Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Пальцы у нее хрупкие, но рука крепкая, словно у мужчины…
Изящно опустив кусочек сахара в кофе, женщина полистала его восточногерманский паспорт. Документ был подлинным. Фридрих получил паспорт у приятеля, адвоката, занимавшегося делами беженцев из ГДР:
– Бедняга скончался от сердечного приступа чуть ли не у самой Стены, – заметил юрист, – стоило полгода готовить переход границы, чтобы умереть на следующий день… – жители Берлина пытались перелететь Стену на дельтапланах, обойти по воде или
– Держи, – друг передал ему документ, – родственников у него нет. Покажешь, как историческое свидетельство, своим детям. Надеюсь, к тому времени Германия станет единой… – фотографию в паспорте переклеили, имя и дату рождения переправили:
– Уроженец ГДР вызовет меньше подозрений, – объяснил Феникс, – все знают, что в Западной Германии товарищи по борьбе понесли только номинальное наказание, как выражаются в бульварных листках… – он поморщился, – а в ГДР коммунисты выслуживаются перед Советами… – мадам де Лу вернула ему паспорт:
– До войны лучшие берлинские пышки продавались в одной булочной на Рыбацком Острове… – она посмотрела вдаль, – интересно, сохранилось ли заведение… – Фридрих понятия не имел ни о какой булочной, но уверенно ответил:
– Да, мадам. Сейчас это пекарня для трудящихся, но пышки остались теми же самыми… – Лауре, в общем, и не требовалось проверять визитера:
– Он говорит на хохдойч, а не на берлинском диалекте. Никакой булочной не существовало, он врет мне в глаза… – гость Лауру не интересовал:
– Кем бы он ни был, мне важен результат, то есть сведения о беглых нацистах… – герр Фридрих объяснил, что слышал о ее покойном муже, занимавшемся поисками военных преступников:
– Ваш адрес я узнал в посольстве ГДР, – добавил он, – господина барона приглашали к нам на приемы. Человек, о котором идет речь, живет в Западной Германии… – Фридрих вытянул из кармана пиджака конверт, – надеюсь, вы понимаете, почему я обратился именно к вам. С вашим опытом вы сможете… – он поискал слово… – организовать приватную миссию…
Лаура заставила свои пальцы не дрожать. Фотография была цветной, четкой. Бывшая Гертруда Моллер улыбалась пополневшим, сытым лицом. Женщину сфотографировали под руку с мужчиной учительского вида, в скромном костюме, с сединой в волосах. Дети тоже держались за руки:
– Старшая девочка темноволосая, как ее муж, а мальчик смахивает на нее, он блондин… – в лице сына Моллер Лаура уловила что-то знакомое:
– Нет, мне чудится. Они отродье нацистской твари, им тоже не жить… – в ее руке оказался листок из блокнота:
– Ее адрес, у датской границы… – вежливо сказал немец, – она вышла замуж, у нее теперь фамилия Брунс. Ее муж бывший социал-демократ, он сидел при Гитлере… – Фридрих покривился, – в концлагере. Он ничего не знает о прошлом жены… – мадам де Лу аккуратно убрала бумаги и фото в конверт:
– Можете на меня положиться, герр Фридрих… – она поднялась, – спасибо вам за информацию… – дверь за гостем захлопнулась.
Лаура подошла к венецианскому зеркалу в передней. Проведя рукой по изуродованной щеке, она наклонилась к своему отражению:
– Око за око, – шепнула Лаура, – зуб за зуб.
Ремень армейской сумки, провощенного черного холста, свешивался с дубового стола. На кухне квартиры на рю Мобийон пахло «Голуаз» и крепким кофе. Марта выложила на старинную горку тонкого фарфора чилийские яблоки и зимние груши:
– В Америке таких папирос нет, – Хана выпустила клуб серебристого дыма, – их можно заказать в магазине Ната Шермана на Бродвее, но стоить это будет… – выразительно закатив серо-голубые глаза, она добавила:
– Впрочем, Джо я привезла коробку кубинских сигар, контрабандных… – Хана хихикнула, – в Америке они дешевле. Еще конверсы и пластинки для Пьера, браслет от Тиффани для тети Лауры… – Марта рассматривала фотографический альбом в обложке крокодиловой кожи:
– Значит, на бар-мицву Хаима все полетят в Израиль… – Дебора с младшими детьми сфотографировалась в студии Ричарда Аведона, – он похож на покойного дядю Меира, одно лицо…
Невысокий парнишка с оттопыренными ушами широко улыбался. Ирена, в облаке пышного платья, аккуратно сидела на краю обитого бархатом дивана. Черные волосы спадали на плечи девочки. Марта видела и цветные снимки:
– У нее, как и у Хаима, светлые глаза. Этим они пошли в отца…
Ей почему-то стало неуютно под спокойным взглядом девочки. Дебора, в профессорском костюме строгого твида, обнимала детей. На следующей странице Марта наткнулась на фотографию Евы в потрепанных спортивных брюках и майке «Янкиз». Девушка сидела на расстеленном пледе, Корсар свернулся клубочком у ее поджатых ног:
– Весна стоит теплая, – Хана усмехнулась, – мы открыли сезон пикников на Лонг-Айленде. Это я ее снимала… – Марта отпила кофе:
– Лучше, чем Аведон для журналов, – она подмигнула племяннице, – но Vogue такого не опубликует. Модели всегда должны быть при параде… – Ева счастливо улыбалась:
– Был солнечный день, – вспомнила Хана, – она приехала ко мне в Гарлем на машине… – кузина купила скромный форд, – вытащила меня из дома, заставила играть с ней в волейбол… – Хана тогда в очередной раз напилась в одиночестве, пытаясь забыть деловитый голос тети Деборы:
– Аарон в следующем году покидает армию. Отметим бар-мицву Хаима и вместе вернемся домой. Дядя Авраам обещал все подготовить. К Стене не пройти, но до Масады мы доберемся, пусть и обходной дорогой… – короткий путь к Мертвому Морю преграждала иорданская территория. Тетя сунула Хане конверт с фотографиями: