Венгерский набоб
Шрифт:
Опять он вышел к Майерше спросить, сказала она дочери, что он женится на ней.
– О да, и видно было, что она рада очень.
Это его немножко успокоило, и, вернувшись в гостиную, он стал развлекать мосье Гриффара.
Уже чай подали и графиня X спела «Casta diva», [230] когда к Абеллино протиснулся его лакей.
– Барышня Майер только что вышла из кареты, я видел, – шепнул он ему на ухо.
Абеллино сунул ему несколько золотых – все, что нащупал в кармане, и немного приободрился. Встал, посмотрелся в зеркало. Внешности он был привлекательной, надо отдать ему должное. Завит безукоризненно, усы и борода самые живописные, лицо чистое, шейная косынка восхитительная, и жилет великолепен.
230
«Casta diva» («невинная богиня», ит.) – ария из оперы Винченцо Беллини (1801–1835) «Норма».
«Quanta species», [231] – сказала бы про него Эзопова лиса.
Вошел камердинер доложить о гостях (Абеллино увидел его в зеркало) и возгласил по-французски с салонной торжественностью:
– Madame Fanny de K'arp'athy, n'ee de Mayer! [232]
«Тьфу ты, – подумал Абеллино, – девица-то всерьез моим именем пользуется. Ну да пусть, коли нравится. Вреда от этого не будет».
– Ах, брак? – воскликнул г-н Гриффар. – Вы браком сочетались?
231
«Какие мы важные» (лат.); так говорит у Федра лиса, насмехаясь над неживой, неодушевленной трагической маской.
232
Госпожа Фанни де Карпати, урожденная де Майер! (фр.)
– Морганатическим, – отшутился Абеллино.
Часть гостей с любопытством устремилась навстречу новоприбывшим, хозяин (г-н Кечкереи) подошел к дверям, камердинер их распахнул, и на пороге явилась молодая дама в сопровождении мужчины. Удивленье на миг сковало все языки. Красота ли ее лишила всех дара речи? А дама была поистине красива. Простое, но дорогое кружевное платье мягкими складками облегало ее изящную фигуру, по моде тех времен слегка приоткрывая полные ножки для восхищенных взглядов; воздушного брюссельского кружева косынка обвивала пышные волосы, которые длинными локонами по-английски, с двух сторон, ниспадали на беломраморные плечи и дивной красоты грудь. А это нежно-розовое личико, этот величественный взор; эти жгучие черные очи, полные чувства, страсти, в противоположность детским еще губками которые выдавали спящую сном невинности душу, – не так, в свой черед, гармонировали с нежными ямочками на щеках и подбородке, едва она улыбнется! Ямочки эти с ума могли свести.
А она улыбалась, подходя к г-ну Кечкереи, которьй не знал, что и сказать.
Фанни поклонилась.
– Сударь, я с радостью приняла любезное приглашение пожаловать к вам с семейством; вот муж мoй господин Янош Карпаты! – указывая на вошедшего ней, промолвила она.
Кечкереи не мог ничего придумать, кроме того, что безмерно рад, в явном замешательстве ища между тем глазами Абеллино.
Но тот в соляной столп обратился там, у своего зеркала, как Лотова жена.
А Янош Карпати – веселый, сияющий, блистательный – все жал руку хозяину дома, словно старому знакомцу.
– Пожелайте мне счастья, уважаемый друг! – берет свою супругу под руку, сказал он. – Нынче приобрел он сокровище неземное, и нет никого меня блаженней. Теперь и рая мне не надо, я и на этом свете как в раю!
И, смеясь, лучась радостью, присоединился к остальному обществу, всем и каждому представляя жену, осыпаемый поздравлениями в ответ.
И на все это вынужден был смотреть Абеллино.
Смотреть и думать: девушка, которую он столь упорно преследовал, отдала руку его дяде и для него теперь навек недосягаема.
Если б на небо ее забрали или в пекло самое, в замке держали на отвесной скале или ангелы мести oxраняли с подъятыми огненными мечами, и то не была бы она столь недоступна, как огражденная этим магическим именем: «Супруга Яноша Карпати».
С супругой Яноша Карпати отношений никаких не завяжешь.
Все взоры, устав любоваться прекрасной новобрачной, обратились на Абеллино. И во всех читались ирония, откровенная насмешка.
Денди, вместо собственной свадьбы угодивший на чужую!
Посрамленный фанфарон, чью дульцинею похитил его собственный дядюшка!
Абеллино почти облегчение доставило увидеть еще одного человека, ошеломленного происшедшим: мосье Гриффара. Но и тут он себе не изменил, осведомись у него в обычной своей глумливой манере, будто все это только банкира и волновало:
– Qu'en dites vous, monsieur Griffard? [233]
– C'est bien fatale! [234]
– Mon cher Абеллино, – раздался вдруг возле фальцет Фенимора. – Похоже, это вы задолжали мне тысячу золотых. Ха-ха-ха!
233
Что вы на это скажете, мосье Гриффар? (фр.)
234
Весьма фатально! (фр.)
Абеллино в ярости обернулся и оказался лицом к лицу с дядей, который направлялся с супругой как раз к нему.
– Дорогая, это мой драгоценный племянник, Бела Карпати, – с самой доброжелательной улыбкой отрекомендовал он их друг другу. – Дорогой племянник, поручаю мою жену родственным твоим заботам.
Вот он, сладчайший миг, который предвкушался им заранее; миг утонченной мести, зародившейся в сердце преследуемой девушки и воспламенившей взоры незлобивых существ, коим Фанни о ней поведала.
Охотник в яме! В вырытой им самим западне. Перехитренный, презираемый, наказанный.
Поджав губы, Абеллино сдержанно поклонился, белый как мел.
Янош Карпати двинулся дальше – познакомиться с самим мосье Гриффаром, который выразил живейшую радость по поводу того, что видит его в столь добром здравии.
Абеллино же, едва они отвернулись, заложил большие пальцы за края жилета и как ни в чем не бывало с высоко поднятой головой прошествовал непринужденной поступью через гостиную, что-то напевая и, казалось, не замечая ни шепота, ни смешков вокруг себя.
Он спешил в ломберную.
Уже открывая дверь, услышал он общий смех, даже хохот, и резкий фальцет Фенимора, выделявшийся среди других голосов. При появлении Абеллино смех и оживленный разговор разом смолкли, все постарались принять вид серьезный и спокойный.
Что может взбесить сильнее?
Абеллино подвинул стул к столу, сел.
Какого шута они не смеются, не продолжают разговора? И чего пыжится этот Фенимор, серьезность на себя напускает, отворачивается поминутно?
– Сдавайте, что ли, наконец!