Венец лжи
Шрифт:
Туда, где ненависть и симпатия не имели значения.
Его губы прервали мои мысли. Руки уняли волнение. Сколько бы там самообладания у него не осталось, Пенн его потерял и пошел прямо на меня. Не отрывая губ от моего рта, он прижал меня к буфету.
Обхватив пальцами мой подбородок, он крепко меня поцеловал.
Мои чувства заполнил вкус мяты и темноты.
Я задрожала в его объятиях.
Поцелуй закончился так же быстро, как и начался. Обжигая пальцами мою сверхчувствительную кожу, Пенн потянул меня к двери мимо кухни открытой планировки, гостиной и столовой. Повсюду были
Открыв дверь, Пенн пропустил меня в свою спальню и бросил на кровать черную сумку.
Я последовала за ним и увидела, как на темно-серое покрывало компрометирующе выпал блестящий серебристый вибратор под названием «Морской конёк».
Пенн ничего не заметил. А если и заметил, то даже на него не взглянул. Я сомневалась, что он вообще хоть что-то заметит теперь, когда я оказалась в его логове. Я была его завоеванием, его трофеем. Не знаю, почему у меня возникло ощущение, что дело тут скорее в нем, чем во мне, но, как ни странно, я обрадовалась.
Я могла брать желаемое, не беспокоясь о том, что мне помешают ненужные эмоции. Могла обеспечить себе безопасность, отдавая ему часть себя.
Я вздрогнула, когда Пенн направился ко мне и прижал к стене. Кажется, ему нравилось везде зажимать меня так, чтобы я никуда не могла вырваться.
Он не предложил мне что-нибудь выпить или поесть.
Он привел меня сюда, чтобы трахнуть.
И больше ничего.
Я знала, что потом мне может быть очень больно. Что, несмотря на всю мою браваду и веру в то, что у меня получится воспринимать все это исключительно как секс и ничего более, я все же могу каждую секунду ломать себе голову и искать скрытые смыслы. Но сейчас…сейчас я хотела только его. Единственное, что мне было нужно, — это он, и ради этого я была готова на время стать бессердечной.
— Чёрт, Элль…ты такая красивая, — пробормотал он, прижав одну ладонь к стене у моей головы, и я оказалась в ловушке между его рук.
Было видно, как у него на шее бьется пульс, как его взгляд из темного превратился в беспощадно-черный. Другой ладонью он коснулся моей щеки, скользнув большим пальцем до уголка рта, и там остановился.
— Ты и понятия не имеешь, что со мной делаешь, так ведь? — он прижался своей эрекцией к моему животу. — И я не собираюсь тебе рассказывать.
«Что? Что я с тобой делаю?»
Его слова отдавали болью и нежностью. На какую-то долю секунды он показался мне не каким-то богатым магнатом, который вот-вот разденет меня и сожрет, а милым соблазнителем, задыхающимся от собственной лжи.
В этом и заключалась проблема с защитой.
Люди, которые лгут, не могут завести друзей. Но люди, которые всем доверяют, не видят врагов.
И те, и другие слабы.
Я втянула воздух и приоткрыла губы, позволив ему просунуть мне в рот большой палец.
Вторжение было сексуальным и горячим, а его кожа имела солоноватый привкус.
Мне не терпелось спросить, почему он мне не скажет. Что я хочу знать, какую сумасшедшую власть имею над ним, когда чувствую себя такой беспомощной в его присутствии. Но он наклонился и, не вынимая у меня изо рта большой палец,
— Я не собираюсь тебе рассказывать, потому что я покажу.
Пенн прижался ко мне, грудь к груди, бедра к бедрам. Поймал меня в ловушку, как и в моем офисе, и в переулке, и на улице, и в универмаге.
Он поймал меня в ловушку, и это вызвало еще больше воспоминаний о том, как три года назад парень в капюшоне спас меня от грабителей и разбудил мою юную душу. Различия были поразительными. Один человек распахнул мне дверь в другой мир. А этот делал все возможное, чтобы лишить меня свободы.
Ни то, ни другое не увенчалось бы успехом.
Только я могла распоряжаться своей свободой, и это была моя прерогатива — вверять ее кому-то или нет.
От него ко мне просочился слабый намек на гнев и неудовлетворенное желание, но под этим было что-то еще. Что-то, чего раньше я в нем не чувствовала.
Мягкость, оплетенная колючей проволокой.
Это не уменьшало ярости, с которой он на меня смотрел, прикасался ко мне, контролировал множеством скрытых в нем граней. Пенн наклонил голову и, царапнув щетиной мою щеку, поцеловал меня в шею. Он впился зубами мне в ключицу, и я закрыла глаза. В нос ударил аромат его лосьона после бритья, а руки скользнули к моей груди и стали потирать большими пальцами соски.
Его губы пробежали по моей шее, целуя, но не нежно. В Пенне не было ничего нежного. Все это произрастало из насилия, смешанного с удовольствием. Скольжение его зубов придавало его теплому рту волнующие свойства, и, когда он снова обхватил мое лицо своими сильными, прохладными пальцами и наклонил в нужном направлении, я не смогла сдержать стон.
Пенн набросился на мои губы, сначала с нежностью, а затем свирепо. Мое тело все сильнее и сильнее билось о стену, пока он пытался меня поглотить, оставляя на мне незаживающие синяки.
У меня не было выбора, кроме как сдаться. Перестать стоять, дышать и думать.
Если бы я этого не сделала, то закричала бы от его одержимости.
Сдаться казалось мне самым простым и единственным вариантом.
Потому что тогда я, наконец, перестану думать и смогу просто быть. Быть женщиной, желанием…собой.
Пенн контролировал каждую секунду.
Он был прав, когда сказал, что не будет мне лгать.
Поцелуй сказал мне то, что он, без сомнения, хотел скрыть. Такие вещи, как «это я, это то, кто я есть. И я не собираюсь извиняться». И под этим…под этими сексуальными предупреждениями о желании меня трахнуть была более глубокая, темная нить.
Нить, которая заставляла меня спорить, глубже проникать в то, кем он являлся на самом деле, видеть в нем не пылкого незнакомца, а кого-то, кого я, возможно, могла бы назвать…не другом, но, по крайней мере, знакомым.
Другой рукой Пенн обхватил меня за спину и, оторвав от стены, скользнул пальцами за пояс юбки. Он трогал кружево моих стрингов и верхнюю часть моей задницы, толкаясь своей эрекцией мне в живот.
«Мне нужен воздух. И хоть капля рассудка».
Пенн подхватил меня на руки и, пройдя вглубь спальни, бросил на кровать, скинув на пол черную сумку.