Венок усадьбам

Греч Алексей Николаевич

Как уже говорилось выше, оба памятника — Екатерине II в Фенине и фельдмаршалу Румянцеву в Гомеле — восходят к “Статуе Мира” Кановы. Они совершенно однотипны, их автором является известный русский скульптор Демут-Малиновский, несколько лет учившийся своему художеству в Риме у Кановы. Совершенно так же, как Канова беззастенчиво перерабатывал антики иногда — как то показывает пример Персея — Аполлона Бельведерского с очень незначительными изменениями, так и русский скульптор совершенно хладнокровно перенес в свои монументы 1834 года бронзовый отлив с хорошо ему известной, конечно, “Статуи Мира”.

На постаменте с пытающейся всползти на него змеей стоит портретный бюст Екатерины II в античном шлеме (в Фенине), графа Румянцева — в Гомеле. Справа, чуть опираясь на пьедестал, стоит аллегорическая женская фигура, одетая в ткани, прекрасно моделирующие ее грациозное тело, с копьем в левой отставленной руке и оливковой ветвью, символом мира, в правой. Тождество бронзовой фигуры с мраморным оригиналом полное, но, несмотря на это, почему-то не бросилось оно в глаза исследователям русского искусства. На пыльной деревенской улице этот памятник Фелице, точно ответ на колонну, поставленную Екатериной в Царском Селе, “Победам Румянцева”, кажется теперь каким-то чудным и неоправданным анахронизмом [133] . Впоследствии

в прекрасном, удивительно зрелом, но все еще всецело мартосовском памятнике графу Барклаю де Толли в Йыгевесте [134] Демут дал дальнейшее развитие воспринятому им женскому образу в фигуре Победы; венчающей венком бюст полководца, эффектно выделяющийся на фоне гранитного треугольника. Фигуры, барельефы, военная арматура — все это сообщает эстляндскому памятнику в деревенской церкви характер торжественного монумента, на который, если бы не обстоятельства, имел все права Барклай де Толли.

133

Этот памятник Екатерине II был демонтирован, вывезен в Москву и передан в фонды Музея архитектуры имени А.В. Щусева. В настоящее время установлен в Донском монастыре (примеч. ред.).

134

Надгробный памятник фельдмаршалу Барклаю де Толли работы В.И. Демут-Малиновского был поставлен в 1823 году в имении полководца Йыгевесте (Эстония).

Фамилия Румянцевых пресеклась с канцлером Николаем Петровичем [135] . Книги, коллекции, картины стали служить "благому просвещению". Родовые земли и усадьбы перешли к новым владельцам, придавшим им уже иной характер. Зениным владел в середине XIX века кн. Н.А. Дивов.

