"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Будешь всю жизнь ходить в серой шерсти, и белом чепце. И рожать будешь каждый год, если на то Божья воля будет, конечно, — мать вздохнула и засучила рукава. «А про книги я уж и не говорю — это сейчас ты, что хочешь, то и читаешь, а приедет твой нареченный — библиотеку от тебя на ключ и запрет».
— Все равно, — сказала Тео, выпятив губу, и открыла черный ход — доставили рыбу. Она внесла в кухню корзину и вопросительно посмотрела на мать.
— Устрицы в погреб снеси, лед же там остался еще, соломой я его переложила, — распорядилась женщина, — а камбалу и угрей тут оставь, сейчас чистить будешь.
Тео сморщила нос: «Фу!».
— Фу не фу, — ответила мать, раскладывая булочки на противне, — а кому-то это делать надо.
Мистрис Доусон сейчас усадьбу к зиме готовит, занята она, так что остаемся мы с тобой, дочка. Как закончишь, так поднимись к младшим, они уже, и встать к тому времени должны».
Теодор вышел из фехтовального зала, и, задрав голову, посмотрел на леса, что громоздились на стене собора Святого Павла. После того, как в шпиль церкви попала молния, — давно, почти двадцать лет назад, о чем ему рассказал отец, — собор все время ремонтировали.
— Посторонись! — услышал он сверху. С лесов, раскачиваясь на веревке, спускалась деревянная платформа. «Эй, парень, осторожней!», — крикнули ему. Подмастерье стал укладывать на платформу камни. Теодор вдруг улыбнулся и подошел ближе.
— Ну, что стоишь-то? — буркнул подросток. «Вон ты здоровый какой, потаскай тоже».
Теодор принялся ему помогать. «А как сюда попасть?» — вдруг спросил он. «Ну, на стройку».
— А тебе зачем? — подозрительно спросил рабочий, и, оглядев мальчика, понимающе хмыкнул: «Что, денег нет?».
Матушка настрого запрещала Теодору надевать на занятия хорошие камзолы и рубашки.
«Порвешь или запачкаешь», — говорила она. «Вы же и там и боретесь еще, знаю я вас.
Хорошо еще, что отцовская одежда старая осталась, можно перешивать».
Теодор оглядел свою пропотевшую на уроке, заношенную льняную рубашку и покраснел.
— Иди к десятнику, — сказал парень. «Вон там, наверху, — он указал на леса.
— А можно? — кивнул Теодор на платформу.
— Еще чего, — расхохотался парень. «Ногами давай, как все».
Здесь дул сильный ветер и Теодор вдруг вспомнил крепостную стену Мон-Сен-Мартена, и как они стояли там с адмиралом Виллемом.
— Не страшно? — испытующе посмотрел на него десятник, — высокий, мощный человек с испачканными известкой руками.
Вместо ответа Теодор перегнулся вниз и лихо сплюнул, тут же заработав от десятника подзатыльник.
— Еще раз увижу, как ты это делаешь, — зловеще сказал тот, — выгоню и денег не заплачу. Лет тебе сколько?
— Десять, — соврал мальчик."Я большой уже".
— Что большой ты, — это точно, — строитель оглядел его со всех сторон. «Ладно, завтра приходи на рассвете, до обеда будешь работать. Ты в школу-то ходишь?».
— Нет еще пока, — вздохнул Теодор. «У меня как раз до обеда время свободно. А можно я немного тут постою?».
Перед ним был весь Лондон — огромный, утыканный шпилями церквей, уходящий вдаль, туда, где на западе зеленели поля предместий. Внизу, казалось, — почти у его ног, — текла река — широкая, ленивая, усеянная барками и лодками. Мост отсюда казался детской игрушкой, — такие, из кусочков дерева, Теодор строил Лизе и близнецам, чтобы их развлечь.
Пахло осенними, влажными листьями, и он вдруг увидел, как играет солнце в рыжих кронах деревьев у церкви святой Елены. Прищурившись, он разглядел крышу усадьбы Клюге, и подумал, что, — была бы его воля, — так бы и не уходил отсюда.
— Спасибо, — повернувшись к десятнику, сказал мальчик. Тот вдруг усмехнулся: «А это, парень, как море — оно ж в крови».
Теодор спустился вниз и, улыбнувшись, давешнему рабочему, протянул ему руку, как равному: «Завтра увидимся».
Дома, — он застыл на пороге, склонив голову, — было спокойно.
Он постучал в дверь кабинета. Мать сидела над бумагами. Она повернулась, и улыбнувшись, спросила:
— Как позанимался?
— Хорошо, — ответил Теодор, глядя в сторону. «Ты только не ругайся…».
— Не буду, — вздохнула мать. «Кому ты на этот раз нос разбил?».
— Я работать буду, — неохотно сказал мальчик. «Каждое утро, там, — он махнул в сторону двери, — меня на ремонт собора святого Павла взяли. Деньги я буду тебе отдавать, — торопливо добавил он.
— Да уж ладно, — мать вдруг улыбнулась. «Проживем и без них как-нибудь». Она погладила рыжие кудри сына и ласково добавила: «Там Тео повела младших гулять, ты пойди к ним, помоги, ладно? Они у церкви. И помойся потом, у нас гости за обедом — сэр Филип и его друг, синьор Бруно, из Италии».
— Мама, — вдруг спросил Теодор, — а отец скоро приедет?
— А вот как сделает там, в Риме, все дела, так и вернется, — ответила мать, и мальчику показалось, что в уголке ее зеленого глаза блеснула слеза.
— Иди сюда, — Джон посадил Веронику на колени и потерся щекой об ее мягкие волосы. «Вот, я знаю, почему я на тебе женился — потому что ты так готовишь», — он улыбнулся.
Женщина помолчала и одним дыханием сказала: «Так ведь есть теперь для кого, милый».
— Дурак я был, — разведчик выпил и налил себе еще. «Надо было раньше с тобой в церковь сходить. Вообще — как только тебя увидел, так и надо было. А я еще думал о чем-то, пять лет только потерял. Женился бы, увез сюда, и сидела бы ты у меня с детьми в деревне, как положено. И ничего бы этого не было, — он помрачнел и вдруг тихо коснулся губами одного из шрамов. «Прости меня, пожалуйста».
Вероника поцеловала его и вдруг рассмеялась: «А работал бы кто?».
— Тоже верно, — согласился Джон. «От Корвино сегодня письмо доставили».
Он почувствовал, как напряглась стройная спина жены — будто железо было под его рукой.
— Мальчик совершенно точно в Браччано, — спокойно сказал разведчик. «Орсини там, в горах все тропы перекрыл, караул выставил на дорогу, что в Рим ведет, но Корвино в деревнях поспрашивал — видели ребенка в замке».
Женщина вдруг горько, отчаянно разрыдалась.