Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Он взял перо и Виллем облегченно вздохнул: «Господи, ну, успокоился вроде. Хотя что это я — у меня самого руки тогда тряслись, а мне пятьдесят почти исполнилось».
— Вот, — Питер показал ему ровные столбики цифр, — двести процентов доходности, даже учитывая затраты на обработку и перевозку. А цена за фунт табака только поднимается.
Только, — он замялся и, наконец, решительно продолжил, — все равно, адмирал, я тут говорил с кое-кем из Виргинской компании, — они все о рабах думают, ну для обработки земли.
Адмирал сочно
Питер вдруг улыбнулся: «А трудно это, адмирал, — отцом быть?»
Виллем встал, и, погладив его по голове, выбив трубку в камин, ответил: «Да нелегко, мальчик мой. Но ты справишься, — он, было, потянулся за табаком, как с порога раздался женский голос: «Сыночек!»
— Иди, — адмирал перекрестил пасынка и подтолкнул его к двери. «Иди, Питер Кроу, вот сейчас отцом и станешь».
— Все хорошо, — сказала мать, быстро поднимаясь по лестнице. «Так и не переоделась, — подумал Питер, увидев засученные рукава ее рубашки. Он вдохнул запах жасмина и решительно толкнул дверь опочивальни.
Внутри было почти светло — вдоль стены были зажжены свечи. Питер увидел открытые крышки сундуков, выдвинутые ящики изящного, лакового бюро китайской работы и, услышав крик, взяв ее за плечи, — она сидела на краю кровати, раздвинув ноги, — твердо сказал:
«Ничего не бойся, милая, я тут, я с тобой».
Она кивнула, не прекращая кричать, и, миссис Стэнли, что стояла на коленях, подняла голову: «Еще немножко девочка, ну, постарайся».
— Я тут, — шепнул Питер, удерживая жену сзади, — я тут, я люблю тебя.
— Головка, — улыбнулась Марта. «Темненькая, доченька, давай, милая, совсем чуть-чуть осталось».
Рэйчел схватила его за руку, и, откинувшись назад, громко застонав, выдохнула. Питер еще не понял, что случилось, как в опочивальне уже раздался другой крик — обиженный, громкий, негодующий.
Миссис Стэнли перерезала пуповину и рассмеялась: «Первенец, мистер Кроу, — мальчик!
Держите внука, миссис Марта. Сейчас легче будет, милая, — она ласково стерла пот со лба Рэйчел и опять наклонилась.
Сын кричал, широко открыв рот, и Питер, протянув руки, приняв его, укачивая мальчика, сказал: «Здравствуй, мой хороший! Здравствуй, пойдем, к маме тебя отнесу».
Рэйчел, плача, устроила сына у груди. «Ты же мой славный, — она всхлипнула. «Мой сладкий мальчик». Ребенок повертел головой. Успокоившись, зевнув, вдохнув запах матери, он засопел.
Девушка вдруг напряглась и сказала: «Миссис Стэнли, опять!»
— Давай его сюда, — Марфа нежно взяла внука. «Пошли, Питер, там — она указала на стол в углу комнаты, — уже приготовлено все, помоем его. Помоем, да? — сын опять закричал, и Питер изумленно спросил: «Теперь он всегда кричать будет?»
— Первый год, — Марфа стала поливать мальчика теплой водой из кувшина, — да. И потом тоже, — она вытерла ребенка, и, ловко запеленав его, сказала: «Иди, сейчас второго увидишь, я этого пока поношу, а потом обоих к груди приложим».
Рэйчел схватила его руку, и, тяжело дыша, сказала: «Все хорошо, уже не так больно, не так!».
Миссис Стэнли подставила пеленку и рассмеялась: «А вот сейчас рыжий будет, в маму!»
Ребенок — поменьше первого, — выскользнул в руки акушерки, и Марфа, бросив один взгляд туда, расхохоталась: «Рыжая! И крикливая же, миссис Стэнли!»
— В бабушку, — акушерка завернула девочку и дала ее Рэйчел. Та плакала, и Питер, взяв сына, уложив его рядом с дочкой, на руке жены, шепнул ей: «Я тебя люблю. Смотри, их двое и они все наши. А теперь бери их, ложись, и отдыхайте. Вы мое счастье».
Дети кричали и Марфа, погладив по голове невестку, сказала: «Молодец, доченька. А ты иди, иди, — она улыбнулась сыну, — мы с миссис Стэнли потом спустимся».
Он поцеловал Рэйчел в заплаканный глаз, и, еще раз повторив: «Я тебя люблю», выйдя в коридор, выдохнув — сел на ступеньку лестницы.
— Что там, мистер Питер? — раздался снизу озабоченный голос экономки.
Мужчина поднял голову и увидел, в свете свечей, отчима и мистрис Доусон. Цезарь вышел из кухни, и, повертевшись, чуть слышно, гавкнув, улегся у ног адмирала. Собака посмотрела на него янтарными, добрыми глазами и Питер, рассмеявшись, ответил: «Мальчик и девочка, вот».
Цезарь одобрительно заурчал и мужчина вдруг покраснел: «Я бы поел что-нибудь, мистрис Доусон, можно?»
— Пойдем, — позвал его отчим. «Я тут в погреб винный уже сходил, так, что и выпьем заодно».
Питер вскочил на ноги и вдруг подумал: «Шесть миллионов, мы же делали проверку с Констанцей перед Рождеством. Ну, так к тридцати годам у меня будет десять, теперь есть — ради кого».
Он широко улыбнулся и стал спускаться вниз.
В опочивальне все еще пахло жасмином. Он вошел на цыпочках, и огляделся — было полутемно, лучи рассветного солнца едва пробивались сквозь щели в ставнях. «И тихо, старина, — сказал Питер собаке.
Цезарь укоризненно взглянул на него, и, улегшись под колыбелью, уткнув нос в лапы — опустил уши. Питер наклонился — дети спали, прижавшись друг к другу, едва видные под пеной кружев.
— Майкл и Юджиния, — донесся с кровати сонный голос жены. «Моего отца тоже звали Мигуэль, как дедушку твоего. А у нее синие глаза, и она очень бойкая. Майкл спокойнее».
— Правильно, он мальчик, и старше ее, так и надо, — Питер открыл бюро и, достав оттуда что-то, приладил над колыбелью.
Твой сын, Арокун, — смешливо сказала жена, глядя на украшение из меха и перьев. «Иди сюда, — Рэйчел откинула одеяло.