Венец Прямиславы
Шрифт:
– Одевайся, княгиня, сейчас поедем! – сказал он, обращаясь к Кресте. – Не бойся, ни вреда, ни обиды тебе не будет. Мы от князя Юрия Ярославича берестейского. Он тебя уважает, да как бы беды не вышло – уедешь, а князь Юрий хватится…
Мужчина говорил отрывисто, ловя ртом воздух, видимо, еще не остыв после схватки во дворе. Было ему лет тридцать с небольшим, его лицо с маленькой бородкой выглядело неглупым и бойким, а выговор явно указывал на новгородское происхождение: он сказал не «сейчас», а «цицяс». В этом ничего удивительного
– А ты сам-то кто будешь? – спросила Прямислава, не давая заговорить Кресте, которая, явно растерявшись, могла неосторожным словом рассеять его заблуждение.
– Я-то? – Мужчина бросил на нее беглый взгляд, но отвечал, обращаясь к Кресте: – Мироном меня крестили. А отец мой, Жирослав Буденич, в дружине у князя Ярослава Святополчича сотником был. А я теперь при князе Давиде Борисовиче, тоже сотню вожу. Спокойна будь, княгиня, мы люди крещеные, не разбойники какие-нибудь. Не обидим. Собирайся и выходи, до Ивлянки ехать не близко. Вся ночь, поди, уйдет.
«Вся ноць…» Однако, он сказал, до Ивлянки? Прямислава подумала, что ослышалась: ведь в селе Ивлянке был ее отец! Но этот, Мирон-сотник, сказал же, что он от князя Юрия, хоть и не того! Зачем же он повезет ее в Ивлянку, к Вячеславу Владимировичу? Не стоило сражаться с дружиной боярина Милюты, чтобы силой отвезти ее в то самое место, куда она направлялась добровольно.
Или князь Вячеслав уже не в Ивлянке?
Сотник Мирон, учтивый человек, тем временем ушел, закрыв за собой дверь, чтобы не мешать княгине собираться. Вот только оставить им свет он не догадался, и Зорчихе пришлось снова копаться в печке ради уголька. Но вот нянька наконец зажгла лучину, Прямислава бросилась к лежанке и выхватила у Крести из рук свою рубаху.
– Вставай! – Она встряхнула одежду, поправила рукав и бросила на лежанку. – Одевайся скорее, что глазищами хлопаешь!
– Как же… – Крестя растерянно смотрела на свой подрясник, надетый на княгиню. – Ты же мое надела…
– Рубаху надевай! Принял он тебя за меня, ну и слава Богу! Побудешь немножко княгиней, ничего тебе не сделается! Не съедят тебя, он же сказал, что не обидит! А я назад к князю Юрию не хочу!
– Да что ты, нельзя, грех-то какой! – Крестя пришла в такой ужас, что даже решилась противоречить княгине. – Из монастыря да мирское платье надеть!
– Ты же еще не пострижена, так что и грех невелик. А если грех, то игуменья отмолит, отец Сильвестр отпустит, я их попрошу. Поговори у меня! – напоследок пригрозила Прямислава, и Крестя нерешительно взялась за рубаху.
– А что толку? – К ним подошла Зорчиха
– Он сказал, нас не в Берестье повезут, а в Ивлянку! – поправила Прямислава. Ее била дрожь, но, к счастью, опасность не лишала ее сил, а, напротив, заставляла лихорадочно искать выход. – В Ивлянку! А там отец!
– С чего бы он тебя повез к князю Вячеславу, когда мужу вернуть хочет?
– Не знаю! Или они не знают, что Вячеслав Владимирович в Ивлянке, или… Ну, не знаю! – У Прямиславы не было времени придумывать внятное объяснение. – Как Бог даст! Да одевайся же ты, тетеря, сейчас опять мужики придут, а ты в одном исподнем сидишь!
Стыд заставил Крестю опомниться, и она зашевелилась.
– Причеши ее! – шепотом распоряжалась Прямислава, торопливо распуская собственную косу, чтобы заплести заново. Черный Крестин платок она уже прибрала, а той подсунула свой, белый, с синей ленточкой по краю.
– Но как же? – Предстоящим превращением Крестя была напугана не меньше, чем самим ночным нападением. – Я не знаю…
– Ничего тебе знать не надо! – убеждала ее Прямислава. – Молчи себе!
– А если что спросят…
– Да кто они такие, чтобы с Юрьевой княгини что-то спрашивать? Не желаешь ты с ними говорить, и все! Да и что им у тебя спрашивать, ты всю жизнь в монастыре прожила… я то есть.
– Я князя Юрия и в глаза-то не видела…
– А я видела, да забыла давно рожу его бесстыжую. Встречу – не узнаю. Да и он не узнает. Поди, сам еще тебя за меня примет!
Эта мысль так позабавила Прямиславу, что она едва не рассмеялась.
– Если что, зови меня Крестей! – велела она напоследок, когда в сенях послышались шаги.
За ними пришел сотник Мирон и был доволен, что княгиня и обе ее челядинки готовы в дорогу.
– Иди, иди, княгиня! – Открыв перед женщинами обе двери и светя факелом, он второй рукой, уже свободной от меча, вытертого и вложенного в ножны, делал приглашающие движения вперед. – Проходи, вон твоя кибитка стоит! Из пожитков чего донести? Помочь?
– Справимся… помогальщик выискался… – ворчала Зорчиха, проходя мимо него с единственным взятым в дорогу коробом.
– А где боярин Милюта? – спросила Прямислава, поддерживая под локоть Крестю. Той, похоже, казалось, что земля треснет под ногами, если она покажется во дворе в мирском платье.
– В реку свалился, утоп, видно, раб Божий! – Мирон торопливо перекрестился. – Сам виноват, мы его добром просили. Бог наказал – грех жену от мужа увозить! Ну, иди, иди, княгиня!
Когда они проходили мимо, он слегка шлепнул Прямиславу по бедру – то ли подгонял, то ли кто его знает… Она вздрогнула, но промолчала: она сейчас не в том положении, чтобы возмущаться.