Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Я все запишу… – Хана скорчила гримасу, – скажите мне, на что надо обратить внимание в его болтовне… – маленький конверт, выскользнув из сумки, полетел на пол, Марта легко нагнулась:
– Ты обронила что-то… – скомкав конверт, Хана кинула его поверх машинописной копии пьесы Беккета:
– Ерунда, с Нью-Йорка завалялось… – она взглянула в прозрачные глаза тети, цвета свежей травы:
– Счет из химчистки, – невозмутимо сказала Хана, – надо выбросить… – записку вообще-то требовалось давно уничтожить, но у Ханы не поднималась рука чиркнуть спичкой:
– Этого никогда не случится, –
– Дорогая мисс Дате, позвольте мне выразить восхищение Вашим необыкновенным талантом. Я видел Вас в «Моей гейше»… – сыграв в эпизоде новой комедии с Ширли Маклейн, Хана озвучила японские песни главной героини, – и на церемонии вручения «Оскаров», по телевизору. Если у Вас найдется свободный вечер, я был бы рад пригласить вас на дружеский ужин в Нью-Йорке или Вашингтоне…
Записку, в конверте без марок, она обнаружила под дверью своей гарлемской студии, в день отлета в Париж:
– С глубоким уважением к Вам, искренне Ваш… – он подписался инициалами, – Дж. Ф. К.
Адвокат Краузе, закрывшись сегодняшней The Times, расслабленно попыхивал сигаретой. Британия, как и остальная Европа, отходила от пасхальных каникул. На страницах он не нашел ровно ничего интересного:
– Алжир, Алжир, везде один Алжир… – Фридрих скрыл зевок, – лягушатники пожалеют, что поддались на шантаж арабов и заключили мирное соглашение. Сейчас эти арабы хлынут в Европу и страна затрещит по швам от нашествия мусульман. Давно известно, что лягушатники слабаки, они не умеют настоять на своем… – британцы, по мнению Фридриха, вели себя достойно, как и подобало расе с арийской кровью. На второй странице сообщали, что Парламент ограничил иммиграцию в метрополию из стран Британского Содружества:
– Иначе к ним ринутся все обезьяны из Южной Африки и все черномазые с карибских островов, – хмыкнул Краузе, – британцы молодцы. Они не церемонятся с низшими расами, держат в узде ирландских смутьянов…
Ожидая Хану, он устроился на обитом итальянском шелком диване в баре Le Bristol. Почти закончив дела в Париже. Краузе чувствовал себя отменно. Ему оставалось несколько приватных встреч с местными адвокатами, касательно продажи картин:
– Повар улетел в Африку, задание от Феникса я выполнил, – он вытянул ноги в безукоризненных брюках, – скоро мы услышим печальные вести с датской границы. Потом мы швырнем Монахине имя еще какого-нибудь предателя дела фюрера и рейха. Феникс прав, она станет нашим личным оружием возмездия… – Фридриху казалось забавной сложившаяся ситуация:
– Но, как говорит, Феникс, движение должно быть в безопасности… – дойдя до страниц, посвященных развлечениям, он наткнулся на знакомое лицо:
– Малышку здорово разнесло, – чуть не присвистнул Фридрих, – она что, забеременела от своего жида… – в газете таких подробностей не сообщали, упоминая только, что маэстро Авербах и его жена участвуют в концерте, открывающем Всемирную Ярмарку в Сиэтле:
– В мае золотая пара навестит Гамбург, где миссис Майер-Авербах поет в новой постановке «Волшебной флейты». Летом они вернутся на западное побережье США с гастрольным туром… – малышка Фридриха больше не интересовала:
– Пусть рожает жиденят и толстеет дальше, – махнув бармену, он велел принести себе еще кофе:
– Но на премьеру надо съездить, – решил Краузе, – все-таки это Моцарт, а в Гамбурге отличная опера… – он взглянул на свой стальной Ролекс. По телефону Хана была с ним даже ласкова. Поблагодарив его за доставленную в отель сумочку, она нежно сказала:
– Вы меня балуете, герр Фридрих. Приезжайте в отель к семи вечера. У меня репетиция до шести… – пьесу Беккета показывали в «Олимпии», на бульваре Капуцинок, – я возьму такси и буду в полном вашем распоряжении… – предложив забрать ее из театра на лимузине, он услышал смех:
– Мы дольше простоим в пробках. Вы не были за кулисами… – девушка щелкнула зажигалкой, – мы репетируем отнюдь не в вечерних платьях…
На рю Фобур-Сен-Оноре действительно скопилась почти безнадежная пробка. Вечер был ясным, дневной дождь утих. Рассматривая улицу, Краузе заметил светловолосого парня в американских джинсах и холщовой куртке битников. Юноша курил у стойки бистро, по соседству с художественной галереей напротив отеля. Из сумки торчали кисти и деревянная палитра:
– Где-то я его видел, – нахмурился Краузе, – лицо очень знакомое… – по мраморному полу простучали каблуки. Едва успев подняться, Фридрих сразу забыл о неизвестном в бистро. Разговоры в баре стихли, все головы повернулись в одну сторону.
Она надела острые, высокие шпильки. Шелк черной юбки едва прикрывал костлявые коленки. Несуществующую грудь облегал переливающийся, космический, как о нем подумал Краузе, свитер. Серый кашемир блестел бисером, она размахивала давешней сумочкой от Chanel:
– Ей понравился подарок, – радостно подумал Краузе, – она взяла розу из моего букета… – белая роза украшала пышную башню вороных волос. Она не носила драгоценностей:
– Но ей ничего и не надо, она сама как дорогой бриллиант… – Краузе склонился над хрупкой рукой:
– Мадемуазель Хана, я рад видеть вас в Париже… – появляясь с ней в свете, он замечал завистливые взгляды мужчин:
– Она словно королева, – говорил себе Фридрих, – не могу поверить, что я ей нравлюсь, что когда-нибудь… – о таком он даже думать боялся. Хана в любом случае пока позволила ему только несколько поцелуев:
– Но все еще случится… – он не отнимал губ от запястья девушки, – она меня полюбит, мы поженимся… – ради мадемуазель Дате Фридрих был согласен переехать в Нью-Йорк и вообще отправиться куда угодно:
– О движении ей знать ничего не надо. Она еврейка, но Феникс настаивает, что важен дух, а не кровь человека… – он услышал хриплый, низкий голос:
– Я бы не отказалась от аперитива… – Хана смотрела поверх его головы, – и где мы обедаем… – Краузе отозвался:
– В «Рице». Но если вы хотите остаться здесь или рискнуть очередью в Aux Charpentiers или… – она помотала изящной головой:
– Нет. Я отвезу вас на Монмартр, герр Фридрих. Я обещала друзьям поддержать их новое заведение, клуб и ресторан. Не волнуйтесь… – она мимолетно улыбнулась, – кормят у них отлично. Принесите мне мартини с водкой… – спохватившись, Краузе усадил ее в кресло: