Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Он выбрал сидеть агентом Запада под нашим носом… – он вытер губы платком, – а что касается его якобы проживания в Западном Берлине, то визитеры Штази проглотили заранее подготовленную легенду. Соедините меня с Семичастным, прямо сейчас… – потребовал Наум Исаакович. Он ожидал, что с событиями в Новочеркасске Москва не будет залеживаться в постели. Главу КГБ его звонок, действительно, застал в кабинете. Не вдаваясь в долгие объяснения, Эйтингон потребовал усилить наблюдение за британским посольством и подробно допросить всех соучеников
– Странницу особенно, – добавил он, – мне сказали, что она его проверяла, то есть пыталась. Она зоркая девушка, она могла заметить что-то подозрительное… – Наум Исаакович понимал, почему ни Странница, ни Саша не докладывали ему о Рабе:
– Такого распоряжения от руководства не поступало, а они дисциплинированные ребята. Но кроме дисциплины, существует еще и инициатива… – Эйтингон присел на край стола:
– Не вини себя, – он потрепал мальчика по плечу, – ты выполнял указания руководства и правильно делал… – Саша вздохнул:
– Я должен был раньше его раскусить, товарищ Котов. Но, значит… – серые глаза мальчика заблестели, – он сын моей кузины, этой М… – Наум Исаакович вытянул из кармана пиджака паркер:
– Смотри, – он быстро начертил схему, – от семьи фон Рабе, кроме него никого не осталось. Обергруппенфюрер Максимилиан, личный помощник Гиммлера, бесследно пропал после войны. В Нюрнберге его заочно приговорили к смертной казни, однако его следы затерялись… – сведения о Ритберге фон Теттау и его детях Наум Исаакович держал в тайне:
– Они моя козырная карта, – напомнил себе Эйтингон, – даже если мальчишка, украденный Генкиной, на самом деле ребенок его светлости, это дела не меняет. Максимилиан поверит, что парень его сын. Пользуясь приманкой, его можно заманить в ловушку, он начнет работать на меня… – Эйтингон давно решил после освобождения уйти на серую сторону:
– Мне дадут синекуру и посадят под колпак, как Уинстона Смита в пасквиле Оруэлла, – хмыкнул он, – однако они имеют дело со мной, а не с приготовишками от разведки, вроде комсомольских вождей. Максимилиан побоится разоблачения и начнет плясать под мою дудку… – Наум Исаакович обвел имя Генриха ручкой:
– Именно так. Они воспользовались тем, что Рабе распространенная фамилия и тем, что наши немецкие коллеги, – Эйтингон коротко улыбнулся, – не избалованы потоком беженцев с запада. Скорее всего, в лодке с его светлостью, сидела сама М, то есть Марта Горовиц, бывшая графиня фон Рабе. Ее сын обеспечивал безопасность операции… – Саша почесал голову:
– Но Рабе должен был выйти на британское посольство… – Наум Исаакович кивнул:
– И вышел. Именно ему покойный Чертополох носил кофе в Нескучный Сад. Заботливая мамочка… – он сдержал ругательство, – беспокоилась о питании сына… – Эйтингон был уверен, что Марта Янсон такая же волчица, как и ее давно погибшая мать:
– Кто бы еще отправил сына на агентурную работу… – усмехнулся он, – не просиживать штаны на Набережной, а заниматься настоящим делом… – Саша подался вперед. Наум Исаакович поднял руку:
– Невеста здесь не при чем. Она бы призналась, что выходила на связь с Рабе, то есть с фон Рабе… – по лицу мальчика Эйтингон понимал, что девушка ему отчаянно надоела:
– Потерпи немного, – успокаивающе сказал он, – скоро мы арестуем предателя Пеньковского и выведем его на очную ставку с Невестой… – Саша буркнул:
– Я сам ее расстреляю, товарищ Котов. Она у меня вот где сидит… – юноша провел ладонью по шее. Наум Исаакович добавил:
– Все равно, ты летом уезжаешь, и надолго… – он был против вояжа Странницы в США, однако руководство Комитета настаивало на том, чтобы попробовать, как они выражались, воду:
– Ладно, в Вашингтоне она не появится, могил родителей не увидит. И вообще, пока ее не подводят к пастору Кингу. Может быть, она хорошо поработает с команданте Че и ее оставят в Южной Америке… – Наум Исаакович вытряхнул последние капли кофе себе в чашку:
– До отъезда ты успеешь допросить Рабе, – утешил он Сашу, – никуда он от нас не денется, мы его найдем и привезем в Москву… – прошагав к двери, высунув голову в коридор, Эйтингон раздраженно крикнул:
– Нас собираются кормить завтраком, или нет? По крайней мере, хотя бы принесите кофе… – боец на лестничной клетке вытянулся:
– Извините… – он замялся, – товарищ начальник. Сейчас завтракают секретари ЦК… – Эйтингон заорал:
– Сейчас должны завтракать сотрудники особого отряда! Именно они, а не секретари ЦК, остановят сегодня бунт в городе! Что стоите, – гневно велел он бойцу, – немедленно на кухню, подгоните персонал… – боец ссыпался по лестнице. Эйтингон пробормотал:
– Завтракают. У них штаны на заднице от жира трескаются. Дармоеды, как и сам кукурузник… – обернувшись, он подмигнул Саше: «Сейчас поешь здешней клубники. В Москве такого вкуса не дождешься».
Дядя шутил, что документы семейства Мяги стоили половину ватника.
Именно столько он отдал в Ярославле ловким людишкам, обеспечившим появление на свет слесаря и его дочки, двадцатилетней Марии Ивановны. Фотографии в документах были подлинными, сами бланки тоже, а остальное, как выразился его светлость, стало делом техники. Нагнувшись над большой раковиной, Маша отскребала железной щеткой противень от омлета:
– Я едва не утонула в Москве-реке, – вздохнула девушка, – дядя меня толкал, заставлял плыть… – они вылезли на берег рядом с Голосовым оврагом. Маша, чихнув, робко спросила:
– Но как же посольство, дядя Джон… – герцог огляделся:
– Такси здесь ждать не стоит, – кисло сказал он, – а что касается посольства, то нас бы перехватили рядом с трубой. Либо священник побежал с запиской в Комитет, либо среди наших дипломатов завелся крот русских… – дядя нахмурился, но больше об этом не упоминал. Маша до сих пор изредка ловила на его лице недоуменное выражение: