"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

— Чего тебе? — лениво спросил он.

— Дитя животом мается, — грустно сказала женщина, с резким акцентом простолюдинки.

«Говорят, если в питье пепел этот, — она кивнула на столб, — добавить, так лучше станет.

Пусти, а? — охранник принял серебряную монетку и зевнул: «Ну, давай быстро, чтобы не увидел тебя никто».

Женщина достала холщовый мешочек, и, взглянув в черное, изуродованное огнем до неузнаваемости лицо, перекрестившись, стала зачерпывать ладонью тяжелые, серые хлопья.

Дома Полли долго оттирала руки, — миндальным мылом, что дядя привез из Флоренции, и, переодевшись, постучала в опочивальню.

— Я тут, — раздался голос мужа.

Фрэнсис лежал на кровати, закинув руки за голову, смотря в лепной потолок. Полли пристроилась рядом и спросила: «А где дядя Мэтью?»

— Ушел пить за Тибр, — усмехнулся Франческо, — сказал, чтобы до завтрашнего вечера его не ждали. Меня с собой звал, но мне с утра в курию. Все удачно?

— Да, — Полли положила голову ему на плечо.

— Донесения готовы, письмо тоже, — Фрэнсис ласково поцеловал ее в высокий, смуглый лоб.

«Твой дядя все заберет и отправит с посольской почтой из Парижа».

— Обними меня, — попросила Полли. Он повернулся, и, глядя в черные, бархатные, глаза, глухо сказал: «Иди ко мне».

Уже потом, когда она рыдала, шепча: «Господи, как я тебя люблю!», Фрэнсис, не в силах оторваться от ее губ, держа ее всю в своих руках, что-то проговорил — тихо, неслышно.

— Да, — сказала Полли, и, ощутив его тепло внутри, повторила, прижимая его к себе, не отпуская, не умея отпустить: «Да!»

Девочка проснулась на исходе ночи, и, выбравшись из большой кровати, устроилась на бархатной подушке. Она подтянула к себе шкатулку, и, открыв ее, пересчитала письма — их было семнадцать. Найдя свою детскую книжку, она приложила ее к щеке и сидела так, чуть раскачиваясь, глядя на слабый зимний рассвет.

— Констанца, — донесся шепот с кровати. «Что случилось?».

Мирьям принесла меховое одеяло, и, сев рядом, накрыла их обоих.

— Я хочу почитать, — сказала Констанца, стирая слезы со щек. «Я хочу почитать письма папы, послушаешь меня, хорошо? Потому что я знаю, — я его больше никогда не увижу. Как ты знала, Мирьям».

Подруга обняла ее, и сказала: «Я тут, я с тобой».

Констанца порылась среди бумаг и, найдя письмо, всхлипнула: «Это первое. Дорогая моя девочка! Давай с тобой немного поговорим о нашем солнце. Солнце — это огромная звезда, вокруг которой вращается несколько планет…

Мирьям держала ее за руку, а Констанца все читала — пока ее голос не ослабел, и она не заплакала — отчаянно, тихо, все еще сжимая в руке письмо.

Часть двенадцатая

Сендай, северная Япония, лето 1600 года

В маленькой, влажной, жаркой комнате пахло кедром. Масато опустился в чистую, горячую воду и, блаженно закрыв глаза, сказал мужчине, что сидел в соседнем фуро: «Вот об этом я мечтал всю дорогу из Эдо, мой уважаемый даймё».

Дате Масамунэ потянулся, зевнул, и, наклонив голову, прислушавшись, ответил: «Люблю, когда летний, крупный дождь шуршит по крыше».

— Осенняя непогода лучше, — Масато раскинул руки. «Сразу хочется сесть у котацу, раскрыть перегородку и смотреть на то, как ветер срывает влажные листья с деревьев».

— Да, — Масамунэ задумался, — алый лист на серых камнях..

Он щелкнул пальцами и слуга поднес перо с чернилами.

Масато закрыл глаза и почувствовал, как из тела уходит усталость. «Господи, — подумал он, — сейчас домой, под бок к Воробышку, и спать. Завтра надо погонять ребят, фехтованием заняться, пострелять из луков, а то распустились тут без меня, наверное. И мушкеты эти новые проверить, что с испанским кораблем привезли».

— Почему ты не пишешь стихи? — поинтересовался даймё, бормоча что-то про себя, перечеркивая строки.

— Так, как Сайгё, я никогда не смогу, — ответил начальник его личной разведки, — а хуже — не стоит.

— Вот, послушай, — велел Масамунэ.

— В последней строчке лишний слог, — озабоченно проговорил Масато, когда даймё закончил читать. А так — прекрасно. Ну, ты готов выслушать все, что мне удалось узнать от этого Уильяма Адамса? Должен сказать, что он очень удивился, увидев меня».

Мужчина рассмеялся и Масамунэ, окинув взглядом красивое, жесткое лицо, — тоже улыбнулся. Масато поскреб в белокурых, влажных волосах и сказал: «Ну, что, во-первых, Адамс собирается строить корабль для нашего будущего сёгуна — по европейскому образцу.

Пока они хотят исследовать побережье — а там, кто знает, — Масато вынул руку из воды, и махнул ей. «Мир, он, знаешь ли, большой».

Смуглое, блестящее от жары лицо даймё повернулось к Масато и он, выпятив губу, проговорил: «Нам тоже нужен корабль».

— Не смотри на меня так, — усмехнулся Масато. «Я в своей жизни построил две рыбачьих лодки, и то, — с одной меня смыло».

— Слушай, — Масамунэ внимательно посмотрел на собеседника, — когда тебя выбросило там, на западном побережье, — тебе не было страшно?

— Ну, — Масато зевнул, — я тогда был молод, знаешь ли. Я потерял жену и сына, — длинные, сильные пальцы чуть сжали край фуро, — мне надо было жить дальше. Знаками спросил, где тут у них рынок, ну а там — я уже почувствовал себя, как рыба в воде. И потом, Масамунэ-сан, воры — они во всем мире найдут общий язык. А корабль — к нам же пришел сейчас этот галеон из Акапулько, с оружием — вот пусть их капитан нам и поможет».

— И верно, — Масамунэ обернулся и велел: «Подлейте еще воды, горячей, и откройте перегородку — хочется полюбоваться луной»