Венеция. Прекрасный город

Акройд Питер

Венеция всегда была городом клубов, обществ и братств, каждое из которых представляло собой государство в миниатюре – каждое со своими руководителями, праздниками, фестивалями. Кроме того, в городе существовало тридцать или больше академий, где наиболее образованные венецианцы могли собираться и беседовать. Среди них были Академия философов и Академия дворян, находившиеся на острове Джудекка; подобный подход был вполне оправдан, аристократы получали таким образом возможность на время оставить политические учреждения и коммерческие центры, и обсудить материи более возвышенные. География лагуны, с точки зрения венецианцев, также имела весьма важное значение.

Существовали и так называемые салоны – и официальные, и неформальные, в которых ученые и интеллектуалы могли свободно общаться с представителями

наиболее значимых аристократических семейств. Зачастую эти салоны становились центрами меценатства; в городе, склонном к следованию моде во всех сферах жизни, они служили и своего рода рынками, где предлагались и распространялись самые новые идеи и фантазии. Особой популярностью пользовались пение, декламация стихов, игра на музыкальных инструментах, порой даже танцы. Однако сейчас невозможно сказать наверняка, насколько информация, которой обменивались посетители салонов, была выше банальных сплетен и слухов разной степени достоверности.

Одним из самых известных итальянских ученых, кого очаровала Венеция, был Галилео Галилей. В двадцать восемь лет власти города назначили его ведущим лектором по математическим наукам в университете Падуи, бывшей в те времена венецианской колонией. На этом посту он провел восемнадцать лет. Занимаясь теоретическими и прикладными науками, Галилей изобрел термометр и телескоп, причем его обращения к властям Венеции с просьбой о покровительстве были подкреплены вескими аргументами практического плана: ученый очень хорошо изучил характер города. Когда в 1609 году Галилей сконструировал первый телескоп, он писал правящему дожу, что это устройство способно «принести неоценимую пользу в любом деле как на суше, так и на море, ибо с его помощью можно обнаруживать вражеские суда и их паруса на расстоянии значительно большем, чем обычно». Возможности своего изобретения Галилей продемонстрировал с крыши колокольни на площади Святого Марка, что произвело весьма сильное впечатление на представителей городского управления. Через несколько недель Галилей получил пожизненный титул профессора астрономии с содержанием, втрое превышавшим размер платы, когда-либо назначавшейся университетскому преподавателю.

Мы, таким образом, можем отметить практическую сметку венецианцев. В этом городе не было пассивных созерцателей. Венеция не дала миру ни Платона, ни Макиавелли. Здесь не любили мечтать об утопиях и не задумывались о теориях и догмах. Жители города мало интересовались чистой и систематической наукой как таковыми; для венецианцев ключом к истине было эмпирическое знание. Именно опыт, а не исследование закономерностей, был для них горнилом, в котором выплавлялись те или иные решения. В этом отношении, кстати, венецианцы стоят довольно близко к английскому практическому гению. Их здравый смысл и способность адаптироваться к любой ситуации были общеизвестными; в дипломатических переговорах они умели находить компромисс и примирять между собой различные точки зрения. В любых мирских делах венецианцы демонстрировали эффективность и отсутствие сентиментальности.

Да, в городе не было создано сколько-нибудь значительных поэтических произведений, зато он прославился исследованиями по гидростатике, географии, гидравлике и астрономии. В таких сугубо практических отраслях, как изготовление стекла и инструментов, венецианцы также проявили завидную практическую сметку. Именно они изобрели мольберт и статистику, но, пожалуй, самым значительным интеллектуальным достижением венецианцев стало практическое книгопечатание. Иоганн Гутенберг создал европейский способ книгопечатания подвижными литерами в середине 1440-х годов. А в Венеции первая лицензия на производство печатной продукции была выдана в 1469 году; венецианский Сенат решил, что «это замечательное изобретение нашего времени, совершенно неизвестное в прошлом, подлежит самому широкому внедрению и усовершенствованию». И в этом венецианские сенаторы опередили английского первопечатника Уильяма Кэкстона.

