком случае, пусть южные провинции согласятся с тем, что на их территории можно открыто практиковать не только католицизм, но и, — Вильгельм помолчал, — другие религии».
— То же самое можно сказать про северные земли, — вздохнул дон Хуан. «Как только у вас прекратят вешать католиков, у нас прекратят жечь протестантов».
— Я издал указ, запрещающий хоть пальцем трогать католических священнослужителей, — сухо проговорил штатгальтер.
— Он, конечно, поможет всем монахиням, которые понесли от насильников. И повешенным священникам тоже поможет. Плевать де ла Марк хотел на ваш указ! — дон Хуан резко встал.
— Не можете справиться со своими людьми — так и скажите. Я, ваша светлость, не люблю зазря убивать людей — но если надо, — полководец наклонился над креслом штатгальтера, — я по вашим провинциям так пройду, что герцог Альба рядом со мной покажется ребенком.
— С де ла Марком я сам разберусь, — штатгальтер тоже встал. Он был выше Хуана Австрийского и шире в плечах. «Вы меня не пугайте, ваше высочество, за мной — народ, а за вами — кучка наемников, и король, которого здесь ненавидят».
— Так обуздайте ваш народ! — дон Хуан схватил со стола тяжелый кубок и швырнул в стену.
«Не заставляйте меня проливать кровь невинных людей».
— А ну тихо, — грубо сказал Вильгельм. «Умерьте свой пыл, ваше высочество. У вас руки и так по локоть в крови — после Антверпена, вам, — и Испании, — от этого ввек теперь не отмыться».
— Это были не мои солдаты, — устало сказал дон Хуан.
— Да какая разница! — Вильгельм почувствовал ярость. «Никому не интересно — чьи это были войска! Все знают, что испанцы в Антверпене за три дня вырезали семь тысяч человек — протестантов».