Печатавшиеся целых два года в “Русском архиве” записки гр. М.Д. Бутурлина [136] бесспорно являются одним из ценнейших источников для знакомства с русской усадебной жизнью первой половины XIX века. Усадьбы Калужской, Московской, Тульской, Рязанской губерний, где по обязанностям своей службы или по общественным связям бывал автор, — составляют длинный список, свыше ста мест. Граф Бутурлин, однако, не ограничивался литературными описаниями; свои способности рисовальщика, верно, унаследованные от матери, урожденной графини Воронцовой, он употребил на зарисовку тех мест, куда условия жизни или случай его приводили. Можно думать, что им составлено было несколько таких альбомов, где тщательность рисунка и прирожденный вкус в выборе мотивов искупают погрешности дилетантского почерка. Описывая Большую Алёшню, имение Кикиных-Волконских в Рязанской губернии, граф Бутурлин прямо сообщает, что им было снято много видов усадьбы, которые он предполагал издать при помощи литографии. Однако почему-то это намерение, несомненно, обогатившее бы скудную литографию русских усадеб, не осуществилось. Рисунки, хотя и были исполнены, не были размножены в литографических оттисках. Если бы не случайная находка, едва ли можно было бы познакомиться вообще с характером его иллюстраций к столь интересным запискам. В 1928 году лицом, назвавшимся вымышленным именем, был принесен в Музей изящных искусств альбом карандашных рисунков с предложением приобрести их. Перелистывая альбом с мелькавшими в нем видами Троицкого княгини Дашковой, Воронцовки графов Воронцовых, Городища и Зенина Дивовых, Большой Алёшни Волконских, Знаменского Бутурлиных, сразу показалась близкой вся эта серия зарисованных видов к запискам, напечатанным в “Русском архиве”. И действительно, почти все листы имели на себе подпись автора — гр. М.Д. Бутурлина. Покупка не состоялась, и альбом был взят владельцем обратно. Можно было думать, что ценнейший альбом этот, на несколько дней вышедший из забвения, снова канет в Лету. Однако тщательные поиски, произведенные в Тамбове, установили, во-первых, прежнее местонахождение альбома в Воронцовке, также адрес его владельца. Неведомыми путями рисунки графа Бутурлина оказались во владении некоего “красного командира”, у которого он и был приобретен автором настоящих строк. Таким образом, ценнейший иконографический материал оказался не потерянным для истории русского, в частности усадебного, искусства. Внимательное обследование показало, однако, что альбом сохранил не все свои листы. Ряд страниц из него был вырван, вероятно, какими-то любителями “картинок”. Это обстоятельство предрешило судьбы остальных листов. Три рисунка, изображающие Воронцовку, перешли в собственность автора до сих пор не напечатанной монографии об этой усадьбе А.В. Лебедева [137] , серия изображений Алёшни поступила в коллекцию Ю.Б. Шмарова [138] , один рисунок, представляющий давно сломанную, но крайне интересную для русского искусства двухшатровую церковь XVI века в Серпухове, поступил в Исторический музей как важный иконографический документ. В нашем собрании оказались остальные листы. Двум усадьбам своего родственника Н.А. Дивова — селу Городище на Оке и Зенину под Москвой — отвел в своем альбоме граф Бутурлин заметное место. Два рисунка изображают любопытнейший дом в Городище, построенный Дивовым в виде турецкой мечети с минаретом и псевдовосточными украшениями на стенах. Этот деревянный дом больше не существует; быть может, его восточный характер — некоторая дань couleur locale* (* здесь: местный колорит (франц.).) Рязанской губернии, где в татарском городе Касимове и посейчас видны еще некоторые остатки мусульманского искусства. Другие рисунки, более многочисленные, представляют Зенино со стороны сада, где на невысоком пригорке стоит небольшой дом, окруженный деревьями, и со стороны въезда, а также запечатлены постройки фермы, частично возведенные архитектором Дюкро в псевдорусском стиле, фермы, образцово здесь поставленной видным и передовым сельским хозяином своего времени, каким был Н.А. Дивов. Все эти постройки, частично уцелевшие до нашего времени, показывают то эклектическое искание новых форм зодчества, которое столь характерно для николаевской эпохи и которое не миновало и русской усадьбы.

135

Не совсем верно: усадьбой Троицкое-Кайнарджи до своей смерти в 1838 году владел Сергей Петрович Румянцев, который и был похоронен в специальном мавзолее при Троицкой церкви. Затем имение было разделено. Одна из дочерей графа была замужем за Н.А. Дивовым, которой досталось Зенино, другая за кн. Голицыным, к которому перешла центральная часть усадьбы (примеч. ред.).

136

Бутурлин М.Д. Записки графа Михаила Дмитриевича Бутурлина. Воспоминания, автобиография, исторические современные мне события и слышанные от старожилов, портреты, впечатления, артистические

сведения, литературные заметки и фамильная летопись // Русский архив. 1897. № 2-12; 1898. № 1-3, 5-12. Бутурлин Михаил Дмитриевич (1807—1876), военный историк, чиновник.

137

Лебедев Алексей Васильевич (1888—1944), член Общества изучения русской усадьбы.

138

Шмаров Юрий Борисович (1898—1989), член Общества изучения русской усадьбы, историк.

Любительский альбом графа Бутурлина, куда он заносил все “занимательное”, встречавшееся ему в городках и усадьбах, оказался чудесным документом об утраченном... В посмертном венке русским усадьбам одна веточка, несомненно, принадлежит этому мемуаристу и дилетанту-художнику...

Перово

С маленькой барочной церковкой в Перове связано предание — в ней будто бы венчалась Елисавета с графом Разумовским [139] . Прелестный памятник архитектуры первой половины XVIII века, этот храм стоит в связи с рядом однотипных усадебных церквей — в Черемушках, Измалкове, Марфине. Когда-то был в Перове дворец графа Разумовского. прелестный одноэтажный павильон во вкусе рококо, спроектированный волшебной фантазией Растрелли. Но его, увы, на много-много лет пережил бумажный чертеж-проект, сохранившийся в архиве.

139

По преданию, в Перове в 1742 году происходило венчание императрицы Елизаветы Петровны с генерал-фельдмаршалом Алексеем Григорьевичем Разумовским (1709—1771). Церковь сохранилась.

Под бледным ноябрьским солнцем оттаивают заиндевевшие листья на дорожках небольшого регулярного сада; в ажуре сплетенных веточек обнаженных лип акварельно-голубое небо, уже розовеющее закатной зарей, с расплывчатыми на нем облаками, желто-золотистыми и светло-зелеными просветами. Лиловатыми кажутся стволы лип, бросающих свои тени на дорожку, где из-под талого снега видны еще зеленая трава и пожухшие листья. В конце главной дорожки — деревянный дом с мезонином, уютный и типичный. И не знаешь, весна ли это или осень — ибо бывают улыбчивые дни осени, похожие на весну, и грустные дни весны, похожие на осень. И не знаешь, действительно ли это перовская усадьба [Тарновских] или картина Жуковского...