Городские власти очень своевременно поняли коммерческую перспективу новой технологии, и город быстро превратился в крупный центр европейского книгопечатания. В 1486 году для отдельных печатных изданий власти ввели привилегию копирайта, что гарантировало владельцам типографий получение прибыли. Это был первый в мире

случай законодательного закрепления авторского права. Венецианские банкиры с удовольствием финансировали создание новых печатных предприятий. Бумага тоже была своей – она поступала из района озера Гарда, находившегося на венецианской территории. Налицо, таким образом, были все условия для массового производства и, как сказали бы в наши дни, для массового маркетинга. Действительно, книгопечатание было первой технологией серийного производства, позволявшей создавать одинаковые объекты, обладавшие одинаковой стоимостью. Было только справедливо и естественно, что именно Венеция стала пионером нового вида бизнеса. Уже в 1474 году город был полон книг. Кажется, даже во времена Контрреформации осуществляемая венецианскими властями цензура была не такой жесткой, как в других итальянских городах-государствах. В начале XVII столетия в Венеции насчитывалось почти две сотни типографий, производивших около одной шестой всех выпускавшихся в Европе книг.

Венеция производила великолепные книги, но не литературу. Самый известный венецианский печатник Альд Мануций когда-то был странствующим ученым в Бассанио в окрестностях Рима. В Венецию он прибыл как лектор, но, несмотря на все свое образование, довольно скоро проникся царившим в городе коммерческим духом. Мануций сообразил, что его познания в области классической литературы можно упаковать в красивые обложки и продать, как продается упакованный в коробки изюм. В 1494 году он основал типографию для издания текстов на греческом. В этой работе ему помогали греческие ученые, бежавшие из гибнущей Византии с грузом классической филологии в головах; впрочем, с собой они прихватили наиболее ценные рукописи и комментарии. Так, фактически случайно, Венеция стала форпостом возрождающегося просвещения. Коммерческая жилка венецианцев неожиданно принесла богатые плоды в интеллектуальной сфере.

Летом 1502 года появилось издание пьес Софокла с выходными данными Venetiis in Aldi Romani, открывшее серию тщательно отредактированных изданий наиболее авторитетных греческих авторов. Очень красивыми были шрифты – греческий, латинский, еврейский; многие из них используются и по сию пору. Рукописи набирались очень аккуратно, причем шрифты изяществом зачастую соперничали с каллиграфическим почерком, каким был написан оригинал. Типографии превращались в академии, нанимавшие приезжавших в город ученых для редактирования текстов и вычитки готовых отпечатков. Греческих ученых охотно брали на работу и в качестве наборщиков.

Так постепенно рос и расширялся Альдийский кружок, ставивший задачей распространение знаний; основным языком общения внутри кружка был греческий, что позволяло Мануцию говорить о Венеции как о новых Афинах. Членами кружка были Эразм Роттердамский и другие странствующие ученые и гуманисты; впоследствии Эразм вспоминал, что работники, числом около тридцати трех, спали прямо в типографии; пища, которую они получали, показалась ему скудной, а вино – кислым.

Альд Мануций часто общался с венецианскими аристократами, считавшими себя покровителями наук, которые были убеждены в том, что деятельность издателя способствует еще большему прославлению Венеции. Впрочем, со временем гостей, желавших переговорить с Мануцием, стало так много, что он поместил у своего дома на углу campo Сан-Агостино такое объявление: «Кем бы вы ни были, Альд настоятельно просит излагать ваше дело как можно короче и не задерживаться, если только вы не намерены оказать нам содействие, подобно Геркулесу, предложившему помощь усталому Атласу. И для вас, и для любого, кто последует вашему примеру, работа всегда найдется».

Между тем превращение науки и знаний в товар имело и другие последствия. Утверждалось, к примеру, что изобилие книг сделало людей менее трудолюбивыми. Приходилось слышать и жалобы на вульгарность новой технологии. Впрочем, в эпоху культурных перемен те, кто опирается на старые порядки, всегда испытывают обеспокоенность. Издательство Альда сделало важное дело, представив античных классиков широкой аудитории – его книги были меньше и дешевле, чем любые другие издания. Некоторые ученые, однако, восприняли результаты его деятельности как угрозу собственному культурному превосходству.