Венец лжи
Шрифт:
С его губ сорвался легкий стон.
— Нельзя говорить такое на пустой улице.
— Почему нет? Мне кажется, пустая улица предпочтительнее многолюдной. Здесь никто не смотрит.
Пенн покачал головой, ему на лоб упали темные пряди.
— На многолюдной улице я вынужден держать руки при себе, — он рывком притянул меня ближе, его пальцы скользнули с шеи мне на грудь, а левая рука обвилась вокруг моей талии.
Сумка с образцами секс-игрушек с тихим стуком приземлилась на тротуар, рука Пенна принялась настойчиво массировала мою
— А на пустой я могу тебя развернуть, задрать юбку и спокойно трахнуть.
Я вздрогнула.
Это звучало так непристойно.
Но так круто.
Из последних сил пытаясь не потерять рассудок, я оглядела стоявшие вокруг здания. В окнах наверху мелькали слабые очертания людей и редкие всполохи движений.
— Нас увидят, независимо от того, видим мы кого-нибудь или нет.
Пенн проследил за моим взглядом, запрокинув голову и обнажив шею. Его пальцы дернулись у меня на груди.
— Ты права.
Он убрал руки и сделал шаг назад.
— Жаль.
Подхватив сумку, Пенн снова направился по улице, таща меня за собой.
— Ты здесь живешь?
Пенн кивнул и достал из кармана ключ.
— В смысле, во всем здании? — я посмотрела на мини-небоскреб с высокими окнами и выцветшим сине-зеленым фасадом.
— Тут нужен ремонт, но именно поэтому я его и купил.
Он повернул старинную дверную ручку и потянул меня в фойе с квадратной люстрой, облупившимися обоями и плиткой в стиле арт-деко. Потолок величественно уходил ввысь, а широченная лестница спиралью поднималась на несколько этажей.
— Вау.
Пенн отпустил меня и, подойдя к стене, щелкнул бронзовым выключателем, от чего помещение волшебным образом озарилось светом. Тихий щелчок разбудил бесчисленные, покрытые серебристой пылью лампочки.
— Как я уже сказал, ремонт еще не закончен, — он снова схватил меня за запястье и потащил вверх по лестнице.
Пенн не дал мне возможности восхититься оригинальной красотой интерьеров или спросить, когда он купил этом потрясающий дом. Как будто это здание для него не существовало. Как будто для него имела значение только я.
Мы молча поднимались все выше и выше. Пенн не остановился ни на втором, ни на третьем, ни на четвертом этаже. Он продолжал тянуть меня все выше, пока мы не оказались на десятом или одиннадцатом этаже и не отперли еще одну дверь в обшарпанном, изъеденном молью коридоре.
Мы словно шагнули в другой мир.
Перенеслись на машине времени в великолепные апартаменты с очарованием стиля ар-деко, декором 1930-х годов и безупречной обстановкой.
Открыв рот от удивления, я прошла дальше.
— Это… это невероятно.
— Конечно. Это же мое, — Пенн закрыл за собой дверь и проследовал через комнату. — Так
Он стиснул обрамленную легкой щетиной челюсть.
— У меня только невероятные вещи.
Я почувствовала, как дрогнуло мое сердце.
Это что, своеобразный комплимент? Намек на то, что в действительности он видит во мне нечто большее, чем просто сексуальное удовлетворение?
«Не болтай ерунды. Твое сердце ошибается. Оно в творческом отпуске, исследует мифы о любви и не находит убедительных доказательств ее существования».
Пенн словно сошел со страниц поэм и сказок. Если бы, конечно, не его мрачная злоба и напряженная защита, за которой он прятался.
Если бы только я могла влить в него сыворотку правды и получить ответы — увидеть его истинную натуру.
Я не могла отвести от него глаз. Я ожидала, что он впишется в это пространство, будет чувствовать себя как дома, легко и свободно, но что-то было не так. Он скинул ботинки и босиком прошелся по отполированному до блеска мозаичному деревянному полу, но чего-то не хватало. Ему было не по себе. Он двигался так, словно для него это было так же чуждо и ново, как и для меня.
«С чего бы это?»
— Давно ты сюда переехал? — я сбросила туфли, оставив их у кухонного острова.
Пенн улыбнулся.
— Ты задаешь вопросы?
— А это против правил?
Пенн помолчал; на его лице мелькнуло что-то такое, что я не никак не могла понять.
— Какие-то — нет. Какие-то — да.
От всех этих загадок у меня разболелась голова.
— Так ты не можешь сказать мне, сколько уже здесь живешь?
— Ты ведь слышала немного из того, что я рассказывал твоему отцу в «Плакучей иве». Я недавно вернулся в город. Так что если ты этому веришь, то поверишь, что это новое приобретение.
— Почему я должна во что-то верить, если это правда?
Он не ответил.
Я задала еще один вопрос:
— Ты сказал, что твой покровитель болен. Что ты вернулся из-за него. С ним все в порядке?
У него на лице сразу же отразилась нежность — нечто до жути неожиданное и милое. Кем бы ни был его покровитель, Пенн заботился о нем гораздо больше, чем признавал.
— Сейчас он в порядке. У него была обнаружена редкая форма рака крови. Сейчас все под контролем.
— Это хорошо.
— Да.
Разговор зашел в тупик. Неловкость тяготила, словно третье колесо. Я почувствовала себя виноватой. Раньше наше молчание было наполнено желанием. Теперь оно повисло тяжким грузом.
С чего меня вообще заботит он, этот дом и, кто его таинственный благодетель?
«Я здесь только для одного».
Для того же, для чего и он.
Сделав глубокий вдох, я прошлась по комнате. Пенн развел руки, поняв, что я сделала. Поняв, что устранить внезапно возникшее между нами замешательство можно лишь вернувшись к основам.