Венец лжи
Шрифт:
— Это несправедливо, — выдохнула я в шерстку Сейдж и, подхватив ее на руки, слезла с дивана.
С каждым шагом приближаясь к входной двери я словно выпивала по бутылке вина, поэтому, стоя у порога, уже пошатывалась, словно пьяная.
Посмотрев в глазок, я увидела там Пенна, но уже переодетого в другую одежду. Сейчас на нем были светлые джинсы и белая рубашка с длинным рукавом, от которой у меня разыгралось либидо.
— Мне нечего тебе сказать, — я надеялась, что он услышит меня через дверь. — Пожалуйста, уходи.
— Я
«Десерт?»
Было десять вечера, завтра на работу. Большинство нормальных людей к этому времени уже закончили есть и укладывались спать.
Переложив Сейдж на одну руку, я неохотно открыла дверь.
— Тебе не удастся задобрить меня сладостями.
— Ты в этом уверена? — ухмыльнулся Пенн. — Дверь-то ты открыла?
Он без приглашения переступил порог, и я нахмурилась.
— Только для того, чтобы сказать тебе это в лицо.
— Скажешь мне это после того, как мы немного перекусим.
Я проворчала что-то себе под нос и закрыла дверь. Проследовав за Пенном на кухню, я на этот раз над ним сжалилась и одним простым нажатием на стену открыла шкаф со столовыми приборами.
Отыскав посуду, Пенн схватил две ложки, а затем обошел меня и направился к дивану. Он уселся на удобный кожаный диван, поставил на стеклянный кофейный столик коричневый пакет и вытащил из него две упаковки шоколадного мусса.
На них стояла эмблема пекарни «Позолоченный какао». Дорогущий магазин деликатесов, в котором продавались самые лучшие в Нью-Йорке десерты и кондитерские изделия.
Ладно, признаю. У него хороший вкус.
Сейдж решила, что ей на сегодня хватит внимания, и спрыгнула с моих рук. Изящно приземлившись на четыре лапы, она направилась в спальню, где, вне всякого сомнения, улеглась на мою подушку. Она всегда так делала, недвусмысленно намекая, что моя кровать на самом деле принадлежит ей.
— Ты съешь один, или хочешь сделать меня диабетиком? — оглянулся на меня Пенн, уставившись на мое длинное черное платье.
Я совершила большую ошибку: вернувшись домой, приняла душ, в надежде, что он поможет мне расслабиться, а затем переоделась в свою самую удобную одежду.
Без нижнего белья.
Я не хотела есть с Пенном мусс у себя в квартире без нижнего белья.
— Сядь, Элль. Черт тебя дери.
— Не выражайся, — я обошла диван и присела рядом с ним.
— Не указывай мне, что делать.
— Не заявляйся ко мне домой без приглашения.
— Не задавай, бл*дь, вопросов, на которые не готова услышать ответы.
Мы оба тяжело дышали, крепко сжав кулаки, в венах пылал огонь.
Потянувшись за шоколадом, Пенн сунул мне в одну руку стеклянную креманку, а в другую — ложку.
— Ешь. А потом, если тебе так отвратительно мое общество,
— Мне даже не хочется десерта.
— Господи, ты испытываешь моё терпение, — придвинувшись ближе, он забрал у меня ложку, зачерпнул ею неприлично много шоколадного мусса и прижал все это к моим губам.
— Ешь.
Я сжала губы. От чарующего аромата какао и сливок у меня потекли слюнки, но я отвергала не десерт, а Пенна по причинам, которые уже не могла вспомнить.
Он размазал шоколад по моим губам, накрасив их съедобной помадой.
— Элль, открой рот, — Пенн не мог оторвать от них глаз. Чем больше он дразнил меня десертом, тем ритмичнее вздымалась и опускалась его грудь. — Открой, всего один раз.
Его голос дрогнул от внезапной потребности.
Я отреагировала на его похоть, сделав прерывистый вдох, при этом мои губы приоткрылись, и Пенн просунул ложку мне в рот. Как только моего языка коснулся прохладный металл, и насыщенный вкус шоколадного мусса разлился по рецепторам, у меня из груди вырвался легкий стон.
Пенн стиснул челюсти и убедившись, что у меня во рту осталась приличная порция мусса, убрал ложку. Я не жевала. Я позволила ему раствориться и проникнуть в кровь приливом пьянящей сладости.
— Еще, — голос Пенна больше не напоминал человеческий, а походил на рычание жаждущего секса зверя.
Мои соски затвердели под платьем, и на этот раз я повиновалась без вопросов. Температура в гостиной повысилась на тысячу градусов. Пенн обжигал меня каждым движением, взглядом и приказом.
Похоть была не просто словом; она была топором, разрубавшим все оковы приличия. Смертельной пулей, парализующей рассудок. Похоть была сразу и похитителем, и убийцей.
Зачерпнув еще шоколада, Пенн тщательно облизал ложку, еще раз пройдясь по ней языком, чтобы захватить все до последней капли. Тот факт, что он ел моей ложкой, облизывал ее, окончательно свел меня с ума.
Еще одна ложка шоколада.
На этот раз Пенн придвинулся ближе, поставил креманку на кофейный столик и обхватил свободной рукой мой затылок. Лишив меня возможности отвернуться, он, тяжело дыша, прижал к моему рту ложку с муссом.
Я его открыла.
Пенн положил десерт мне в рот.
Я облизала нежную сладость.
Он вынул ложку.
Но не дал мне возможности проглотить.
Пенн резко схватил меня за шею и рванул к себе. Я упала на него, открыв от удивления рот, его губы с силой впились в мои.
Я почувствовала во рту язык Пенна, а с ним и сладкий, приторный вкус шоколада, наполненный воспоминаниями о другом поцелуе.
Незнакомец.
Я так долго боролась. Слишком долго. Терзалась слишком тягостным чувством вины. Превозмогала слишком мучительный стыд. Поцелуи с Пенном, в то время как мое сердце пребывало в прошлом, с другим человеком, меня буквально добили.