"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Придется вам, конечно, два раза венчаться, ну уж ладно. Я ее в следующем году отправлю в Париж, под крыло к дяде Матье, — Джон еле сдержал улыбку, — а тот ее пристроит к пресловутой мадам де Лианкур в свиту. Там и встретитесь, ну, якобы.
— Понятно, — угрюмо ответил Фрэнсис. «А ты уверен, что там безопасно, все-таки король Генрих…
— Ну, дядя твоей невесты за семью свою кому угодно глотку перережет, не то, что королю Генриху, — заметил Джон и вдруг посерьезнел: «Но насчет Испанца, Фрэнсис, — ты даже ей не имеешь права о нем говорить. Об Испанце в этой стране знают трое — ты, я и ее Величество, и пусть так и будет. Как его воспитанник, кстати, этот мальчик, Хосе? Ну, тот, которого, он в Лиме подобрал, сирота?
— Учится, — Фрэнсис улыбнулся. «Очень способный юноша, года через три уже в университет отправится, в Болонью. Врачом хочет стать».
— Ладно, — Джон поднялся, — у меня тут еще встреча, а ты иди к своей будущей теще, она тебе понравится. И смотри, ты на хорошей девочке венчаешься, дочери Корвино, не обижай ее.
— Никогда, — твердо ответил Ноттингем, — пока я жив.
— И загляни ко мне на той неделе, — велел Джон, когда граф был уже в дверях, — я тебе письмо Констанцы отдам.
Полли высунулась из своей комнаты и спросила: «Ну что?».
— Он тебя в Париж отправит, к дяде, — мрачно ответил Фрэнсис, — ты там осторожней только, хорошо?
Девушка оглядела пустой коридор, и быстро поцеловав жениха, сказала: «Заходи ко мне, я сейчас закончу с твоими документами, и отправимся к матушке, вместе».
— Что-то я боюсь, — признался Ноттингем, устраиваясь на простом табурете. Полли присела к нему на колени и, прижавшись щекой к плечу, сказала: «Милый мой граф, тебе тридцать семь лет, взрослый мужчина, чего ты боишься?».
— Я никогда еще не делал предложения, — ответил Фрэнсис, целуя ее руку — с ловкими, смуглыми, испачканными в чернилах пальцами. «Убивать — убивал, документы воровал, печати подделывал, ранили меня…
— Сколько? — озабоченно спросила Полли.
— Два раза, еще, когда мальчишкой был, по глупости, — отмахнулся Фрэнсис. «Даже в кораблекрушении пришлось побывать, а вот — предложения — не делал».
Полли потянулась за холщовыми нарукавниками, и рассудительно сказала: «Ну, вот и научишься заодно, мой дорогой граф».
Уже подходя к дому Кардозо, глядя на стройную спину Марфы, что вела за руку девочку, Степан вспомнил простой медный крестик и темные, грустные глаза отца Джованни.
— А если жив он? — подумал Ворон. «Я же ему солгал тогда — может быть, он так и погиб где-нибудь, не узнав, что у него есть дочь? Да где же искать его теперь — если я у Джона спрошу, то придется все рассказывать, до конца, а я этого не смогу сделать, — он вдруг поймал себя на том, что тянется за шпагой.
— И мальчик этот, сын Мендеса, их внук — Степан на мгновение замедлил шаг, — как же он тогда плакал, бедный, в костер тянулся, а потом кричал: «Мама! Мамочка!» — а она уже мертвая лежала, в пыли. Где он сейчас? Тоже умер, наверное, — он вздохнул, и, догнав сестру, сказал: «Кажется, мы и пришли».
Дон Исаак сам открыл дверь и радушно сказал: «Проходите и сразу за стол, все вместе».
— Мы позавтракали, — запротестовала Марфа.
— Знаю я ваши завтраки, — заметила пожилая, еще красивая женщина, появившись из-за спины мужа. «Ребенок с утра должен есть горячее, да и вы, миссис Марта, тоже, вы же кормите еще».
— А откуда курица? — спросил Степан, усаживаясь за стол.
— Понимаете, — Кардозо смешливо откинулся на спинку кресла, — это моя семья тут живет по личному приглашению ее Величества, а вообще — ну, как вам сказать, все же у нас тут порт, много народу приезжает, некоторые задерживаются. На какое-то время, — Кардозо принялся за еду и добавил: «Если бы вы, рав Авраам, тут подольше пробыли, я бы вас сводил кое-куда в субботу с утра. Миньян у нас давно есть и даже более того. Гораздо более. Видите, и курица тоже появилась».
— Мы для вас сундук упаковали, — добавила Хана Кардозо, — и в Плимут его отправим завтра.
Там все моими руками приготовлено, на этой кухне. Только сразу все не ешьте, ладно? — жена дона Исаака улыбнулась, и Степан почувствовал, что краснеет.
— Да зачем? — смущенно сказал он.
— Ну, — заметила женщина, — кто вам там еще такое на стол подаст?
— Спасибо, — искренне ответил Степан.
— А ты не думай, Мирьям, у нас тут весело, мы не всегда вдвоем с доньей Ханой, — обратился Кардозо к девочке. «Мои сыновья младшие поблизости живут, у нас пятеро внуков, так что будет тебе с кем поиграть, да и миссис Марта тоже по соседству. А потом выучишься на акушерку, и мы все будем тобой гордиться, и отец твой тоже!»
— Конечно, — нежно сказал Степан и обнял дочь, сидевшую рядом.
После завтрака женщины пошли разбирать вещи Мирьям, а дон Исаак, закрыв дверь в столовую, сел, и тихо сказал: «Я не хотел при жене, она до сих пор…, плачет иногда, хоть почти десять лет прошло. Вы же были там, да? Нам Эстер сказала, что его убили мгновенно.
Он ведь не страдал?
— Не страдал, — ответил Степан, вспомнив фонтан крови, брызнувший из простреленной глазницы Мендеса. «Не страдал, дон Исаак».
Кардозо вздохнул и, помолчал, проговорил: «Я только жалею, что его без нашей земли похоронили. У вас есть она, рав Авраам? Или дать вам с собой?»
— Есть, — Степан на мгновение закрыл глаза, представив маленький холщовый мешочек.
«Спасибо, дон Исаак».
Уже в передней Мирьям бросилась ему на шею, — отчаянно, и прошептала: «Папа, милый, береги себя, пожалуйста, возвращайся ко мне!».
— Следующим летом, — весело сказал Степан. «Приедем с Ником и будем тебя катать на лодке, пока твоя морская болезнь окончательно не пройдет!»
Дочь рассмеялась, стирая слезы со щек, и поцеловала его — нежно.
— Ты иди, — велел Степан Марфе, когда они уже стояли у ворот усадьбы. «Я встречусь кое с кем, и потом сам лошадь заберу, не буду тебя беспокоить. Присматривай за Мирьям, ладно?».
— Да хранит тебя Господь, Степа, — вдруг, почти неслышно, проговорила Марфа. «Да хранит тебя Господь». Она еще постояла на обочине, глядя на его жесткую, прямую, в черном камзоле спину, а потом он скрылся в полуденной толчее и Марфа, пробормотав: «Ну, не помешает» — перекрестила его, — напоследок.
— А что ты собираешься пить на корабле? — поинтересовался Джон, глядя на то, как Степан открывает пиво.
— Женевер и ром, — усмехнулся Ворон. «Ты не думай, у меня и в те времена они всегда на борту были, а уж сейчас — тем более».