Венец лжи

Винтерс Пэппер

Он мне не нравится.

Не нравится.

Нисколечко.

Солнце сияло, сжигая мою ложь, даже если мне хотелось, чтобы она была правдой.

Внезапно мною овладела усталость, тяжелая и безнадежная, гнетущая и давящая. Мне был необходим всего один ответ, который избавил бы меня ото всех остальных вопросов. Всего один. Самый насущный.

— Хочешь, чтобы я спросила? Хорошо, я спрошу, — я сделала глубокий вдох и

бросилась в бездну. — Где ты был три года назад 19 июня?

Ничего не произошло.

Ни звуков хора, ни фанфар, ни транспарантов, ни торжественного выноса приза за правильный вопрос.

Пенн не вздрогнул, не удивился, не принялся все отрицать.

День, когда я встретила незнакомца и поцеловала его в этом самом парке, абсолютно ничего не значил для Пенна.

Оставаясь всё таким же расслабленным, он с любопытством склонил голову набок.

— Что?

Я хотела сказать ему, чтобы он об этом забыл.

Что все мои глупые поиски и домыслы полная фигня.

Я свой ответ получила.

Но теперь, сорвав этот пластырь, я уже не могла остановиться. Не могла держать это в себе.

— Это был мой девятнадцатый день рождения. Я на один вечер сбежала из «Бэлль Элль». Я бродила по городу, и на меня напали двое мужчин. Третий меня спас, — я судорожно втянула воздух, почувствовав, как на меня волной нахлынули эмоции, которые давно должны были утихнуть. — Он привел меня сюда. В Центральный парк. Мы с ним целовались.

Я шагнула ближе.

Пенн отступил назад, на его лице застыло что-то такое, что я никак не могла понять.

— Мы ели шоколад. Мы чувствовали что-то…

— Пенн, вот ты где. Ты пришел раньше, чем я ожидал.

Из проходящей мимо толпы появился мужчина с самолетом и пультом дистанционного управления, рядом с ним шел Стьюи. Малыш вцепился в пульт управления, будто умирал от желания поскорее запустить самолет, освободив его из рук мужчины.

Пенн тяжело выдохнул, на его лице проступило выражение, которое мне отчаянно хотелось понять. Его поза каким-то образом утратила свою небрежную расслабленность, и теперь напоминала гранитную статую. Губы Пенна превратились в тонкую линию. Руки сжались в кулаки.

Оторвав от меня свой пристальный взгляд, он натянуто улыбнулся. Затем со смесью вызова и самозащиты сунул руки в карманы — совсем как тот, кого я когда-то знала.

— Привет, Ларри.

Я вздрогнула.

Ларри.

«Итак, это Ларри».

У меня выработалась привычка внимательно разглядывать людей, занимающихся коммерческой деятельностью, либо каким-то образом выгодных мне представителей бизнеса. По моим предположениям, Ларри перевалило за шестьдесят, у него были темные с проседью волосы, коренастое телосложение и умные глаза, обрамленные очками в черной оправе. Он посмотрел на Пенна с величайшей нежностью и гордостью.

Пенн отступил от меня на шаг.

Незримые

связывающие нас путы лопнули и, больно ударив, разлетелись в разные стороны.

Только что сделанное мною признание исчезло, как будто его и не было, и я так и не услышала ни разъяснений, ни опровержения.

Пенн откашлялся и вспомнил о светских условностях.

— Ларри, это Ноэль Чарльстон. Элль, это Ларри Барнс. Мой покровитель.

Сразу два ответа.

Я кивнула Ларри и протянула ему руку. Его рукопожатие было теплым от того, что он держал самолет, а пальцы — грубыми, но добрыми.

— Очень приятно. Много о Вас слышал.

А распахнула глаза и бросила быстрый взгляд на Пенна. Когда, как и почему Пенн обсуждал это жалкое подобие отношений? Почему он разговаривает с другими, но никогда не разговаривает со мной?

«Потому что ты просто девочка для траха. А этот человек — часть его жизни, и с ним он делится своими секретами».

Я никогда не была ревнивой, но внезапно на себе почувствовала силу этого «монстра с зелеными глазами», понимая, что Пенн никогда не откроется мне так, как Ларри. Что я зря потратила время, пообещав себе, что мое сердце будет беспристрастно ко всем чарам Пенна. (Монстр с зелеными глазами — так Уильям Шекспир назвал ревность в своей драме «Отелло» — Прим. пер)

Я включилась в беседу быстрее Пенна и сказала:

— Я тоже рада с Вами познакомиться. Пенн как-то о Вас упоминал, — где-то в глубине души мне хотелось причинить Пенну боль, опровергнуть все небылицы, рассказанные обо мне этому человеку. — Я должна сразу прояснить несколько вещей. Я не помолвлена с Пенном и не собираюсь этого делать.

Ларри усмехнулся.

— О, я знаю, что Вы с ним не помолвлены.

Я сделала шаг назад.

— А, ну что ж, я рада. Я не знала, что наврал Вам Пенн.

У Пенна хватило такта поморщиться.

— Возможно, мои этические нормы отличаются от твоих, но Ларри я не лгу. Никогда.

Они обменялись взглядом, умещающим в себе множество лет, испытаний и доверия.

От такой интимности я почувствовала себя неловко. Не потому, что они были любовниками, как я считала раньше, а потому, что они оказались в буквальном смысле отцом и сыном. Не имело значения, что у них разные фамилии, скорее всего, их семья не имела ничего общего с кровными узами.

Мой взгляд упал на мальчика, по-прежнему ждущего свой самолет с дистанционным управлением. Его волосы развевались на ветру, а глаза светились от счастья.

Стьюи был частью этой семьи. Если слова Пенна об усыновлении правда, то совсем скоро он станет ее полноправным членом. Однако, это не помогало мне разобраться с другими вопросами. Если Пенн усыновлял Стьюи, означало ли это, что он знал мать Стьюи и делал это из чувства долга? А может, ребенка усыновлял Ларри, а не Пенн? Тогда Стьюи станет его братом?