Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Отец Жозеф сбил невидимую пылинку со своего облачения и зло сказал: «Рука руку моет, месье Мендес, вот почему. И так вы уже все собой заполонили, что в Италии, что в Нижних Землях, продохнуть невозможно. Еще не хватало, чтобы в Париже поселились, ну да мы позаботимся о том, чтобы вас тут не было, издадим эдикт на этот счет, — он повернулся к Ришелье.
Тот молчал, глядя в темные глаза Хосе. «Бесполезно, — подумал епископ, — я таких людей знаю. Человек чести, хотя странно, конечно, так говорить о еврее. Ничего он ей давать не будет, да еще и сочтет своим долгом доложить об этом разговоре. Нельзя
Епископ сомкнул кончики длинных, красивых пальцев и почти нежно сказал: «Спасибо, месье Мендес. Мы рады, что ее величество хорошо себя чувствует, а все остальное, — он усмехнулся, — это внутренние дела Франции, которые вам, подданному штатгальтера, — неинтересны. Всего хорошего, — он указал Хосе на дверь.
Тот, не поклонившись, вышел, и отец Жозеф пробормотал: «Арман…»
Ришелье вздохнул и заметил: «Мне еще тридцати не было, дорогой мой, я — самый молодой епископ Франции, депутат Генеральных Штатов, — я не хочу лежать на плахе».
— Но Людовику в сентябре исполняется тринадцать! — прошипел монах. «Он уже может править, он совершеннолетний, а эта итальянская сучка, — он сочно выругался, — будет тут трясти своими юбками, пока не сдохнет!»
— Людовик заикается, и у него зубы растут в два ряда, — заметил епископ. «Правда, этот юноша, месье Эли, помощник месье Жозефа, — он кивнул на дверь, — постепенно приводит его рот в порядок. Между прочим, — он взглянул на монаха, — ты бы тоже к нему сходил, вместо того, чтобы лечить свои гнилушки святой водой. У него отличные руки, — Ришелье улыбнулся, обнажив крепкие, белые зубы.
— Он тоже еврей, — отец Жозеф выпятил губу. «Его святейшество…»
— Его святейшество и сам, — Ришелье поднял бровь, — как я слышал, заботится о своем здоровье. А король из Людовика пока никакой, надо ждать, дорогой Жозеф и не восстанавливать против себя ее Величество. Ты куда? — он остановил монаха. «У нас тут еще одна встреча, сиди, сиди, работа, — епископ усмехнулся, — только начинается».
Хосе остановился у скромной, невидной двери в дальнем, заброшенном коридоре дворца, и, коротко постучав костяшками пальцев, сказал: «Это я». Он услышал звук ключа, поворачивающегося в замке, и, взглянув в голубые, обрамленные морщинами глаза, заметил: «Тоже — всю ночь не спал».
— Де Шамплен прислал из Сен-Мало уставы новых торговых компаний, которые будут работать в Акадии, — Волк кивнул на бумаги, что были аккуратно разложены на дубовом столе, — разбирался с ними. Что ее Величество?»
— Да все хорошо, — Хосе отмахнулся, и, опустившись в обитое бархатом кресло, сказал: «Я сейчас имел удовольствие, — он жестко усмехнулся, — говорить с епископом люсонским. Ты отложи перо, — он потер лицо, — послушай».
Волк слушал, сцепив длинные пальцы, а потом сказал: «Ну что ж, это ты очень вовремя на них наткнулся, спасибо. Я, конечно, знал, что отец Жозеф мерзавец, но — мужчина скривился, — не предполагал, что они готовы пойти на крайние меры. Ну, ничего, — он взглянул на изящные, бронзовые часы, что стояли на мраморной каминной доске, — я тут жду кое-кого, мы все это обсудим. Так что, — он рассмеялся, — придется тебе провожать мадам Изабеллу домой, она
— Провожу, конечно, — Хосе глубоко, неудержимо зевнул, — тем более она и так — у нас живет, — мужчины рассмеялись, и Волк поинтересовался: «А Теодор? Не с вами? Он же третьего дня приехал».
— Сразу туда, на стройку отправился, — махнул рукой Хосе. «Сказал, что если он в Мон-Сен-Мартене зиму пережил, то весной в Париже можно и в палатке устроиться. Там же чуть ли не тысяча человек сейчас, весь участок ими кишит. Скоро фундамент класть будут. А у тебя тут уютно, — он оглядел комнату, — казалось бы, такой закоулок, а мебель — не стыдно и в парадные покои поставить. И потом не пахнет, — он вдохнул аромат кедра.
— Мне в Марокко рассказывали легенду, — Волк откинулся на спинку кресла, — о пещере, которую сразу и не разглядишь, а войдя в нее — обнаруживаешь несметные сокровища…
— Что за сокровища? — раздался громкий голос из передней. «Вы опять, барон, считаете барыши, которые мы получим от Акадии?»
Волк поднялся, и, подмигнув Хосе, сказал: «А как же, ваша светлость. Заходите, рад вас видеть. Позвольте представить вам месье Мендеса, врача ее Величества».
— Слышал, слышал, — принц де Конде, генерал-губернатор французских колоний в Новом Свете, подал руку Хосе. Тот пожал ее и подумал: «Ах, вот как. Еще один ненавистник Марии Медичи. Когда Майкл уедет, они тут все глотки друг другу перегрызут».
— У меня ноет зуб, — внезапно, жалобно сказал принц. «Третий день уже, месье Мендес. Я полоскал святой водой…
Хосе вздохнул про себя и сказал, оглядывая высокого, широкоплечего мужчину: «Ваша светлость, я бы рекомендовал вам прийти ко мне, в любой день, после обеда. Мой помощник, месье Эли, вас осмотрит и полечит, он отлично управляется с зубами».
— Будет больно, — испуганно сказал Конде.
— Ни в коем случае — заверил его Волк. «У юноши золотые руки, он ведь лечит его величество дофина Людовика. Я провожу месье Мендеса, ваша светлость, мне надо перемолвиться с ним словом о здоровье моей жены, и сразу же вернусь.
— Конечно, конечно, — разрешил Конде, усаживаясь в кресло. «А когда срок мадам Мари?»
— Со дня на день, — улыбнулся Волк и закрыл за собой дверь.
— С твоей женой все хорошо, — недоуменно сказал Хосе, — мы вчера у вас были, с Мирьям.
— Спасибо, что мне сказал, — усмехнулся Волк, — а то я тут, — он обвел рукой переднюю, — третий день ночую. Ты зайди ко мне, предупреди, что я поздно вернусь, извинись.
— Опять епископ люсонский? — шепнул ему Хосе.
— И он тоже, — Волк тихо рассмеялся, и добавил, одними губами. «Свояк твой приехал».
— Я его не видел во дворце, — недоуменно сказал Хосе.
— А он, — Волк потянулся, и, взяв из лакового поставца бутылку вина, пробормотал: «А лучше две, зная принца Конде», — так вот он, — продолжил мужчина, — не во дворце, дорогой врач.
Все, иди, а то на тебе лица нет, — он подтолкнул Хосе к двери, что вела в коридор.
— А где же…, - недоуменно спросил Хосе, и развел руками — в передней уже никого не было.
Он услышал, как на дверь опускают засов, и, вдохнув запах кедра, зевнув, подумал: