Венец лжи
Шрифт:
Прошлое и будущее были просто двумя измерениями, разделенными настоящим. Но я не жила ни в том, ни в другом. Я существовала в связующем их звене, каким-то образом позволившем событиям трехлетней давности влиять на мою сегодняшнюю жизнь.
Мне хотелось, чтобы в мой мир ворвался незнакомец и снова меня спас.
Пенн опустил руки на пояс и, отодвинув полы темно-синего блейзера, принялся медленно расстегивать кожаный ремень.
— Я покажу тебе, что ты со мной делаешь, Элль. Но взамен
«Давай посмотрим, какие у тебя сиськи».
Я сглотнула.
Он превратился в одного из тех ублюдков, мелькая у меня в сознании то лейблами Адидас, то дорогими костюмами. Не сводя с меня глаз, он потянул за ремень и, расстегнув его, оставил висеть в петлях.
— Расстегни рубашку.
С трудом отогнав воспоминания и полностью сосредоточившись на нем, я зациклилась на самой идиотской фразе, которую когда-либо произносила.
— Это блузка.
— Мне плевать, — его рычание эхом отозвалось в моем сердце. — Расстегни её.
Дрожащими руками я медленно нащупала перламутровые пуговицы и нерешительно расстегнула одну.
Это происходило сейчас. Пенн был сейчас. А незнакомец вчера.
Мне потребовалось немало усилий, но я все же захлопнула дверь в прошлое и окончательно вернулась в реальность.
— Следующую. — голос Пенна дрогнул, когда его руки сомкнулись на пуговице брюк. В своей свежей кремовой рубашке и темных джинсах он казался неприступным, но таким спокойным.
Тяжело и быстро дыша, я расстегнула следующую пуговицу.
Он в точности повторил мои действия и принялся за молнию.
Не дожидаясь его приказа, я расстегнула три, затем четыре пуговицы; мои глаза замерли на его пальцах, потянувших за бегунок молнии.
Когда моя блузка была расстегнута, а бегунок его молнии опустился до самого упора, наши глаза встретились.
Губы приоткрылись в зеркальном отражении желания.
— Раскрой, — из голоса Пенна исчезли прежние игривые нотки, и в нем зазвучала серьезная непристойность. — Дай мне на тебя посмотреть.
Неожиданно расхрабрившись, я распахнула на груди блузку, обнажив темно-розовый лифчик.
Пенн застонал и сунул руку себе в джинсы.
У меня внутри все так сжалось, что я слегка наклонилась от удивления.
Его губы изогнулись в усмешке.
— Тебе нравится? — он стиснул ладонью пах, я увидела, как под джинсами напряглись его бедра. — Нравится знать, что это ты меня так завела? Что у меня уже давно не было такого стояка. Что все, о чем я могу думать, это как засунуть его в каждое твое отверстие.
«О. Мой. Бог»
Я плавилась в огне. Тонула в жидкости. Я была такой влажной, что мои трусики промокли насквозь.
— Сними
Я дернула за чашечки лифчика, а Пенн подцепил пальцами свои джинсы и немного спустил их вниз. Не сводя с меня глаз, воспринимая нас обоих, как два тела, без души и морали, он сунул руку в обтягивающие черные боксеры и вытащил член.
Сгорая изнутри, я с трудом сглотнула и стянула вниз лифчик, обнажив свои набухшие соски и тяжелые полушария плоти, которыми так долго пренебрегали.
— Черт, Элль.
Пенн обхватил свой внушительный член. Сверху плоть казалась темнее, и на ней поблескивала капелька прозрачной жидкости. По основанию бежали вздувшиеся от желания вены — от того же самого желания, что пульсировало в моем клиторе.
Я не могла ничего видеть…не могла думать ни о чем…кроме секса.
Охваченная желанием, я расслабила и слегка раздвинула бедра. Внутри меня эхом отзывалась пустота, и, чем дольше я смотрела на Пенна, тем мучительнее она становилась.
— Ты этого хочешь? — пробормотал он, и его лицо потемнело от вожделения.
Не было никакого подшучивания, ни связи. С каким бы уважением мы друг к другу ни относились, оно было подорвано тем, как я смотрела на него, возвышающегося надо мной с зажатым в руке членом. Это должно было казаться мне унизительным, но я вдруг обнаружила, что, встав на колени, возымела над ним совсем другую власть. То, как он тяжело дышал. То, как неосознанно слегка покачивал бедрами.
Реальный мир вокруг нас исчез, и остался лишь секс, секс, секс.
Я кивнула всего раз, облизав губы.
— Господи, Элль, — Пенн наклонил голову, сжав головку члена. — Скажи это вслух. Ты хочешь мой член?
Мне было плевать, подслушивают ли нас за дверью. Плевать, что по всем правилам мне следует немедленно все это прекратить и вышвырнуть его из кабинета.
Я приняла бушующую во мне стихию и прошептала:
— Да.
— Чем? Чем ты хочешь его почувствовать?
Много чем.
У меня так много запретных, замечательных, ждущих своего часа мест.
Но начнем с того, которое он так хотел. С того, на которое намекал. С причины, по которой я сейчас стояла на коленях.
— Губами.
Со стоном, больше похожим на рык, Пенн шагнул вперед. Его ботинки ударились о мои колени, он навис надо мной, с зажатым в кулаке членом.
— Тогда возьми его в рот.
Моя грудь заныла от неизвестной мне боли.
Я приподнялась на коленях.
Потянулась вперед.
Уже была готова прикоснуться к нему пальцами.
Но тут Пенн отступил назад и, едва сдерживая желание, спрятал свою эрекцию. Он не застегнул ремень и молнию, но сверкнул передо мной серебряными часами: