"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Я жил в Акапулько, а потом — в Картахене, — рассмеялся Дайчи. «Вам надо с моей сестрой познакомиться приемной, мы с ней, когда в джунглях жили, она училась у лекарей местных».
— Будет очень интересно, — улыбнулся Хосе. «Вот, посмотрите, — он наклонился, и достал из кожаного мешка изящный, лакированный футляр».
— Да, — сказал Дайчи, глядя на тонкие серебряные иглы, — монахи ими лечат, я видел.
— Это мне наставник здешний подарил, на прощанье, — Хосе нежно потрогал шелковую подкладку. «Он великий врач, Акико-сан, а вынужден работать служителем в морге, потому что он — эта».
Дайчи помрачнел и вздохнул. «Да, они мусорщиками нанимаются, или трупы хоронят. Жалко их, конечно, очень. Мы ведь тоже, Хосе-сенсей…
— Да просто Хосе, — прервал его старший юноша и улыбнулся.
— Вы же врач, так положено, и вы меня старше, — нахмурился Дайчи.
— Совсем ненамного, — уверил его Хосе.
— Так вот, мы ведь тоже, христиане, не такие, как все, — горько сказал Дайчи-сан. «Тут, — он показал рукой на удаляющуюся гавань Нагасаки, — и даймё христианин, и много самураев тоже крестились. А там, у нас, на всю провинцию, наша семья одна. Тем более, мы не японцы. Сестра моя…, - он внезапно прервался и покраснел.
Хосе посмотрел на него и ласково сказал: «Ну, вот сейчас мой папа и отец Франсуа к вам приедут, вашего брата окрестят, — как зовут-то его?
— Сейджи, — рассмеялся подросток. «Второй сын, значит. А крестить хотят Стефаном, ну, или Эстебаном, если по-испански».
— Так вот, — продолжил Хосе, — может быть, и кто-то еще окрестится, потом, если вас много окажется, священник вас чаще навещать станет».
— Ну, дай-то Бог, — Дайчи перекрестился.
— А вы меня можете научить ходить под парусом? — внезапно спросил Хосе, глядя на веселые, зеленые холмы по левому борту лодки. «У вас так хорошо получается»
— Можно меня на «ты» называть, — смущаясь, ответил подросток. «Если вам удобно».
— Только если ты тоже так ко мне будешь обращаться, — усмехнулся Хосе и протянул руку Дайчи.
Тот пожал ее, — крепко, — и, ухмыляясь, сказал: «У нас там озеро есть, большое, я сам лодку построил, учу потихоньку охранников даймё с ней управляться. Ну, и тебя, конечно, теперь тоже. Отец хочет, чтобы вы у нас жили — комнат много, места всем хватит».
— Ну, значит, соседями будем, — Хосе потрепал юношу по плечу, и добавил, глядя на сверкающие под солнцем волны: «Если ваш даймё разрешит, я могу людей посмотреть — ну мало ли, вдруг болен кто, можно вылечить».
— Разрешит, его светлость ценит просвещенных людей, — уважительно сказал Дайчи. «Я его понимаю — на свете столько всего интересного, и мы так много еще не знаем!»
— А что бы ты хотел узнать? — поинтересовался Хосе.
— Все, — юноша улыбнулся. «Чем больше, тем лучше. Это у меня отцовское — нежно добавил он, обернувшись, — Масато — сан и священники оживленно о чем-то говорили, — мой батюшка, когда сюда, в Японию, попал, даже языка не знал. А сейчас лучше него в поэзии никто не разбирается.
— Мой папа тоже ваши стихи любит, — рассмеялся Хосе, — особенно Сайге.
— Ну, — присвистнул Дайчи, — тогда им, кроме Библии, найдется, о чем поговорить. Смотрите, — указал он, корабль на горизонте, европейский. Тем же курсом идут, что и мы, только мы быстрее, конечно.
Хосе взглянул на еле заметные очертания парусника на горизонте, и, — сам не зная почему, — вздохнул.
Высокий, крепкий мальчик быстро спустился по вантам, и, взбежав на мостик, выпалил:
«Земля прямо по курсу, капитан!»
— Да уж вижу, — усмехнулся Виллем де ла Марк, и, обняв сына, погладив его по бронзовым кудрям, сказал: «Вот, Уильям, дошли, с Божьей помощью, до Японии. Так что в свои десять ты у меня уже закаленный моряк, на обратном пути, может, сам к румпелю встанешь?»
Красивые, карие глаза мальчика улыбнулись, и, он, положив руку поверх отцовской, — большой и теплой, — ответил: «Ну, если вы рядом будете, батюшка, то я справлюсь, конечно».
Виллем наклонился, и, поцеловав ребенка в теплую макушку, рассмеявшись, заметил: «Ну, сейчас постоим немного в Нагасаки, потом пойдем в эту новую гавань на севере — Сендай, — а оттуда уже — на Молуккские острова, — и домой. Так что как раз — до Лондона я тебя навигации и обучу».
— Матушке кимоно надо привезти, — озабоченно сказал Уильям. «Она просила зеленое, с птицами».
«И еще кое-что, — скрывая улыбку, подумал адмирал. «Та лавка в Нагасаки, думаю, на месте.
Куплю и спрячу в шкатулку с документами, ключ только у меня есть, Уильям туда не полезет».
— Купим, — сказал он вслух. «И жемчуг тоже купим. А брату твоему, привезем амулет для удачи в торговле. Тут их в храмах продают».
— О, ему понравится, — Уильям вгляделся в приближающийся берег и повернулся к отцу:
«Мне туда, на мачту опять?»
— Да нет, — ласково ответил адмирал, — ты уж побудь со мной, а то, — хоть и в одной каюте живем, а я тебя днями не вижу, то ты на парусах, то в трюме возишься».
Уильям вдохнул такой знакомый запах, — соль, табак, пряности, — и на мгновение прижался щекой к рукаву белой рубашки отца.
— Вот, — сказал Масато-сан, — когда лошади поднимались на холм, — это замок его светлости.
Священники посмотрели на мощные, серые, каменные стены, на изогнутые крыши, и отец Франсуа уважительно пробормотал: «Какой большой! Дом даймё Нагасаки, по сравнению с ним, просто деревенская хижина».
— Ну, — заметил отец Джованни, — вам, здесь, Масато-сан, видимо, воевать надо было…
— Надо было, святой отец, — улыбнулся самурай. Помахав рукой охранникам, он стал ждать, пока опустится мост.
— Мы, в общем, с его светлостью, всю провинцию с войсками прошли, тут, в Сендае, ничего не было вначале, — так, рыбацкое поселение, — а теперь, вы сами видели, — и город, и гавань, и европейские корабли к нам заходят, — ответил Масато-сан.
— А этот замок, — лошади въехали в огромные, деревянные ворота, — многие строили, и я в том числе».