Венец творения
Шрифт:
— О да, она косила на правый глаз, причем сильно. И у нее было родимое пятно во всю левую щеку, такое уродливое, красное. И скрипучий голос! Но я ее взяла, потому что мне красавицы в качестве персонала нужны не были! Зачем Толика в искушение вводить?
Медбрат толкнул ее в плечо и заявил:
— Прикрой рот, Дохилина! Иначе в карцер отправлю!
И, развернувшись к Жене, повторил:
— Уходите, иначе я вызову охрану!
— Я вам помогу! — сказала Евгения и вышла из бокса. В коридоре ее ждал другой медбрат, который вывел ее из закрытого блока. На прощание
— Убедились, что она не ангел во плоти? И что она виновна?
Женя ответила:
— Да, она не ангел во плоти — как и любой из нас. А вопрос виновности вы, если мне не изменяет память, поднимать не хотели. Так отчего же уже загодя вынесли вердикт? И я убедилась — она невиновна!
И, оставив профессора с раскрытым ртом, ушла прочь.
По дороге домой Евгения обдумала ситуацию, Что же, из того, что ей удалось узнать у профессора Нехороших, а также у жертвы интриг сатанистов Кристины, вырисовывалась далеко не самая приятная картина.
И, что хуже всего, все эти события были напрямую связаны с Мухиной дачей, а тем самым — с Артемом и с ней! Позволяло ли это сделать вывод, что им грозит опасность? Пока Женя этого не знала.
Она по-прежнему боролась с искушением поведать мужу о том, на след чего ей удалось выйти. Но что это даст? Пока что ничего! Значит, надо было вести расследование собственными силами, чем она уже и занималась.
Но ей требовались союзники или, по крайней мере, единомышленники. Могла ли она положиться на кого-нибудь в данной ситуации?
Например, Калерия Ильинична Убей-Волк. Женщина неуемная, отзывчивая, энергичная. Уж чересчур энергичная… Чужая душа — потемки, и никто толком не знал, какой человек директриса на самом деле. Быть может, вовсе не тот, за кого себя выдает и кем желает казаться в глазах окружающих. А ее опека походила уже практически на слежку. Как будто… Как будто Мухина дача была тюрьмой, Женя с Артемом — заключенными, а Калерия — надзирательницей…
А быть может, это так и было?
Значит, на директрису полагаться не стоит, как не стоит раскрывать до конца свои карты, позволяя той быть в курсе импровизированного расследования.
Имелся кузен Убей-Волк, этот сумасбродный, если не сумасшедший, Леонтий Павлович Безхлебицын. Похоже, он что-то знал, и это означало: его надо было взять в оборот. Наверняка он в курсе того, что имеет место на Мухиной даче, однако или боится это сказать, или не хочет. Только кого он боится — уж не своей ли милой энергичной кузины-директрисы?
В любом случае, ожидать от Безхлебицына толку было просто-напросто глупо: помочь он все равно ничем не мог, а своим неуемным темпераментом и идиотскими поступками мог многое испортить. И язык за зубами он держать не умеет уж точно…
Следовательно, о нем как о помощнике стоило забыть. Наконец, имелся еще профессор Нехороших, но тот мало того, что был стар и сидел в инвалидной коляске, так тоже был, кажется, с большим приветом. В истории российского и наверняка зарубежного сатанизма он разбирался отлично, но практической помощи от старца ждать не приходилось.
А кроме того…
А кроме того — у нее больше никого просто не было! Значит, оставалось полагаться на одного человека — на себя саму! Тем более если верить всем этим жутковатым сказкам, то именно в ней самой и было дело — вернее, в ее имени…
Последующие дни пролетели неимоверно быстро, тем более что работы было непочатый край: как с клиентами, так и на Мухиной даче. О «Елене Ивановой» никто, в том числе и в агентстве, ничего не знал — это была самозванка с поддельными документами и с бросающимися в глаза приметами, являвшимися наверняка гримом. Так что найти эту «Елену Иванову» не представлялось реальным…
И снова возникли рабочие, присланные деловитой директрисой, желавшие заняться проводкой на втором этаже. Женя понимала, что если откажется от этого, то Убей-Волк тотчас заявится к ним в гости со своим вареньицем, печеньицами и причитаниями и не уйдет до тех пор, пока Евгения не капитулирует.
В тот вечер она сидела в своем кабинете, временно располагавшемся в кухне, и работала над новым проектом. Углубившись в расчеты и одновременно подбирая подходящий девиз для очередного свадебного торжества, которое она как раз планировала, Евгения вдруг услышала голос одного из рабочих.
Тот, заглянув в кухню, произнес:
— Эй, хозяйка, посмотрите, мы там, кажется, на какой-то тайник наткнулись!
Женя быстро встала из-за стола, чувствуя, как ее бросило в холод, а потом в жар. Странно, но в последние дни с ней это случалось постоянно. Не хватало еще, чтобы она подцепила простуду или вообще свалилась с температурой!
Они поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору. Там располагалась достаточно большая комната, отличительной чертой которой было то, что в ней не было окон. Точнее, когда-то были, однако их уже давно замуровали. Для кладовки комната была уж слишком просторная, а жить в ней не хотелось — впечатление она производила мрачноватое.
Комната была забита старыми вещами, в основном поломанной и негодной мебелью, от которой пришлось избавиться — никто из антикваров и старьевщиков покупать ее не хотел. Женя решила, что здесь будет неплохо устроить гардеробную, а окна можно снова прорубить.
Самое удивительное, что раньше комната, по всей видимости, была детской— об этом свидетельствовали старые обои, обнаруженные под слоем других, более современных, в то время, когда обдирали стены. Женя даже сохранила кусок этих милых обоев — некогда сиреневые, они теперь окончательно выцвели. Были заметны ряды плюшевых медвежат, шагающих утят в матросских бескозырках и ежиков с грибами и ягодами на спине. Судя по всему, обои были еще дореволюционных времен.