Венок Альянса
Шрифт:
– Ты деморализована, это понятно, и естественно обидеться на то, что он не сказал тебе… Но пойми, об этом не так-то легко заговорить. Для мужчины – сложнее… К мужчинам более пристрастное отношение, по крайней мере, насколько я могу судить об этом по тому, что знаю о землянах… Это воспринимается как… отрицание их мужественности, как то, что они уже не полноценные мужчины. Ты для него – друг его детства, почти сестра, логично, что он боялся… что ты оттолкнёшь его.
– Нет, Штхейн, не утешай меня. Я достаточно злоупотребила твоей добротой, твоим доверием мне. Я возомнила, что помогаю тебе. Я, имевшая глаза и не видевшая, почему мои чувства безответны, спорившая с сердцем
– Ради Дрошаллы, Шин…
Дверь со стуком распахнулась, и в кабинет ворвался цветущий, лучащийся позитивом Андрес Колменарес.
– А… Простите, у вас тут серьёзный разговор, я не вовремя? Я просто не думал, что тут кто-нибудь может быть, а мне вот чертовски захотелось поработать, тем более время до вечера куда-то девать надо… Но раз так – пойду прогуляюсь ещё где-нибудь.
– Постойте, Андрес… Возможно, вы, как земной мужчина, можете нам помочь. Скажите, что вы сказали бы, если б узнали, что какой-то ваш знакомый мужчина любит не женщину, а мужчину?
Андрес почесал голову, несколько, честно говоря, ошарашенный если не самим вопросом, то тем, кто и в какой момент его задал.
– Ну, сложно сказать так определённо… Смотря, наверное, о ком речь. О ком-то сказал бы, что так и знал, о ком-то – удивился бы…
– Нет, я немного не об этом. Что у вас, землян, принято говорить, чтобы… Ну, вернуть такого человека на путь истинный?
Андрес отворил рот, а потом рассмеялся.
– О, это сложная тема, разное… принято-то… Но обратились вы с этим как-то не по адресу, я сам никогда не считал, что тут нужно что-то говорить, кроме как… ну… поздравить, если взаимно, и посочувствовать, если нет…
Глаза Штхиукки и Шин Афал одинаково округлились.
– То есть… Вы не считаете это… недопустимым, грязным, извращением, как принято это считать у землян?
– Ну, вообще – не у всех землян это прямо принято. Разные у нас, конечно, есть… До сих пор Земля-матушка идиотами богата… Но я не с ними, не.
– Почему? Вы же… нормальный мужчина…
Андрес прошёл к кофейному автомату, нацедил в стакан чая, какое-то время придирчиво осматривал содержимое стакана, затем опёрся спиной о стену и воззрился на девушек, потягивая приятно кисловатый напиток.
– Ну, нормальный я не со столь давних пор, а вообще-то, если кто-то здесь ещё не знает, я бывший псих и террорист, так что мне на многие общественные условности плевать можно… А у нас на подобный вопрос Игнасио как-то сказал, что знает только три извращения – хоккей на траве, балет на льду и попытку срастить плазменную MJ-200 с нашей передвижной установкой. Вообще, я даже удивлён и умилён слышать такие вопросы после того, как здесь хотя бы какое-то время жил Андо Александер.
– А что Андо?
– Ну… тоже не считал это извращением и практиковал много и любовно. Лично готов засвидетельствовать.
– Но… Но Андо… У него ведь есть жена, сын…
– А одно другому когда-то мешало? – Штхиукка отошла от шока быстрее своей минбарской подруги, - я ведь говорил, многие наши мужчины были женаты и имели детей, и иногда искренне были уверены, что любят своих жён… До того, как встречали кого-то, кого любили гораздо сильнее.
– Ну да, и это тоже, - кивнул Андрес, - Андо говорил, что любит её, любит действительно сильно и крепко, что, может быть, это единственная женщина во всём мире, которая значит для него так много… Но это совершенно не мешало ему любить мужчин, как любил до того, как встретил её.
–
– Хо, забавно, вот совсем недавно же подобный разговор имел… Да с чего, с чего вы воспринимаете человека как… некий конечный, невосполнимый ресурс, в личном плане? Ну, даже и было б так… Наверное, конечно, это круто - отдать всё, что есть и внутри, и снаружи хорошего, одному человеку. Чтоб сразу и много. А если такого человека нет? Сколько его ждать - полжизни, всю жизнь? А если не дождёшься никогда? Ну, к примеру, твоя самая истинная и подходящая половинка умерла в раннем детстве? Ведь даже в наше время, при всех чудесах медицины, дети иногда умирают. А они тоже чьи-то половинки, разве нет? Или твоя половинка живёт там, куда ты никогда не доедешь, просто возможности нет. Тогда остаётся два пути - или раздать это тепло, возможно, неподходящим, не твоим людям, которые потом, вполне вероятно, уйдут, найдя свои настоящие половинки, но до тех пор успеют тебе тоже что-то дать, или пусть этот нерастраченный огонь сожжёт тебя изнутри?
– Ну, никто не говорил прямо об одной-единственной настоящей половинке, это слишком упрощенно, и… Я понимаю, о чём вы говорите, конечно, понимаю. Но… разве это не несколько… жестоко по отношению к человеку, не обман, подпитывание ложных надежд?
– Заниматься с ним сексом не по большой любви, а по интересу? Ну, это как посмотреть… По-моему, так лучше дать хотя бы что-то, чем гордо-благородно не дать вообще ничего. К тому же, как знать, на моей памяти нередко люди чуть ли не знакомились в постели, а потом были вместе до тех пор, пока смерть не разлучала их… Разлучала, правда, достаточно быстро… И вот поэтому – стоило ли терять время из каких-то надуманных соображений приличия, не в обиду никому здесь, конечно?
Высокая, сроду не знавшая стрижки трава у зарослей сирени, окружающих беседку, скрывала лежащих полностью. В это время года она уже отцветала, её тёплым, пряным запахом был пропитан воздух. Пальцы Винтари рассеянно скользили по погнутым стеблям, по опадающим светло-зелёным соцветьям – такими же ласковыми, невесомыми касаньями, как пальцы Дэвида на его груди, в его волосах.
– Если ты… думаешь о том, что это неправильно, и это должно закончиться – то прошу, не думай об этом, хотя бы какое-то время, потому что я хотел бы, чтобы это не заканчивалось никогда. Ты думаешь о том, что не знаешь, что принесёт завтрашний день… Но может быть, он не принесёт ничего плохого, может быть, наша жизнь может остаться такой же, какой была, мы ведь… достаточно малые частицы Вселенной, чтобы она не вынуждена была постоянно думать о том, как усложнить нам жизнь?
– Не знаю… Ты говорил не раз, что мой родной мир представляется тебе стеной мрака, встающей за моей спиной и жаждущей меня поглотить. Да, знаю, ты уже не думаешь так после того, как побывал там, точнее, не совсем так… Но всё же, хотя бы отчасти, и я чувствую его сейчас тенью, нависшей над нашей жизнью. Иногда мне кажется, что в нашем мире обитает некая незримая сила, которая, почувствовав, что какому-то жителю нашего мира вдруг стало очень хорошо, стремится во что бы то ни стало уничтожить его счастье, и побольнее… Потому что счастливые на этой земле не нужны, нужны те, кого боль, неустроенность будет толкать на любые дела, любые свершения, чтобы только забыть о том, чего пришлось лишиться.