Венец лжи
Шрифт:
Сверкнув в темноте зубами, он добавил:
— Я ждал, сколько мог. Ты не сказала отцу, что я наврал о помолвке, и не побежала к своему телохранителю. Поэтому я считаю, что ты готова ко всему, что я запланировал, и не будешь сопротивляться.
Пенн слегка наклонил голову.
— Или будешь, Пуговка Бэлль?
Я вся поплыла от того, как плохо, и в то же время хорошо это звучало. Мною тут же овладели фантазии о том, что может произойти сегодня ночью…
Постойте-ка.
Он
Во мне вскипел гнев.
— Ты не имеешь права так меня называть.
— Разве? — он приподнял бровь. — Однако ты позволила… Как ее там? Хлое… называть тебя Динь Дон Белль. Или это прозвище тебе нравится больше?
Я стиснула зубы.
— Мне не нравится ни то, ни другое. Элль вполне приемлемо. Так что называй меня так.
Пенн тихо рассмеялся.
— Какая агрессия.
— Не агрессия. Защита.
Он вскинул голову, его глаза впились в меня, словно иглы.
— Ты считаешь, что рядом со мной тебе следует защищаться?
— Постоянно.
Меня накрыла его тень.
— Почему?
— Почему что?
— Ты знаешь что. Ответь на вопрос и перестань ходить вокруг да около.
То, как он настаивал на ответе, говорило о том, что ему по каким-то скрытым причинам очень нужно было узнать, почему я отгородилась от него прочной стеной. Почему не позволяла себе чувствовать к нему больше, чем просто физическое желание.
Мы были знакомы всего неделю. Женщина во мне признавала, что я нахожу его чрезвычайно привлекательным. Девушка — что мне нравится идея мгновенной настоящей любви. Но реалист во мне понимал, что с хозяйкой многомиллионного бизнеса, коей я являюсь, такого никогда не случится.
Кроме того, Пенн был беcпощаден в достижении собственных целей. Весь опутанный ложью и скрытый полуправдой, он был не из тех, кому можно доверить что-то хрупкое, особенно мое сердце.
Тело можно раскрасить синяками.
Но они заживут.
Это не отменяло факта, что Пенн чего-то от меня хотел.
Будь это просто секс, то наши мотивы совпадали бы.
Но чем больше времени я проводила в его обществе, тем больше чувствовала, что целью его игры было вовсе не это.
Я прищурилась, пытаясь заглянуть за броню его высокомерия и узнать его истинную сущность. Но я увидела лишь человека с безграничными возможностями и самомнением. Человека гордого и напыщенного, как павлин.
«И все же…у него есть сын».
Как такой холодный и эмоционально неприступный мужчина мог воспитывать всецело подвластного ему ребенка? Где была мать Стьюи? Кто такой Ларри? Что, черт возьми, между нами произойдет, как только мы переспим?
Вопросы громоздились друг на друга, складываясь в неустойчивую башню Дженга. Один неверный ответ, и вся основа наших так называемых отношений рухнет. (Дженга — настольная игра, где игроки по очереди достают блоки из основания башни и кладут их наверх, делая башню всё более высокой и всё
Сегодня ночью я не могла позволить этому случиться.
Может, завтра.
Потому что к завтрашнему дню мы оба получим желаемое, и все вернется на круги своя. Пенн со своей ложью исчезнет из моей жизни, не успев причинить еще больше вреда.
— Ты спрашиваешь меня, почему, но я могла бы задать тебе тот же вопрос, — я пошла дальше, покинув светлый круг от уличного фонаря и ступив в омут ночи. — Почему ты от меня защищаешься?
Пенн резко остановился.
— Я не защищаюсь.
— Защищаешься.
Он стиснул челюсти, то сжимая, то разжимая опущенные по бокам руки.
— Я просто в меру осмотрителен, это совсем другое.
— Разве? — я склонила голову набок. — Забавно, как по мне, осмотрительность и защита — это одно и то же.
Пенн метнулся ко мне, схватил меня за горло и толкнул к стене жилого дома. Кирпич был жестким. Он еще жестче. Я застыла мягкой прослойкой, не имеющей ни малейшего шанса.
— Еще хоть раз попытаешься устроить мне сеанс психоанализа — очень пожалеешь.
Я сглотнула, протолкнув страх вниз по горлу сквозь стальные тиски его руки. Даже сейчас мое тело завелось под его хваткой. Казалось, моим клеткам понравились чувственные ощущения, и они принимали за них любое крепкое сжатие.
— С чего бы мне сожалеть? — едва слышно произнесла я. — Что ты сделаешь? Убьешь меня?
Я сказала это небрежно, как бы невзначай. Эту фразу часто бросают без всякой задней мысли. Но вместо того, чтобы либо проигнорировать этот избитый вызов, либо признать, что он намного опаснее, чем я предполагала, Пенн одарил меня холодной, как ножи мясника, улыбкой.
— Возможно.
У меня подскочило сердце в порыве схватить телефон, чтобы позвонить в полицию. Но сейчас мною овладели другие ощущения. Если бы похоть имела цвет, то я уже несколько дней была бы окутана красным и розовым. Теперь же меня окружал черный и темно-темно бордовый, и единственное, чего мне хотелось, это забыть, кем я была, и стать тем, кем никогда не осмеливалась.
Выпрямившись под его пальцами, я намеренно задыхалась в его железной хватке.
— А что ты со мной сделаешь, если я пообещаю не лезть к тебе в душу, и признаюсь, что вообще этого не хочу? Что ты сделаешь, если я признаюсь, что использую тебя так же, как и ты меня? Трахнешь меня?
Пенн не сводил с меня глаз, не разжимал сдавивших мое горло пальцев.
— Я же сказал, что это и собираюсь сделать.
Из-за него я всегда оказывалась в неравном положении. Мне это надоело. Если я хочу отстаивать свою позицию, то должна быть собой, а не робкой маленькой девочкой. Собравшись с духом, я пробормотала:
— Тогда хватит грозиться, и давай с этим покончим.
Он судорожно сжал пальцы. Навалился на меня всем своим весом.
— Покончим?
— Да. Я хочу, чтобы ты меня трахнул, а потом оставил в покое.