Венера из меди
Шрифт:
– Очень сдержанно. На твоей табличке есть свободное место. Что ты удалил в конце?
– О… она не могла решить, добавлять ли "имеющая большие заслуги перед ним". В конце концов, она по каким-то причинам отказалась от этого.
Невинная фраза, широко в ходу на надгробных плитах, что ставят жены или их неофициальные эквиваленты. Иногда, несомненно, дань содержала иронию. Но любой, кто ее прочитает, догадается о тесных отношениях.
Таким образом, я мог объяснить каменотесу причину, по которой Северина была вынуждена опустить эти слова. Как бы она не хотела сказать добрые слова о своем поклоннике
LXIV
Мне казалось, что с тех пор как я в последний раз посетил дом на Счетной улице минула целая эпоха. Была ночь, но дом был залит светом; у нее было три богатых наследства, чтоб заплатить за масло в светильниках. В большинстве домов уже перестали бы работать. Но Северина делала единственное, что оставалось домоседливой девушке, у которой не было никакой возможности заполучить мужа на этой неделе – сидеть у своего ткацкого станка, планируя, как поймать другого.
Я наблюдал за ней, вспоминая как моя сестра Майя говорила, чтоб я обратил внимание, насколько она была искусна в ткачестве. Я считал, что она была искусной ткачихой. Даже если во всем остальном она и лгала, но работала она уверенно. Когда я вошел, она не перестала перекидывать челнок, хотя и выглядела рассерженной.
– Обед давно закончился, Фалько!
– И ужин тоже! Жаль.
Я подошел к дивану, так что ей пришлось отвернуться от своей работы. Я устало прикрыл лицо ладонями.
– Зотика! Сегодня одно испытание за другим, Боги, как я устал…
– Тебе что-нибудь дать? – она почувствовала себя обязанной что-нибудь предложить.
– Нет. Все что я хочу, незамысловатая компания и беседа с другом!
Я глубоко вдохнул, и с шумом выпустил воздух из легких. Когда я я поднял глаза, она совсем забросила свой моток шерсти и с тревогой смотрела на меня.
– Я только что побывал у Гортензиев. А до этого у Присцилла.
– Что случилось?
Теперь она сидела как на иголках, предвкушая знаменательное событие. Она знала, что я пришел чтоб завершить это дело. Волнение было ее образом жизни, мне пришлось бы нанести неожиданный удар, чтоб поколебать ее, или я ни за что не добьюсь успеха.
– Слабое актерство и ложь, главным образом! Так или иначе, я повернул все это дело к твоей пользе… Боюсь, эти бабы напоили меня, а не я сам… – я ухмыльнулся, затем всплеснул руками. – Я чувствую себя запачканным, Зотика! Я рассержен, что мне пришлось играть. Я особенно рассержен на не слишком тонкие намеки, что я – всего лишь еще одна привлекательная статуя, который любая вольноотпущенница, у которой больше денег, чем художественного вкуса, может себе купить!
Я с удовольствием расплылся по дивану.
– Мне нравится быть настоящей находкой. За прожитые годы я получил один или два удара, которые уже не выправишь снова, но моя личность была отполирована так, что стала бы ценным приобретением для знатока…
– В чем дело, Фалько? – Северина захихикала.
– Ни в чем. Фактически, я думаю, что все в порядке. Я думаю, что не имея на руках и клочка неопровержимых улик, я напугал всех тех, кто сам привык пугать!
– Тогда расскажи мне это!
Я стал загибать пальцы:
– Крепито и Феликс
– Как тебе все это удалось?
– Пустяки! Убедительность и обаяние. При этом Атилия и Поллия напуганы, что если они что-то сделают не так, то я пошлю их на арену ко львам за их попытку отравить Нова. Взамен моего молчания они будут заниматься благотворительностью – в их собственном расточительном стиле, разумеется. Я убедил их направить свою энергию на учреждение школы для девочек-сирот. Ты ведь сирота, не так ли? Я мог бы похлопотать о местечке для тебя там, если хочешь…
– Сколько вина они в тебя влили?
– Недостаточно, это был очень хороший год для изготовления вина!
Северина смеялась надо мной. Я ей широко улыбался. Внезапно она поняла, что веселость была уловкой, и я был совершенно трезв после всего.
– Сегодня мой дом разрушился, – сказал я. Я позволил улыбке покинуть мои глаза. – Но ты, разумеется, все знаешь об этом.
LXV
Я наблюдал, как Северина терзалась от неопределенности.
– Какая была бы ирония, Зотика, если бы я привел тебя в суд не из-за кого-либо из твоих мужей, или даже из-за убийства Нова, но обвинил бы в смерти людей, кто умерли сегодня! Старушка, я слышал только как она стучала в стену, и семья, про которую я даже не знал, что они жили там.
Мы оба сидели не шевелясь.
– Почему ты не задаешь вопросы? – усмехнулся я.
Она выдавила из себя:
– Твоя подруга в порядке?
– А тебе то какое дело?
Ее, все еще голубые, глаза уже давно сообщали, что она чувствует приближение опасности, но ее мысли лежали столь глубоко, что о них невозможно было догадаться.
– Ты ее знала, не так ли? – спросил я. В моем голосе было достаточно стали, чтоб она подумала, будто Елена погибла. – Она ходила в те же бани, что и ты.
– Я думала, это ты ее послал…
– Да, я понимаю тебя. Но ты ошибаешься. Это была ее собственная идея. Она, должно быть, хотела узнать, с кем я имел дело. Она никогда не говорила мне, или я запретил бы ей – попробовал бы, во всяком случае. Я в нее сперва и влюбился, из-за присущего ей духу противоречий.
– Что с ней случилось? – спросила Северина.
– Дом обрушился. Все, кто оказался внутри, погибли, – я сделал паузу. – О, нет необходимости даже раздумывать, мол стоит признаваться, Зотика, или нет! Я знаю, кто виноват. Косс мне рассказал. Ты знала. В сущности, это ты отдала распоряжение. Затем твой слуга пришел ко мне, чтоб предупредить меня, это была жалкая попытка заманить сегодня меня сюда – не заботясь, что кто-то может еще оставаться там!