Венец Бога Справедливости
Шрифт:
Решив, не испытывать слово короля, Тихон распорядился приставить к принцу охрану, выполнив тем самым и свое желание обезопасить юношу, и желание председателя правительства, о котором, конечно, он не мог ничего знать: распоряжения об этом давались лично Артамону, и не в целях сохранения жизни Яромира, но в целях поддержания всеобщей безопасности от него.
Александр, пронимая, что сейчас он ничего не добьется, не стал предпринимать каких-либо действий, он стал вести себя так, словно ничего не произошло, с той лишь разницей, что он перестал общаться с принцем. В тот же день, когда он узнал о своем освобождении, он отправился на то место, где Артамон нашел куст роз. Александр
— Алек, Алек, это я во всем виноват! Я! Бедный мой мальчик!
Если бы он мог нейтрализовать действие заклинания Яромира, но, к своему великому сожалению, Александр сознавал, что не сможет даже попытаться это сделать. Он слишком не любил магию, всевозможных магов, после Сибелиуса особо, но с горечью понимал: как пригодилось бы ему сейчас знание того заклинания. Он провел здесь всю оставшуюся часть дня, и только с наступлением темноты пошел обратно. Единственное, что сейчас хоть как-то могло поддержать его, так это сознание того, что Яромир не применял магию, и использовал только силу кристаллов, а потому любое контрзаклятье здесь бы не помогло, если только причинило вред самому себе. Но Александр всего этого не знал.
Меж тем Яромир терялся в догадках относительно его дальнейших действий. Он понимал, что король сейчас слишком опасен для него. Конечно, он мог поступить с ним так же, как с Алеком, но едва ли это было уместно. Подозрения сразу бы легли на него. Да, ему никто ничего не говорил, но он не мог не знать о том, что не один член правительства помнит его, и именно как Яромира. Что если они решат сначала проверить эту версию, и только потом соблаговолят поверить в чудесное исцеление принца Александра? Яромир не отрицал этого, но, наоборот, принял на основное свое вооружение, едва вернулся Артамон. Слишком уж подозрительно выглядела привезенная им охрана. За Яромиром следили и днем и ночью, объясняя это опасением за жизнь наследника престола.
Так прошло два дня. На третий лекари дали свое согласие на путешествие короля и принца в столицу. Для этого было создано два экипажа. В первом ехал его величество. Настроение у него было не самое лучшее, будучи подавлен убийством сына, он почти ничего не замечал вокруг. А то единственное, что его сейчас побуждало к жизни, так это мысль об отмщении. Он хотел публично доказать, что тот, кого со всеми прилежащими почестями везут в соседнем экипаже — не принц Алек, но его убийца.
Артамон сообщил королю о намерении правительства послать запрос в Долину Времен Года, но едва ли могло это что-то изменить. Из этого совсем не следовало, что он здесь, в Западной стране эльфов. Мало ли где находился юноша? К тому же, такое письмо у него уже было, о деяниях Яромира ему написал Антонио Корелли, который, естественно не забыл сопроводить послание обвинениями в адрес Александра. Другое обстоятельство, которое так же не менее заботило короля: как обезопасить себя от убийцы сына, ведь если тот переступил раз, то теперь, для достижения цели, может уверенно переступить и еще раз ту грань, что стоило бы назвать морально допустимым пределом. Все это наводило беспросветную тоску, боль и горечь. А любые догадки не проясняли плана действий, скорее, более все запутывали, поэтому он решил дождаться возвращения в Тимурград, где мог рассчитывать на поддержку преданных ему эльфов. Пока он не знал: остался ли кто, хотя бы Артамон, предан ему.
Сам Артамон терялся в догадках. Расспросить подробно короля о таинственном втором сыне он не решался, по двум причинам: во-первых, это, в принципе, было неслыханной жестокостью для Западной страны эльфов, бросить собственное дитя в лесу, каким бы оно не родилось, а во-вторых, из этого бы последовало, что Александр прав, и его второй сын, Яромир, убил собственного брата. Потому он молчал, пристально наблюдая и за королем, и за принцем. Последний тем временем внешне наслаждался роскошью своего положения. Он отдавал приказы, самодовольно наблюдал их раболепное выполнение. При этом он не забывал сокрушаться по поводу холодности отношения к нему отца, нет, он, конечно же, не верил в его помешательство, чем уверенно зарабатывал себе авторитет среди слуг. Едва он порывался идти к его величеству, как его тут же начинали отговаривать, он сопротивлялся им некоторое время, но потом соглашался с разумностью их решения.
— О, я просто счастлив, что наш принц теперь — настоящий принц! — восторженно говорил вечером Тихон, сидя у костра в окружении своих коллег лекарей.
— Да, вы правы, — поддержал его Людвиг. — А то, если честно, в дрожь бросало при мысли: что будет потом.
Они провозгласили еще не один торжественный гимн в честь озарения разума принца, но мысли, которые не давали им покоя все последнее время не могли долго пребывать в тени.
— Господа, — тихо сказал Игнат, опасливо посмотрев при этом по сторонам, — а что вы думаете по поводу всей этой истории с лжепринцем?
— Думаю, это ложь, — резко и довольно громко заявил Тихон.
— Тише, — осек его Людвиг в ту же секунду, — будьте благоразумны!
— Извините, я просто не сдержался.
— Ничего, сейчас это веский аргумент в свою защиту.
— А я, — говорил Игнат, — склонен верить этому.
Оба эльфа удивленно посмотрели на коллегу.
— Но почему? — удивился Тихон. — Неужели чудесное исцеление принца так уж невозможно?
— Я не об этом, но, согласитесь, все это очень странно. То, что он помнит, никак не согласуется с тем, что он не помнит. Например, он не помнит имен всех тех, кого знает с детства, но в то же время знает названия всех стран, очень многих городов. А его возгласы о красоте идэлийской принцессы Лидии? Где он видел ее, чтобы делать такие выводы?
— Полно, Игнат, он видел ее на портрете.
— Когда?
— Ну, быть может, мы просто не знали о том, что к Александру попал ее портрет. И я, если честно, считаю это, вполне нормальным. Когда дело касается свадьбы…
— О какой свадьбе может идти речь? Неужели вы думаете, что королева когда-либо согласится отдать свою дочь за умственно отсталого, тем более что эта женитьба поставит крест на существовании двух независимых государств. Я уже не говорю о вражде между нашими странами! Это… абсурд!
Никто не возразил Игнату, но он определенно посеял в них зерно сомнения. Они стали более внимательно приглядываться к принцу. Действительно, почему он напрочь забыл одно, но отчетливо помнил и знал такое, что едва ли могло быть известно Алеку? Или это тоже внушила ему Камилла?
И Яромир видел это, видел, что подозрение к нему всего за какие-то сутки путешествия возросло с его полного отсутствия до максимально возможной отметки. Лишь одно удерживало их — страх. И только этим он мог воспользоваться. Он слишком рано начал говорить о своих намерениях жениться на принцессе Лидии, слишком рано.
Но как бы там ни было, в Тимурграде устроили шумное приветствие по случаю возвращения короля и принца. Народ толпами выходил на улицы, радостными возгласами приветствуя монаршую семью.