Маленькая усадьба эта — со своим домом в лесках, с милыми и типичными интерьерами внутри — характерный мотив для картин художников Союза [140] . Может быть, именно она, может быть, что-то бесконечно на нее похожее угадывается в картинах Жуковского, Виноградова, Средина, Якунчиковой. В 1915—1916 годах здесь обосновалась Никольская община сестер милосердия; в большой столовой с окнами на двор за овальным столом сидели сестры в синих форменных платьях и косынках на голове, точно монахини католического ордена. Целы были еще интерьеры дома, где уживались старинные вещи с реликвиями и сувенирами, посвященными Рихарду Вагнеру. Последний владелец, подобно Максимилиану Баварскому [141] , был поклонником немецкого композитора, имя которого он окружил своеобразным культом. Многочисленные портреты Вагнера, снимки с постановок, репродукции картин немецких художников, писавших на темы вагнеровских опер, германского эпоса и народных сказок, составляли убранство стен во многих комнатах. Пусть являлись все эти вещи противоположными к старинной мебели и старым книгам в кожаных корешках, размещенных в шкафах светлого ореха, и мраморной прекрасной вазе перед окном в гостиной — они все-таки создавали усадьбе оригинальное, неповторимое лицо, совершенно законно отражая культурные интересы человека нового поколения.

140

Союз русских художников (1903—1923).

141

Максимилиан II, Иосиф (1811—1864), король Баварский, сын короля Людовика, покровительствовал художникам, музыкантам и писателям.

Многих владельцев переменил с 1916 года желтый ампирный дом. Не осталось больше мебели — стульев с высокими резными спинками в столовой, мраморной вазы с тонкими на ней барельефами; расхватали чьи-то руки и сувениры вагнеровского культа. Может быть, сгнил, может быть, сгорел — а скорее всего растаскан по щепочкам этот уютный домик [Тарновских] в Перове.

Кузьминки

Мягкой растушевкой нарисован дом с колонным портиком под треугольным фронтоном, соединяющийся галереями с двумя флигелями. Запряженные цугом кони везут карету по cour d'honneur'у, отграниченному цепями, тумбами и постаментами с лежащими на них львами.

Этим листом открывается серия литографированных видов Кузьминок, повторенных с различными дополнениями еще в двух последующих изданиях.

Победоносное появление русских войск в Париже в 1814 году, Конгресс в Вене надолго отдалили от России бедствия и невзгоды войн. Москва и вся страна к западу от столицы залечивала свои раны после опустошений Отечественной воины. Политический горизонт омрачают лишь революции в странах Европы; но и они разбиваются о карантинные заграждения николаевского царствования, последним всплеском подняв к восстанию Польшу.

1812—1814 годы являют ощутимую грань и в строительстве. Из развалин, обгоревших обломков возникает новая Москва, и действительно: "Пожар способствовал ей много к украшенью". Громадные полуобгорелые дворцы — и среди них Пашков дом, дома Куракиных, Разумовских, Мусин-Пушкиных, Чернышевых, Бутурлиных, Еропкиных, Талызиных, Баташевых — отремонтированные и отделанные вновь — оказались свидетелями уже отживших вкусов вельможного, слегка фрондирующего барства екатерининской эпохи. На них смотрели с любопытством, чуть-чуть с иронией, но вместе с тем и с несомненным уважением, совершенно так же, как на стариков екатерининской эпохи, появлявшихся на балах в мундирах старых форм, в коротких панталонах и башмаках с пряжками...

Роскошное палаццо, занимающее целый квартал города, заменяет теперь особняк. Фасад его часто выходит прямо на улицу, двор и подъезд устроены сбоку, позади, стесненный клумбами, разбит небольшой сад. Самое большее — небольшой цветник, отграниченный решеткой, отделяет дом от улицы. Бове, Жилярди, Григорьев, Кутепов — архитекторы послепожарной Москвы — создают классические примеры таких скромных, интимных и изящных построек. Колонные портики, украшенные поясом иоников на капителях, близко приставлены к стенам, точно выражают и они общее стремление к экономии места. Окна прекрасно найденных пропорций, арочные в центре, прямоугольные по краям, разбивают гладь стен, где единственными сочными пятнами-украшениями являются пламенеющие, обвитые лентами свечи по сторонам медальона, венки и рустики. Архитектура стремится к простоте, к внутренней гармоничности.